шена всякого смысла.
Доктор Энаккони достал из брифкейса еще стопку статей. Одна его очень заинтересовала. В ней шла речь о гипотетической частице, названной тахионом. Он подумал, что ни один из присутствующих, скорее всего, даже не слышал такого слова. А вот доктор Энаккони, хотя и специализировался на изучении деятельности мозга, полагал для себя необходимым быть в курсе последних научных достижений в любой области человеческого знания.
Поэтому сейчас он читал статью о тахионах. Существовали тахионы или нет? Физики спорили об этом последние двадцать лет. Своим существованием тахионы опрокидывали теории Эйнштейна. Они могли развивать скорость больше световой, а Эйнштейн полагал такое невозможным. Конечно же, в качестве оправдания указывалось, что тахионы уже в самом начале двигались со скоростью больше световой, но как это следовало понимать? Опять же, тахионы имели отрицательную массу. Такого тоже быть не могло. Но невозможное в реальной жизни становилось очень даже возможным в непонятном мире чистой математики. И что из этого следовало? Кто мог это знать? Кого это волновало? Уж точно, ни одного из тех, кто собрался в этой комнате. А ведь на совещании присутствовали некоторые из самых могущественных людей планеты. Вот она, ирония судьбы. Тахионы могли изменить человеческую жизнь куда в большей степени, чем эти люди.
Наконец появился президент, все встали. Доктор Энаккони отложил свои бумаги. Он знал, что время, проведенное на совещании, не будет потеряно зря, если он будет подсчитывать, кто и сколько раз моргнет. Исследования показали, что частота моргания находится в прямой зависимости от того, говорит человек правду или лжет. Сегодня, похоже, моргать будут часто.
Френсис Кеннеди пришел на совещание в брюках, белой рубашке и безрукавке из синего кашемира. Для человека, обремененного столькими заботами, настроение у него было на удивление хорошее.
Поприветствовав присутствующих, он посмотрел на своего советника по науке:
— Мы пригласили сегодня доктора Энаккони, чтобы определиться, как нам отвечать на вопрос, связан террорист Джабрил с атомным взрывом в Нью-Йорке или нет. А также для того, чтобы дать достойный ответ на многочисленные обвинения газет и телевидения, утверждающих, что администрация могла обнаружить бомбу до взрыва.
Элен Дюпрей сочла необходимым задать встречный вопрос:
— Мистер президент, в вашей речи в Конгрессе вы сказали, что Джабрил — часть атомного заговора. Вы сделали на этом упор. Имеются ли веские доказательства его причастности к взрыву атомной бомбы?
Этот вопрос не стал для Кеннеди неожиданностью, так что ответил он ровно и спокойно:
— Тогда я верил, что это так, верю и сейчас.
— Но как насчет веских доказательств? — поддержал вице-президента Оддблад Грей.
Кеннеди на мгновение встретился взглядом с Кли, повернулся к доктору Энаккони, улыбнулся:
— Для этого мы здесь и собрались. Чтобы выяснить. Доктор Энаккони, что вы скажете по этому поводу? Может, вы сможете нам помочь. И, сделайте мне одолжение, перестаньте искать секреты мироздания в вашем блокноте. Вы и так открыли их предостаточно.
Доктор Энаккони действительно исписал лист блокнота математическими формулами. И понял, что последние фразы президента — упрек, пусть и скрытый комплиментом.
— Я все еще не понимаю, почему вы не подписали указ, разрешавший провести сканирование мозга до взрыва, — ответил он. — Эти двое молодых людей уже находились под арестом. Согласно закону о контроле над атомным оружием вы имели полное право подписать такой указ.
— Если вы помните, в тот момент мы занимались, как нам тогда представлялось, куда более серьезным кризисом, — вмешался Кристиан Кли. — Я думал, что спешки со сканированием нет. Гризз и Тиббот заявляли, что они невиновны, а на основе имеющихся у нас улик мы могли их только арестовать. Для вынесения обвинения улик не хватало. А потом отец Тиббота получил информацию об аресте, и нам тут же пришлось иметь дело с очень опытными адвокатами, которые грозили доставить нам кучу неприятностей. Вот мы и решили подождать, пока не разрешится другой кризис и мы не получим новые доказательства вины арестованных.
— Кристиан, — спросила вице-президент Дюпрей, — от кого Тиббот-старший мог получить информацию об аресте сына?
— Мы проверяем архивы бостонской телефонной компании, чтобы понять, кто и откуда звонил Тибботу-старшему. Но результатов, к сожалению, нет.
— С той техникой, что имеется в вашем распоряжении, вы должны были с этим разобраться, — вставил Теодор Тэппи, директор ЦРУ.
— Элен, ты уводишь нас в сторону, — мягко заметил Кеннеди. — Давайте все-таки сосредоточимся на главном. Доктор Энаккони, позвольте мне ответить на ваш вопрос. Кристиан пытается отвести от меня удар, для этого, собственно, президенту и нужен аппарат. Но я сам принял решение не подписывать указ по сканированию. Согласно вашим же исследованиям эта процедура может привести к повреждению мозга, и я не хотел идти на такой риск. Молодые люди все отрицали, на тот момент не было доказательств существования атомной бомбы, о которой говорилось в письме. А сейчас средства массовой информации, поддерживаемые некоторыми членами Конгресса, дезориентируют общественное мнение, утверждая, что администрация президента могла предотвратить взрыв. Я хочу задать вам технический вопрос. Можем ли мы исключить связь между Джабрилом и профессорами Гриззом и Тибботом, проведя сканирование мозга только одному из них? Решит ли это стоящую перед нами проблему?
— Да, — без запинки ответил доктор Энаккони. — Но сейчас обстоятельства изменились. Вы хотите воспользоваться законом о контроле над атомным оружием для того, чтобы собрать доказательства для обычного судебного процесса, а не поиска заложенного террористами атомного устройства. В такой ситуации вышеупомянутый закон не разрешает использования химического сканирования мозга.
— А кроме того, — добавил Дэззи, — с такими адвокатами мы и близко не подойдем к этим мальчишкам.
Президент холодно улыбнулся Дэззи.
— Доктор, у нас есть Джабрил. Я хочу, чтобы Джабрилу сделали сканирование. И задали ему следующий вопрос: существовал ли заговор? И являлся ли взрыв атомной бомбы частью этого заговора? Если ответ будет положительным, его значение будет трудно переоценить. Возможно, заговорщики продолжают действовать. Возможно, готовятся взрывы и в других городах. Возможно, члены террористической Первой сотни уже сейчас устанавливают атомные бомбы. Вы это понимаете?
— Мистер президент, вы действительно верите в существование такой возможности? — спросил доктор Энаккони.
— Мы должны исключить всякое сомнение, — ответил Кеннеди. — И тогда я подпишу указ о сканировании мозга, исходя из закона о контроле над атомным оружием.
— Поднимется страшный шум, — подал голос Артур Уикс. — Они заявят, что мы хотим провести лоботомию.
— А разве мы не хотим? — сухо спросил Дэззи.
Доктора Энаккони охватила злость, сдерживаемая лишь присутствием президента Соединенных Штатов.
— Это не лоботомия, — отчеканил он. — Это сканирование мозга с использованием специальных химических веществ. Процедура не принесет пациенту вреда.
— Если только кто-то что-то не напутает, — усмехнулся Дэззи.
— Мистер президент, исход допроса будет определять текст нашего заявления для прессы, — подал голос пресс-секретарь Мэттью Глейдис. — Нам нужно быть очень осторожными. Если допрос докажет связь между Джабрилом, Гриззом и Тибботом, мы на коне. Если же выяснится, что связи нет, нам многое придется объяснять.
— Перейдем к следующим вопросам, — резко ответил Кеннеди.
Юджин Дэззи справился с лежащим перед ним листом бумаги.
— Конгресс хочет, чтобы Кристиан дал показания в комиссиях, расследующих обстоятельства атомного взрыва. И сенатор Ламбертино, и конгрессмен Джинц жаждут прижать его к стенке. Они заявляют, и пресса уже растиражировала эти заявления, что на многие вопросы в этой очень загадочной истории может ответить только генеральный прокурор Кристиан Кли.
— Воспользуемся привилегией исполнительной власти, — решил Кеннеди. — Как президент, я приказываю ему не давать показания в комиссиях Конгресса.
Доктор Энаккони, заскучавший от политических дискуссий, вдруг игриво спросил:
— Кристиан, а почему бы вам не вызваться добровольцем и не пройти сканирование мозга? Тогда ни у кого не останется сомнений в вашей невиновности. И вы подтвердите важность и полезность этой процедуры.
— Док, мне нет необходимости доказывать кому-либо свою невиновность, как вы ее называете. Невиновность — это такая штука, которую никогда не сможет установить ваша гребаная наука. И у меня нет ни малейшего желания подвергать себя сканированию, чтобы подтверждать достоверность показаний другого человека. Невиновность или моральные принципы здесь не обсуждаются. Речь идет о применении силы для обеспечения порядка. То есть о той области, в которой ваша наука бесполезна. Как вы не раз говорили мне, нельзя совать нос туда, где ты некомпетентен. Поэтому идите на хер.
На заседаниях аппарата президента эмоции выплескивались крайне редко. И еще реже кто-либо позволял себе ввернуть крепкое словцо в присутствии вице-президента Дюпрей. И не потому, что Элен Дюпрей была пуританкой. Поэтому вспышка Кли всех удивила.
А доктор Энаккони просто не поверил своим ушам. Он всего лишь пошутил. Кли ему очень нравился. Любезный, образованный, очень умный, поумнее многих адвокатов. Доктор Энаккони, как большой ученый, гордился тем, что обладал достаточным багажом знаний в любой области человеческой деятельности. И Кли крепко обидел его.
— Вы работали в ЦРУ, мистер Кли, — вырвалось у него. — На здании штаб-квартиры этой достопочтенной организации висит мраморная доска, на которой выбито: «Познай истину, и истина подарит тебе свободу».
Кристиан уже взял себя в руки:
— Я этого не писал. И сомневаюсь в справедливости этих слов.