Дэвид, который заметил автомобиль, едва они вышли из дверей, только сейчас понял: без очков Розмари не видит дальше своего носа. Подумал, что, возможно, из-за близорукости она и игнорировала его за обедом.
Розмари дала ему ключ от «Мерседеса», он открыл дверцу, помог ей сесть. Вдохнул идущий от нее запах вина, аромат духов, почувствовал жар ее тела. Потом обошел «Мерседес», чтобы сесть за руль, но не успел вставить ключ в замочную скважину, как дверца распахнулась: Розмари изнутри открыла ее. Дэвида это удивило, такой любезности он от нее не ожидал.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы разобраться с управлением «Мерседеса» Но ему сразу понравились и мягкость, и удобство сиденья, и запах, идущий от красноватой кожи… естественный запах или она спрыскивала салон каким-то особенным кожаным парфюмом? Машина слушалась его, как хорошо выдрессированный пес. Впервые он понял, почему некоторые люди получают от вождения несказанное удовольствие.
«Мерседес» просто летел по пустынным улицам. И ощущение полета так захватило Дэвида, что полчаса, которые они ехали до отеля «Беверли-Хиллз», сжались до одного мгновения. Все это время Розмари с ним не разговаривала. Она сняла очки, положила их в сумочку и затихла. Один раз бросила на него оценивающий взгляд. А потом смотрела прямо перед собой. Дэвид ни разу не повернулся к ней, не произнес ни слова. Он попал в одну из своих грез: вез прекрасную женщину в прекрасном автомобиле по самому прекрасному городу на свете.
Остановив «Мерседес» перед парадным подъездом «Беверли-Хиллз», Дэвид вытащил ключ из замка зажигания, протянул Розмари. Вылез из кабины, чтобы открыть ей дверцу. В этот самый момент мужчина в ливрее сбежал по выстланным красным ковром ступенькам, и, когда Розмари передала ему ключ, Дэвид понял, что его следовало оставлять в замке зажигания.
Розмари двинулась вверх по лестнице, и Дэвид вдруг осознал, что она полностью о нем забыла. А он из гордости не мог заставить себя напомнить ей о лимузине. Он не сводил с нее глаз. Под зеленым навесом, в напоенном ароматом цветов воздухе, в золотых огнях она казалась ему принцессой. Потом она остановилась, повернулась. Он видел ее лицо, такое прекрасное, что у Дэвида Джетни перехватило дыхание.
Он подумал, что она вспомнила о нем, ждет, пока он догонит ее. Но Розмари отвернулась и попыталась одолеть три последние ступеньки, отделявшие ее от дверей. Но споткнулась, сумочка выскользнула у нее из руки, ее содержимое рассыпалось по ковру. Дэвид уже бежал, чтобы помочь ей.
Чего только не было в этой сумочке. Отдельные тюбики помады, косметический набор, который, конечно же, раскрылся, вывалив на ковер все свои тайны, кольцо, на котором висели ключи (оно отщелкнулось, и ключи пришлось собирать по одному), пузырек с аспирином, еще какие-то лекарства, огромная розовая зубная щетка, зажигалка (сигарет не было), мешочек с голубыми трусиками и каким-то непонятным устройством. А еще бесчисленные монеты, смятые купюры, грязный носовой платок. И очки в золотой оправе, которые так хорошо смотрелись на классическом лице Розмари, а на красном ковре выглядели прямо-таки старческими.
Розмари с ужасом смотрела на всю эту выставку, а потом разрыдалась. Дэвид, опустившись на колени, ползал по ковру, запихивая все в сумочку. Розмари ему не помогала. Когда из отеля вышел кто-то из коридорных, Дэвид велел ему держать сумочку, а сам продолжал бросать в ее зев то, что еще лежало на ковре.
Наконец он подобрал все, взял полную сумочку из рук коридорного и протянул Розмари. Выглядела она такой униженной, и он не мог понять, почему. Розмари же вытерла слезы и сказала:
— Поднимемся ко мне. Посидим, пока не приедет лимузин. За весь вечер у меня не было возможности поговорить с тобой.
Дэвид улыбнулся. Ему вспомнились слова Гибсона Грэнджа: «Однако она хороша». Ему очень хотелось побывать в знаменитом отеле и подольше не расставаться с Розмари.
Зеленые стены коридора ему не понравились: в дорогом, высококлассном отеле они как-то не смотрелись. Но вот огромный люкс произвел должное впечатление. И роскошной обстановкой, и большим балконом-террасой. В одном углу был бар. Розмари подошла к нему, наполнила свой стакан, спросила, что он будет пить, налила и ему. Дэвид попросил виски. Пил он редко, но тут заметно занервничал. Розмари раздвинула двери, пригласила его на террасу. Там стояли белый столик со стеклянным верхом и четыре плетеных кресла.
— Посиди здесь, — Розмари указала на одно из них, — а я схожу в ванную. Потом мы поговорим, — и прошла в гостиную.
Дэвид сел, пригубил шотландское виски. Терраса выходила на сады отеля. Он видел бассейн и теннисные корты, дорожки, ведущие к бунгало. Трава лужаек зеленела под лунным светом, фонари подсвечивали розовые стены отеля. Дэвид млел от открывшейся перед ним красоты.
Розмари появилась минут через десять. Села, отпила из стакана. Она переоделась в белые слаксы и белый пуловер из кашемира. Рукава пуловера она сдвинула выше локтей. Повернулась к Дэвиду, ослепительно ему улыбнулась. Макияж она смыла, и такой нравилась Дэвиду даже больше. Губы уже не были такими сладострастными, глаза потеряли командный блеск. Она выглядела моложе и ранимее. Да и голос ее зазвучал мягче, исчезли начальственные нотки.
— Хок говорил, что ты — сценарист. Может, хочешь мне что-нибудь показать? Пришли, я посмотрю.
— Присылать пока нечего. — Дэвид улыбнулся в ответ. Он не мог допустить, чтобы она отвергла его сценарий.
— Но Хок говорил, что ты уже закончил один сценарий. Я постоянно работаю с новыми авторами. Но так трудно найти что-нибудь стоящее.
— Нет. Я написал четыре или пять, но сам и порвал. Они ужасные.
Они помолчали. Дэвид не возражал: молчание давалось ему легче, чем разговор.
— Сколько тебе лет? — спросила наконец Розмари.
— Двадцать шесть, — солгал Дэвид.
Розмари улыбнулась:
— Господи, как бы мне хотелось вновь стать такой молодой. Знаешь, я приехала сюда в восемнадцать. Хотела стать актрисой. Сыграла в нескольких эпизодах телефильмов. К примеру, продавщицу, у которой героиня что-то покупает. Потом встретила Хока, он сделал меня личным помощником и научил всему, что я сейчас знаю. Помог мне с первым фильмом, помогал и потом. Я люблю Хока, всегда буду любить. Но он бывает таким жестким. Вот и сегодня взял сторону Гибсона. — Розмари покачала головой. — Мне всегда хотелось быть такой же жесткой, как Хок. Я стараюсь копировать его.
— А я думаю, что он очень милый, мягкий человек.
— Он очень тебя любит, — ответила Розмари. — Да, он сам говорил мне об этом. Он говорил, что ты — вылитая копия своей матери и даже ведешь себя, как она. Он говорит, что ты действительно хочешь научиться ремеслу, а не просто пробиться наверх, растолкав всех локтями. Я тоже это вижу. Ты и представить себе не можешь, какое я испытывала унижение, когда рассыпала сумочку. А потом увидела, как ты все собирал и ни разу не взглянул на меня. Ты просто молодец. — Она наклонилась, поцеловала его в щеку. От нее пахло по-другому, сладковатыми духами.
Она резко поднялась, покинула балкон. Дэвид последовал за ней. Она сдвинула двери, заперла их.
— Сейчас вызову тебе лимузин. — Сняла трубку, но вместо того, чтобы нажать на кнопки, посмотрела на Дэвида. Тот стоял у двери на террасу. — Дэвид, я хочу обратиться к тебе с одной просьбой. Возможно, странной. Ты сможешь остаться у меня на ночь? Я ужасно себя чувствую, и мне не хочется оставаться одной. Но я хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь ко мне приставать. Можем же мы спать вместе, как друзья?
Дэвид остолбенел. Он и в горячечном сне не мог представить себе, что такая красавица будет его о чем-то просить. Как же ему повезло!
— Я это серьезно, — добавила Розмари. — Мне просто хочется, чтобы сегодня рядом со мной был такой милый мальчик. Но ты должен пообещать, что не будешь домогаться меня. Если попытаешься, я очень рассержусь.
У Дэвида голова шла кругом. Он глупо улыбнулся, словно не понимая, чего от него хотят.
— Я посижу на террасе или лягу на диване в гостиной.
— Нет, — покачала головой Розмари. — Я хочу, чтобы ты обнял меня, чтобы я заснула в твоих объятиях. Я просто не хочу быть одна. Можешь ты пообещать мне?
— Мне нечего надеть, — услышал Дэвид свой голос. — В кровати.
— Прими душ и ложись голым, — ответила Розмари. — Я не против.
Гостиную и спальню разделял холл, из которого дверь вела во вторую ванную. Там Дэвиду и пришлось принимать душ: в свою ванную Розмари его не пустила. Дэвид помылся, почистил зубы. На задней стороне двери висел банный халат. По спине тянулась надпись: «Отель «Беверли-Хиллз». Дэвид прошел в спальню и обнаружил, что Розмари все еще в ванной. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь лечь в кровать, уже разобранную ночной горничной. Наконец Розмари появилась из ванной во фланелевом халатике, так элегантно скроенном, что выглядела она, как кукла в магазине игрушек.
— Залезай в постель, — распорядилась она. — Дать тебе валиум или таблетку снотворного?
Дэвид уже понял, что она таблетку приняла. Она села на край кровати, потом легла. Дэвид последовал ее примеру. Они лежали бок о бок, когда Розмари выключила лампу на прикроватном столике, и спальня погрузилась в темноту.
— Обними меня, — попросила Розмари. Они долго лежали, обнявшись, потом она перекатилась на свою половину. — Приятных тебе снов.
Дэвид уставился в потолок. Снять халат он не решался. Чтобы она не думала, что ему хочется спать в ее постели голым. Его занимал один важный вопрос: что он скажет Хоку при их следующей встрече? Он же понимал, что станет всеобщим посмешищем, если станет известно, что он провел ночь с такой красавицей и ему ничего не обломилось. Хок еще может подумать, что Дэвид ему лжет. И он пожалел, что отказался от таблетки снотворного, которую предлагала ему Розмари. Но она уже крепко спала, до него едва доносилось ее тихое дыхание.
Дэвид решил перебраться в гостиную и вылез из кровати. Розмари приоткрыла глаз, сонно попросила: «Не мог бы ты принести мне стакан минеральной воды?» Дэвид прошел в гостиную, наполнил два стакана из бутылки «Эвиана», бросил в каждый по кубику льда. В свете горящей в коридорчике лампы он увидел, что Розмари сидит, подтянув к подбородку простыню. Она протянула за стаканом голую руку. В темноте спальни он промахнулся мимо руки, коснулся ее тела и понял, что Розмари успела скинуть халатик. Пока она пила, разоблачился и он.