Элизабет Стоун задумалась.
— Ты можешь попросить Джинца вызвать Кли повесткой на заседание комиссии Палаты представителей. Я попрошу о том же сенатора Ламбертино. Мы сможем раскрутить Кли.
— Кеннеди воспользуется своим правом и запретит ему давать показания. Так что повестками мы можем подтереть себе задницы.
Элизабет обычно забавляла его вульгарность, особенно в постели, но на этот раз она даже не улыбнулась.
— Воспользовавшись этим правом, он причинит себе немалый вред. Газеты и телевидение поднимут страшный шум.
— Хорошо, мы можем вызвать Кли повестками. А как насчет того, чтобы нам вдвоем заглянуть к Оддбладу Грею? Мы не сможем заставить его говорить, но, возможно, он сам скажет все, что нас интересует. В душе он идеалист, и, возможно, психологически он в ужасе от действий Кли по предотвращению атомного взрыва. Может, он даже знает что-то конкретное.
Они сделали удачный ход, решив переговорить с Оддбладом Греем. Поначалу он не хотел встречаться с ними, но Элизабет воспользовалась своими связями с вице-президентом Элен Дюпрей. Ей Грей отказать не мог.
Разговор начал Сол Тройка.
— Вам не кажется странным, что генеральный прокурор Кристиан Кли арестовал этих двух молодых людей задолго до взрыва, но не смог получить от них никакой информации?
— Они сослались на свои конституционные права, — осторожно ответил Грей.
— У Кли репутация решительного и находчивого человека. Неужели такие сосунки, как Гризз и Тиббот, смогли ему противостоять?
Грей пожал плечами:
— Никто не знает, что у Кли на уме.
Вот тут Элизабет Стоун задала вопрос в лоб:
— Мистер Грей, нет ли у вас конкретной информации или каких-то причин полагать, что генеральный прокурор тайно допросил этих молодых людей?
Вопрос разозлил Грея. Но, с другой стороны, подумал он, почему я должен защищать Кли? В конце концов, в Нью-Йорке погибли в основном черные.
— Мой ответ будет неофициальным, и я буду все отрицать даже под присягой. Кли провел секретный допрос при выключенных записывающих устройствах. Никаких улик не осталось. Можно предполагать самое худшее. Но вы должны верить, что президент не имел к этому ни малейшего отношения.
Глава 19
Ранним майским утром, перед встречей с президентом, Элен Дюпрей отправилась на пятимильную пробежку, чтобы на свежую голову оценить сложившуюся ситуацию. Она понимала, что не только администрация, но она сама оказалась на распутье.
Приятно, конечно, осознавать, что и Кеннеди, и его ближайшие помощники считают тебя героем, потому что ты отказалась подписать петицию об отстранении Кеннеди от должности. Совесть ее осталась чиста, но возникли новые, очень тревожные вопросы. Что в действительности сделал Кли? Мог ли он предотвратить взрыв атомной бомбы? Или, наоборот, позволил ей взорваться, понимая, что этим он спасет президента? Она допускала, что Кли на такое способен, а вот Френсис Кеннеди — нет. И Кли мог действовать без ведома и согласия Кеннеди.
И все же. И все же. От Кеннеди теперь исходила аура опасности. Он, безусловно, пытался подчинить Конгресс своей воле. И как он намеревался использовать «карманный» Конгресс? Прежде всего в рамках законов РИКО предъявить обвинения виднейшим членам Сократовского клуба. Уже это являлось чрезвычайно опасной демонстрацией силы. И не мог ли он сдать на слом все демократические и этические принципы ради того, чтобы построить Америку своей мечты? Кеннеди пытался защитить Кли, а Оддблад Грей нападал на генерального прокурора. Элен Дюпрей боялась этого конфликта. Аппарат президента существовал лишь для того, чтобы служить президенту. Его сотрудникам, как и вице-президенту, полагалось во всем поддерживать президента. Полагалось. И свое несогласие она могла выразить только одним способом — уходом в отставку. Для Кеннеди это решение стало бы тяжелейшим ударом. А для нее означало бы конец политической карьеры. На нее легло бы клеймо предателя. И бедный Френсис, как он поступит с Джабрилом?
Элен видела, что в безжалостности Кеннеди уже ничем не уступал своим оппонентам: Конгрессу, Сократовскому клубу, Джабрилу. Да, Френсис мог уничтожить их всех: личные трагедии изменили его далеко не в лучшую сторону.
Она чувствовала, как ее прошиб пот, мышцы ног гудели, но ей хотелось бежать и бежать, чтобы никогда не возвращаться в Белый дом.
Доктор Зед Энаккони терпеть не мог заседаний аппарата президента. Не любил он общаться с политиками. И никогда не согласился бы занять пост советника президента по медицинской науке, если бы не понимал, что только так ему удастся обеспечить надлежащее финансирование своему любимому Национальному институту изучения деятельности мозга.
Собственно, иметь дело непосредственно с Френсисом Кеннеди ему нравилось. Президента отличал блестящий ум, он все схватывал на лету, хотя утверждения многих газет, что из Кеннеди мог выйти блестящий ученый, не выдерживали никакой критики. Но Кеннеди, безусловно, понимая непреходящую важность научных исследований, отдавал себе отчет в том, что иногда даже самая фантастическая гипотеза могла просто облагодетельствовать человечество. Нет, с Кеннеди у него проблем не возникало. Чего он не мог сказать об администрации президента, Конгрессе и прочих бюрократических монстрах. К списку следовало добавить ЦРУ и ФБР, которые постоянно заглядывали через его плечо.
До поступления на государственную службу доктор Энаккони не представлял себе глубины пропасти, разделяющей науку и общество. В то время как в науке человеческий разум добился впечатляющего прогресса, политические и социологические аспекты существования общества практически застыли на месте.
Он никак не мог взять в толк упорство, с которым человечество стремилось воевать, хотя войны требовали огромных материальных расходов и не приносили никакой пользы. Его возмущало, что мужчины и женщины по-прежнему убивали друг друга, хотя имелись медикаментозные средства и методы лечения, позволяющие успешно подавлять жажду убийства. Его возмущали атаки политиков и средств массовой информации на ученых, изучающих генетику человека. Им хватало наглости утверждать, что ученые посягают на святую душу. Неужели кто-то не понимал, что без улучшения генетического кода человечество обречено на вымирание?
Повестку дня совещания доктору Энаккони сообщили заранее. Полной уверенности в том, что взрыв атомной бомбы — часть общего плана террористов, направленного на дестабилизацию американского общества, не было. Предстояло установить наличие связи между двумя молодыми физиками, Гриззом и Тибботом, и лидером террористов Джабрилом. Вот доктора Энаккони и хотели спросить о целесообразности проведения сканирования мозга с использованием химических препаратов.
Доктора Энаккони такая постановка вопроса раздражала. Почему его не попросили провести сканирование до взрыва атомной бомбы? Кристиан Кли утверждал, что он занят кризисом с заложниками, а угроза взрыва не так уж серьезна. Идиотская логика, по-другому и не скажешь. Президент Кеннеди отказался подписать указ о сканировании из гуманистических соображений. Да, если бы оба молодых человека оказались невиновными и сканирование повредило бы мозг, решение президента назвали бы античеловечным. Так что Энаккони не сомневался, что политики просто перестраховались. Он же подробно рассказывал Кеннеди о процедуре, и Кеннеди понимал, что процесс сканирования практически безвреден, зато человек говорит правду и ничего, кроме правды. Они могли бы обнаружить и демонтировать бомбу. Времени бы хватило.
Печально, конечно, что погибло столько людей, но Энаккони не мог не восхищаться двумя молодыми учеными. Даже сожалел о том, что не обладает такой же, как они, силой духа. Они доказали свою правоту, пусть страшным способом, но доказали. Человек становится умнее, обладает все большим запасом знаний, а потому многократно возрастает угроза того, что атомную опасность будут представлять не государства, а личности. Ту же угрозу могут представлять собой и зарвавшиеся бизнесмены, и лидеры маленьких государств, страдающие манией величия. Но эти блестящие физики, очевидно, думали о политических, а не научных способах регулирования ситуации. Они думали о том, чтобы политики надели узду на науку, остановили ее продвижение. А ответ, разумеется, лежал в изменении генетического кода человека, с тем чтобы сама идея насилия стала для него неприемлемой. Поставить тормоза на гены, точно так же, как их ставят на локомотив. Просто, как апельсин.
Ожидая прибытия президента в зал заседаний кабинета министров в Белом доме, Энаккони погрузился в изучение статей и служебных материалов, которые захватил с собой. Общение с ближайшими помощниками президента не доставляло ему удовольствия. Кристиан Кли держал под неусыпным контролем деятельность Национального института изучения деятельности мозга и регулярно накладывал гриф секретности на те или иные темы. Энаккони это не нравилось, и он всякими способами пытался обойти решения Кли. Но очень часто ему приходилось признавать, что Кли удавалось его перехитрить. Что же касалось Юджина Дэззи, Оддблада Грея и Артура Уикса, то эти примитивные люди ничего не понимали в науке, занимаясь такой ерундой, как регулирование жизни общества и управление государством.
Он заметил, что на совещании присутствуют и вице-президент Элен Дюпрей, и директор ЦРУ Теодор Тэппи. Доктор Энаккони не переставал удивляться тому, что пост вице-президента Соединенных Штатов занимает женщина. Он чувствовал, что это решение Кеннеди антинаучно. В своих исследованиях он не терял надежды обнаружить фундаментальное отличие мужского мозга от женского и очень удивлялся, что до сих пор сделать это не удалось. Удивлялся потому, что не считал женщин способными управлять государством.
Теодора Тэппи он всегда полагал неандертальцем. Действительно, кто еще мог тратить столько усилий ради того, чтобы выгадать какую-то ерунду в межгосударственных отношениях. В долговременной перспективе деятельность Тэппи и его ведомства была просто ли