Но он отказывался идти на поводу своей ненависти. Он понимал, что рассудок должен оставаться ясным. Даже если сегодня импичмент удастся и его отстранят от должности, он должен позаботиться о том, чтобы вернуть себе власть. А потом реализовать свои планы. Конгресс и богачи могли выиграть сражение, но он ясно видел, что войну им предстояло проиграть. Народ Соединенных Штатов не снесет такого унижения, в ноябре будут новые выборы. В целом этот кризис пойдет ему на пользу, даже если он и проиграет: его личная трагедия сыграет ему на руку. Но пока он не должен раскрывать свои планы даже ближайшему окружению.
Кеннеди понимал, что готовит себя к тому, чтобы взять абсолютную власть. В противном случае не оставалось ничего другого, как смириться с поражением и болью, разрывающей душу. Но этот путь быстро свел бы его в могилу.
В четверг, после полудня, за девять часов до специальной сессии Конгресса, которая собиралась для того, чтобы вынести импичмент президенту Соединенных Штатов, Френсис Кеннеди проводил совещание со своими советниками, руководством аппарата и вице-президентом Элен Дюпрей.
Последнее совещание перед голосованием, и все знали, что у противника есть необходимые две трети голосов. Кеннеди это понял по настроению присутствующих, подавленных, предчувствующих неминуемое поражение.
Он одарил всех радостной улыбкой и первым делом поблагодарил директора ЦРУ Теодора Тэппи, который отказался подписать декларацию об импичменте. Потом повернулся к вице-президенту Дюпрей и добродушно рассмеялся:
— Элен, я бы ни за что на свете не хотел оказаться на твоем месте. Ты хоть представляешь себе, сколько ты нажила врагов, отказавшись подписать документ, отрешающий меня от власти? А ведь ты могла бы стать первой женщиной — президентом Соединенных Штатов. Конгресс ненавидит тебя, потому что без твоей подписи его позиции далеко не так прочны. Мужчины будут ненавидеть тебя за такую щедрость души. Феминистки назовут предательницей. Господи, ты же профессионал. Как ты могла дойти до жизни такой? Между прочим, я хочу поблагодарить тебя за верность.
— Они не правы, мистер президент, — ответила Дюпрей. — И они не правы в том, что продолжают упорствовать. Есть у нас хоть один шанс на переговоры с Конгрессом?
— Я не могу идти на переговоры, — покачал головой Кеннеди. — А они не хотят. — Он повернулся к Дэззи: — Мои приказы выполняются? Авианосцы идут к Даку?
— Да, сэр. — Дэззи заерзал. — Но начальники штабов не дали окончательной команды. Будут ждать голосования в Конгрессе. Если импичмент удастся, они вернут самолеты на базу. — Он помолчал. — Они не ослушались приказа. Но полагают, что могут не следовать ему, если сегодня Конгресс проголосует за импичмент.
Кеннеди вновь посмотрел на Дюпрей. Лицо его стало серьезным.
— Если импичмент удастся, президентом станешь ты. Ты прикажешь Объединенному комитету штабов продолжать подготовку к уничтожению Дака? Отдашь такой приказ?
— Нет, — ответила Дюпрей. Последовала долгая пауза. Вице-президент заговорила вновь, обращаясь непосредственно к Кеннеди: — Я доказала свою преданность. Как вице-президент, я поддержала решение бомбить Дак. Я отказалась подписать декларацию об импичменте. Но став президентом — а я очень надеюсь, что этого не произойдет, — я буду руководствоваться собственной совестью и принимать свои решения.
Кеннеди кивнул. Улыбнулся, и эта мягкая улыбка растопила ее сердце.
— Ты совершенно права. Я задал вопрос, чтобы узнать твою позицию, а не для того, чтобы в чем-то убеждать тебя. — Он обратился ко всем: — Теперь самое важное — подготовить основу моего сегодняшнего выступления по телевидению. Юджин, ты договорился с телевещательными компаниями? Они сообщили о моем выступлении в информационных выпусках?
— Лоренс Салентайн пришел в Белый дом, чтобы обсудить эти вопросы. Что-то тут не так. Пригласить его сюда? Он ждет в моей приемной.
— Они не посмеют. — Кеннеди покачал головой. — Они не посмеют так открыто демонстрировать свою силу. — Он надолго задумался. — Позови его сюда.
Ожидая Салентайна, они обсуждали продолжительность речи.
— Не более получаса, — твердо заявил Кеннеди. — Этого времени мне вполне хватит.
Они все понимали, что он имеет в виду. Френсис Кеннеди мог покорить любую телеаудиторию. В его магическом голосе звучала музыка великих ирландских поэтов. При этом мелодичность речи ничуть не мешала железной логике его рассуждений.
Когда Лоренс Салентайн вошел в кабинет, Кеннеди даже не поздоровался с ним, сразу перейдя к делу:
— Я надеюсь, что не услышу от вас того, о чем думаю.
— Я не представляю себе, о чем вы думаете, — холодно ответил Салентайн, — но все национальные телекомпании уполномочили меня сообщить вам о нашем совместном решении не предоставлять вам время для выступления сегодня вечером. Для нас это будет означать вмешательство в процесс импичмента.
Кеннеди улыбнулся:
— Мистер Салентайн, импичмент, даже если мне его объявят, продолжится лишь тридцать дней. И что потом?
Никогда раньше Френсис Кеннеди не говорил столь угрожающим тоном. И Салентайн не мог не подумать о том, что он и главы других национальных телекомпаний ввязались в очень опасную игру. Выдача и обновление лицензий на телевещание федеральными ведомствами давно уже превратились в простую формальность, но сильный президент мог завернуть гайки. Салентайн понял, что здесь необходима предельная осмотрительность.
— Мистер президент, мы должны отказать вам в предоставлении эфира. Потому что мы чувствуем нашу ответственность. К моему сожалению, к сожалению всех американцев, уже начата процедура импичмента. Это великая трагедия, и я очень вам сочувствую. Но все национальные телекомпании едины в том, что ваше выступление не послужит интересам нации и демократического процесса. — Он помолчал. — Но после того как Конгресс вынесет свое решение, положительное или отрицательное, мы тут же предоставим вам время для выступления.
Френсис Кеннеди зло рассмеялся:
— Вы можете идти.
Один из агентов Секретной службы вывел Лоренса Салентайна за дверь.
А Кеннеди обратился к сидящим за столом:
— Господа, вы можете мне поверить. — Кеннеди не улыбался, синие глаза приобрели стальной оттенок. — Они перегнули палку. Своими действиями они попрали дух Конституции.
На несколько миль вокруг Белого дома улицы запрудили автомашины и автобусы телевизионщиков. Лишь посередине оставались узкие коридоры для проезда государственных автомобилей. Конгрессменов, направляющихся на Капитолийский холм, бесцеремонно атаковали толпы журналистов. Наконец в информационных выпусках по всем центральным каналам прошло официальное сообщение о том, что в одиннадцать вечера Конгресс собирается на специальное заседание, чтобы отрешить президента Кеннеди от власти.
В Белом доме Кеннеди и его аппарат сделали все возможное, чтобы отразить атаку законодателей. Оддблад Грей обзванивал сенаторов и членов Палаты представителей, буквально умоляя их проголосовать против импичмента. Юджин Дэззи вел бесконечные переговоры с членами Сократовского клуба, стараясь перетянуть на сторону президента хотя бы отдельных представителей большого бизнеса. Кристиан Кли официально уведомил лидеров Конгресса о том, что без подписи вице-президента процедура импичмента является незаконной.
Около одиннадцати Кеннеди и руководители его аппарата встретились в Желтой комнате, чтобы следить за происходящим в Конгрессе по экрану большого телевизора. По коммерческим каналам сессия Конгресса не транслировалась, шла лишь ее видеозапись, но в Белый дом «картинка» поступала по специальному каналу.
Конгрессмен Джинц и сенатор Ламбертино потрудились на славу. Обе палаты Конгресса работали синхронно. Сол Тройка и Элизабет Стоун обеспечили подготовку всех необходимых документов.
В Желтой комнате президент Френсис Кеннеди и его ближайшие помощники наблюдали за процедурой импичмента. На все формальности и голосование требовалось время. Но они уже знали, каким будет исход. Конгресс и Сократовский клуб добились своего. Кеннеди повернулся к Оддбладу Грею:
— Отто, ты сделал все, что мог.
В этот момент один из дежурных секретарей вошел в Желтую комнату и протянул Дэззи только что полученный факс. Дэззи прочитал текст, на его лице отразился ужас. Он протянул факс Кеннеди.
А на экране телевизора, с большим запасом перехлестнув за необходимые две трети голосов, Конгресс проголосовал за импичмент президента Кеннеди.
Пятница, шесть утра. Шерхабен
В четверг, в одиннадцать вечера по вашингтонскому времени, то есть в пятницу, в шесть утра по времени Шерхабена, султан завтракал со своими гостями на террасе зала приемов. Американцы Берт Одик и Артур Уикс пришли на несколько минут раньше хозяина. Султан появился в компании Джабрила. На огромном столе стояли вазы с фруктами и напитки, как холодные, так и горячие.
Султан Мауроби широко улыбался. Он не представил Джабрила американцам, а сразу перешел к делу:
— Я с радостью объявляю вам, и сердце мое переполнено счастьем, что мой друг Джабрил согласился освободить всех заложников. Он более не выставляет никаких требований, и я надеюсь, что его примеру последует и ваша страна.
Лицо Артура Уикса покрылось капельками пота.
— Я не уполномочен менять требования моего президента. Вы должны выдать этого убийцу.
Султан улыбнулся:
— Он более не президент. Американский Конгресс проголосовал за импичмент. Мне сообщили, что приказ о бомбардировке Дака уже отменен. Заложники будут освобождены, вы отпразднуете победу. Это все, на что вы можете рассчитывать.
Джабрил чувствовал небывалый подъем энергии: его стараниями президента Соединенных Штатов отстранили от власти. Он заглянул в глаза Уикса и увидел, что они полны ненависти. Этот человек занимал высокий пост в самой сильной армии мира, а он, Джабрил, вышел победителем. Ему вспомнилось, как он приставил пистолет к шее Терезы Кеннеди. Вспомнилось чувство сожаления, которое испытал в тот момент, когда нажимал на спусковой крючок. Вспомнилось, как сжалось сердце, когда ее тело полетело на раскаленный бетон.