Позднее обоих представителей президента Соединенных Штатов провели в прекрасный зал приемов, с террасами, оборудованными системой кондиционирования, и бассейном. Слуги в арабских одеждах принесли еду и напитки, в которых не содержалось ни капли алкоголя. Султан, окруженный советниками и телохранителями, приветствовал их.
Посол Валеб представил гостей. Берта Одика султан и так хорошо знал. Они частенько решали важные вопросы, связанные с добычей нефти. И Одик несколько раз принимал султана в Америке, куда он приезжал без лишней помпы. Поэтому султан тепло поздоровался с Одиком.
Второй представитель президента удивил султана, он понял, что его появление в Шерхабене — серьезная опасность, и впервые у него в голове мелькнула мысль о том, что ультиматум Кеннеди — не пустая угроза. Потому что перед ним стоял не кто иной, как Артур Уикс, советник президента по национальной безопасности и еврей. В военных вопросах его слово зачастую становилось решающим, и он занимал самую непримиримую позицию в отношении арабских государств, ведущих борьбу с Израилем. Султан отметил, что Артур Уикс не подал ему руки, лишь вежливо поклонился.
И тут же в голову султана пришла новая мысль: если угроза президента реальна, почему он посылает такого высокопоставленного чиновника, подвергая его серьезной опасности? Если, к примеру, он возьмет их в заложники, не остановит ли это нападение на Шерхабен? Неужели Берт Одик приехал, рискуя собственной жизнью? Насколько он знал Одика, такого просто быть не могло. Следовательно, возможность переговоров сохранялась и угроза Кеннеди не более чем блеф. Или Кеннеди рехнулся, ему без разницы, какая судьба будет ждать его послов, и он обязательно приведет в исполнение свою угрозу. Он оглядел зал приемов, в котором обычно занимался государственными делами. По роскоши с ним не могло сравниться ни одно помещение Белого дома. Стены выложены золотой фольгой, ковры — самые дорогие в мире, их рисунок невозможно повторить. Мрамор нежнейших оттенков. Разве можно все это уничтожить?
— Мой посол передал мне послание вашего президента, — с достоинством заговорил султан. — Откровенно говоря, я не поверил своим ушам. Чтобы лидер свободного мира бросался такими угрозами… не говоря уже о подкреплении их реальными действиями. И при чем тут я? Как я могу воздействовать на этого бандита Джабрила? Или ваш президент видит себя новым Аттилой? Ему представляется, что он правит Древним Римом, а не Америкой?
Первым ему ответил Одик:
— Султан Мауроби, я прилетел сюда как ваш друг, чтобы помочь вам и вашей стране. Президент не просто угрожает, он действительно намерен бомбить город Дак. Мне кажется, у вас нет выбора, вы должны выдать этого Джабрила.
Султан долго молчал, потом повернулся к Артуру Уиксу:
— А что делаете здесь вы? Неужели Америка готова пожертвовать таким важным человеком, как вы, если я откажусь выполнить требования вашего президента?
— Мы всесторонне обсудили вероятность того, что вы возьмете нас в заложники, — ответил Артур Уикс. Лицо его оставалось бесстрастным. По отношению к султану он не выказывал ни злобы, ни ненависти, вообще никаких чувств. — Как глава независимого государства, вы имеете право выражать недовольство, принимать ответные меры. И я здесь именно по этой причине. Чтобы заверить вас, что все надлежащие приказы военными получены. Как главнокомандующий вооруженных сил Америки, президент имеет право отдавать такие приказы. Город Дак в самое ближайшее время перестанет существовать. Еще через двадцать четыре часа, если вы не выполните требования президента, весь Шерхабен сотрут с лица земли. Всего этого уже не будет. — Он обвел рукой зал приемов. — И вам придется жить на милостыню глав соседних стран. Вы останетесь султаном, но без султаната.
Султан сдержал ярость. Повернулся ко второму американцу:
— Вам есть что добавить?
— В том, что Кеннеди собирается привести в действие свою угрозу, сомнений быть не может. Но в нашем государстве есть люди, которые с этим не согласны. Это решение может стоить ему президентства. — Он чуть ли не виновато посмотрел на Артура Уикса. — Я думаю, мы должны выложить на стол все карты.
Уикс мрачно смотрел на него. Он с самого начала опасался такого развития событий. Одик мог пойти на все ради спасения своих гребаных пятидесяти миллиардов. Он повернулся к султану:
— Требования президента остаются неизменными. Дальнейшие переговоры бессмысленны.
Одик вздохнул и вновь обратился к султану:
— Я полагаю справедливым, учитывая наши давние доверительные отношения, сообщить вам, что надежда у нас все-таки есть. И я считаю себя обязанным рассказать вам об этом в присутствии гражданина моей страны, а не на личной аудиенции. Конгресс Соединенных Штатов собирается на специальную сессию, чтобы объявить импичмент президенту Кеннеди. Если мы сможем объявить всему миру, что вы освободили заложников, я гарантирую, что Дак останется в неприкосновенности.
— И мне не придется сдавать Джабрила? — спросил султан.
— Нет. Но вы не должны настаивать на освобождении убийцы папы.
Султан при всей своей выдержке не смог сдержать ликования:
— Мистер Уикс, вам не кажется, что это более разумное решение?
— Моего президента подвергнут импичменту, потому что террорист убил его дочь? И при этом убийца останется на свободе? — спросил Уикс. — Нет, не кажется.
— Мы сможем добраться до этого парня позже.
Во взгляд, брошенный на Одика, Уикс вложил столько ненависти и презрения, что Одик понял: у него появился смертельный враг.
— Через два часа мы встретимся с моим другом Джабрилом. Вместе пообедаем и придем к соглашению. Я смогу убедить его, словами или силой. Но заложники будут освобождены лишь после того, как мы узнаем, что Дак в безопасности. Господа, я вам это обещаю как мусульманин и правитель Шерхабена.
Потом султан приказал начальнику коммуникационного центра сообщить ему о результатах голосования в Конгрессе, как только оно завершится. И отправил американцев в их апартаменты, чтобы они смогли принять ванну и переодеться.
Султан распорядился привезти Джабрила во дворец. Его привели в огромный зал приемов, и он сразу заметил, что у всех дверей и окон встали вооруженные гвардейцы султана. Джабрил, конечно же, почувствовал опасность, но понимал, что на данный момент он полностью во власти султана и с этим ничего не поделаешь.
Когда же Джабрила привели в покои султана, тот тепло обнял его, тем самым несколько успокоив тревогу террориста. Потом султан рассказал о беседе с американцами.
— Я пообещал им, что ты освободишь заложников без дальнейших переговоров. Теперь мы должны подождать решения американского Конгресса.
— Но это означает, что я должен бросить в беде моего друга Ромео. На моей репутации появится черное пятно.
Султан улыбнулся:
— Суд над убийцей папы обеспечит твоему движению мощнейшую рекламу. А то, что ты убил дочь президента Соединенных Штатов и при этом остался на свободе, прославит тебя в веках. Хороший ты мне преподнес сюрприз. Хладнокровно убить молодую женщину! Мне это совсем не по вкусу, да и ход не слишком удачный.
— В этом был определенный смысл, — ответил Джабрил. — Я с самого начала не собирался выпускать ее из самолета живой.
— И теперь ты можешь быть доволен. Ведь именно ты отрешил от должности президента Соединенных Штатов. Об этом ты не мог и мечтать. — Султан знаком руки подозвал одного из своих слуг. — Сходи в апартаменты американца, мистера Одика, и приведи его сюда.
Когда Берт Одик вошел в покои султана, он не протянул Джабрилу руки, никоим образом не проявил дружелюбия. Молча смотрел на него. Джабрил склонил голову, улыбнулся. Ему уже приходилось иметь дело с такими типами, присосавшимися к арабской земле, заключавшими контракты с султанами, эмирами, шейхами, которые обогащали Америку и другие страны.
— Мистер Одик, — обратился к нему султан, — пожалуйста, объясните моему другу, как ваш Конгресс может избавиться от вашего президента.
Одик объяснил. Столь убедительно, что Джабрил ему поверил. Но задал вопрос:
— А если что-то пойдет не так и вы не наберете две трети голосов?
— Тогда вам, мне и султану крепко не повезет, — мрачно ответил Одик.
Президент Френсис Завьер Кеннеди просмотрел бумаги, которые дал ему Мэттью Глейдис, и завизировал их. Отметил удовлетворенность, промелькнувшую на лице Глейдиса, понял, что сие означает: они вместе собирались натянуть нос американской общественности. В другое время, при других обстоятельствах он бы выразил неудовольствие подобной реакцией своего пресс-секретаря, но Френсис Кеннеди полностью отдавал себе отчет в том, что приближается самый критический момент его политической карьеры и тут уж все средства хороши.
В этот вечер Конгресс намеревался объявить ему импичмент, сославшись на двадцать пятую поправку Конституции. Может, он еще и мог выиграть войну, но это сражение оставалось не за ним. Берт Одик добьется освобождения заложников, Джабрил покинет Шерхабен. Смерть его дочери останется без отмщения. Убийца папы выйдет на свободу. Но Кеннеди рассчитывал, что его выступление по телевидению вызовет такой шквал телеграмм протеста, что многие члены Конгресса одумаются. Он знал, что народ поддерживает его действия. Он знал, что народ возмущен убийствами папы и его дочери. Народ чувствовал, как бьется его сердце. И он в этот момент чувствовал свое единение с народом. Народ был ему союзником в борьбе с продажным Конгрессом, с прагматичными и безжалостными бизнесменами, такими, как Берт Одик.
Всю свою жизнь он принимал близко к сердцу трагедии бедняков, с трудом справляющихся с тяготами жизни. В самом начале своей карьеры он дал себе клятву никогда не продаваться за деньги и свято ей следовал. Он все сильнее презирал власть богачей, которые использовали деньги вместо меча. Но никогда раньше он не испытывал к ним ненависти обездоленных. До этого дня. Потому что сегодня богачи объединились, чтобы свалить его. Потому что сегодня он должен победить, чтобы остаться на плаву.