— В принципе, ответы Джабрила нам не нужны?
— Нет.
— Кристиан в курсе?
Ответ дался Кеннеди нелегко, но главные трудности еще лежали впереди.
— Забудь про Кристиана.
Тэппи кивнул. Тэппи сидел в ним в одной лодке. Тэппи все понял. И теперь смотрел на Кеннеди, как слуга — на хозяина, готовый получить задание, которое свяжет их на веки вечные.
— Как я понимаю, письменного приказа не будет.
— Нет. Все инструкции ты получишь прямо сейчас.
— Главное, чтобы они были точными, — вновь улыбнулся Тэппи.
Кеннеди кивнул, именно такой реакции он и ожидал.
— Доктор Эннаккони никогда этого не сделает. Год тому назад я бы сам даже не подумал об этом.
— Я понимаю, мистер президент.
— После того как Джабрил согласится пройти тест, я передам его медицинскому управлению ЦРУ. Твои специалисты проведут сканирование. И обнародуют результаты.
Он заметил сомнение в глазах Тэппи. Но сомневался директор ЦРУ не в этичности идеи Кеннеди, а в возможности ее осуществления.
— Мы говорим не об убийстве, — нетерпеливо бросил Кеннеди. — Я не так глуп или аморален. Если б я хотел убить Джабрила, то обратился бы к Кристиану.
Тэппи ждал.
И Кеннеди понял, что должен произнести роковые слова.
— Клянусь, что я прошу об этом для блага страны. Останется Джабрил в тюрьме или выйдет на свободу, он больше не должен угрожать Америке. По словам доктора Энаккони, даже в его новом методе существует вероятность побочных эффектов, которые могут привести к полной потери памяти. А человек без памяти, без веры и убеждений не опасен. И может мирно дожить до конца своих дней.
Кеннеди без труда расшифровал взгляд Тэппи, взгляд хищника, который вдруг обнаружил, что есть и другие хищники, ничуть не уступающие ему в жестокости.
— Можешь ты собрать команду, которая все это проделает? — спросил Кеннеди.
— Смогу, если объясню им ситуацию, — ответил Тэппи. — Они поймут, что эта мера необходима для обеспечения безопасности страны.
Поздней ночью Теодор Тэппи привел Джабрила в личные апартаменты Кеннеди. Вновь встреча не заняла много времени, разговор шел только по делу.
— Америке очень важно знать о вашем участии в заговоре, результатом которого стал атомный взрыв. Люди устали бояться. А вам важно очистить себя от этих обвинений. Да, вас будут судить за другие преступления и, скорее всего, приговорят к пожизненному заключению. Но я обещаю, что у вас будет возможность контактировать с вашими друзьями. Предположим, им удастся захватить важных заложников и потребовать вашего освобождения. Думаю, я смогу согласиться с таким требованием. Но при одном условии — если будет доказана ваша полная непричастность к атомному взрыву… Я вижу, у вас есть какие-то сомнения.
Джабрил пожал плечами:
— Я нахожу ваше предложение очень уж великодушным.
Кеннеди собрал волю в кулак. Он вспомнил, как Джабрил обхаживал его дочь Терезу, прежде чем приставить пистолет к ее шее. С Джабрилом личное обаяние сработать не могло. Он мог убедить террориста, лишь доказав тому, что руководствуется исключительно высшими побуждениями.
— Я делаю это для того, чтобы изгнать страх из душ моих соотечественников. Это моя главная забота. Будь моя воля, я бы сгноил вас в тюрьме. Поэтому мое предложение противоречит чувству долга.
— Тогда зачем прилагать столько усилий, чтобы убедить меня?
— Я отношусь к своим обязанностям не как к пустой формальности. — Кеннеди уже видел, что Джабрил начинает ему верить, верить, что перед ним человек, уважающий моральные принципы и в своих действиях не выходящий за их рамки. Вновь он вызвал в памяти образ Терезы, которая тоже поверила в доброту Джабрила. — Вы пришли в ярость, когда вас обвинили в том, что атомную бомбу взорвали ваши люди. Вам предоставляется шанс снять это обвинение с себя и своих товарищей. Почему же им не воспользоваться? Или вы боитесь, что не пройдете проверку? Вероятность этого остается… но я этому не верю.
Джабрил встретился с Кеннеди взглядом.
— А я не верю, что человек, которому я причинил столько горя, как вам, может меня простить. — Он замолчал. На лице отразились сомнения. Но обмана он не чувствовал. Предложение Кеннеди соответствовало духу Америки: ради политической цели жертвовать всем.
Он ничего не знал о том, что произошло в течение последних шести месяцев. Его держали в строгой изоляции. Кеннеди продолжал нажимать:
— Проверка на детекторе лжи — ваш единственный шанс обрести свободу. Если, конечно, вы пройдете тест. — Кеннеди вздохнул. — Я, естественно, вас не прощаю. Но я понимаю, что вами двигало. Я понимаю, что вам казалось, будто этим вы помогаете своему миру. А сейчас я думаю, что помогаю своему. Делаю то, что в моих силах. Мы — разные люди, я не могу делать то, что делаете вы, а вы, только не сочтите мои слова за оскорбление, не можете сделать то, что делаю сейчас я. Помогаю вам обрести свободу.
И не без печали он понял, что убедил Джабрила. Он продолжал говорить, призвав на помощь остроумие и обаяние, но понимал, что все это уже лишнее. Он знал, что добился успеха, увидев на лице Джабрила улыбку жалости и презрения. Он знал, что завоевал доверие Джабрила.
Четыре дня спустя, когда Джабрила после проведения ПТ-сканирования уже вернули в фэбээровскую больницу, его навестили двое гостей. Френсис Кеннеди и Теодор Тэппи.
Джабрил сидел без «смирительного» комбинезона, наручников, ножных кандалов. Выражение его лица изменилось. Оно лучилось умиротворенностью. В глазах читались меланхолия и добродушие. Говорил он мало, но внимательно смотрел на Кеннеди и Тэппи, словно пытался найти какую-то отгадку.
Жизнь полностью его устраивала. Он знал, кто он такой. А душа его светилась такой чистотой, что Кеннеди постарался уйти как можно скорее.
С Кристианом Кли решение далось Кеннеди еще более болезненно. Для Кристиана оно стало сюрпризом. Кеннеди пригласил его в Желтую комнату для личной встречи.
Вновь Кеннеди обошелся без прелюдии:
— Кристиан, ни с кем меня не связывают столь близкие отношения. Я думаю, мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо еще знает нас. Поэтому ты поймешь, что я должен попросить у тебя заявление об отставке с открытой датой, которое я подпишу после инаугурации, когда сочту нужным.
Кли посмотрел на это открытое лицо, улыбнулся. Он не мог поверить, что Кеннеди увольняет его без всякого объяснения.
— Я знаю, что иногда мне приходилось срезать углы. Но цель у меня была одна — уберечь тебя от беды.
— Ты позволил атомной бомбе взорваться. Ты мог предотвратить взрыв.
Кристиан Кли хладнокровно оценил ситуацию. Нет. Прежней любви к Кеннеди он уже испытывать не будет. Он не верил в собственное человеколюбие, в правильность принятых им решений. И внезапно понял, что одному ему такую ношу не потянуть, что Френсис Кеннеди должен делить с ним ответственность за содеянное. Хотя бы наедине с ним.
И Кли заглянул в светло-синие глаза, которые так хорошо знал, в надежде найти в них милосердие.
— Френсис, ты хотел, чтобы я это сделал. Мы оба знали, что только этот взрыв мог тебя спасти… и я знал, что ты не можешь принять такого решения. Оно бы уничтожило тебя, ты был тогда очень слаб, Френсис. Не осуждай меня, не выноси мне приговор. Они бы лишили тебя власти, и ты бы этого не пережил. Ты был на грани отчаяния, но видел это только я. Из-за них твоя дочь осталась бы неотомщенной. Они бы отпустили Джабрила, покрыли позором Америку. — Кли замолчал, в изумлении уставившись на бесстрастное лицо Кеннеди.
— Так ты думаешь, что я жаждал мщения.
— Ты хотел отомстить не Джабрилу, — ответил Кли. — Возможно, судьбе.
— Ты останешься на своих постах до инаугурации. Ты это заслужил. Но ты в опасности, ты — мишень. Мне нужно, чтобы ты исчез, чтобы развязать себе руки. — Он помолчал. — Ты ошибался, Кристиан, я от тебя этого не хотел. Ты ошибался, думая, что я руководствовался местью.
Кристиан Кли почувствовал, как зашатался его мир.
— Френсис, я тебя знаю, я понимаю тебя, как никто. Мы всегда были, как братья. Я всегда чувствовал, что мы — братья. И я спас тебя, как должен был спасти брат. Я принял решение, я взял на себя вину. Пусть мир осудит меня, но не ты. — Он запнулся. — Я нужен тебе, Френсис. И теперь больше, чем раньше, учитывая выбранный тобой курс. Позволь мне остаться.
Френсис Кеннеди вздохнул:
— Я не ставлю под вопрос твою верность, Кристиан. Но после инаугурации тебе придется уйти. Мы больше не будем это обсуждать.
— Я сделал это, чтобы спасти тебя.
— И ты спас, — ответил Кеннеди.
Кристиану вспомнился тот день в начале декабря, четырьмя годами раньше, когда Френсис Кеннеди, только что избранный президентом Соединенных Штатов, ждал его около монастыря в Вермонте. Кеннеди исчез на неделю. Газеты и его политические оппоненты выдвигали всякие версии: он лечится у психиатра, у него нервный срыв, тайный роман. Но только два человека, аббат монастыря и Кристиан Кли, знали правду: Френсис Кеннеди отрезал себя от мирской жизни, чтобы в тишине и уединении монастыря по-настоящему оплакать безвременно ушедшую жену.
Через неделю после победы на выборах Кристиан отвез Кеннеди в католический монастырь, расположенный неподалеку от Уайт-Ривер-Джанкшн в Вермонте. Их встретил аббат. В монастыре только он знал, какой к ним прибыл гость.
Монахи не читали газет, не смотрели телевизор, не слушали радио, даже не бывали в городе. Общались они только с богом и землей, которая их кормила. Все они дали обет молчания и нарушали его лишь во время молитвы да от боли, вызванной болезнью или бытовой травмой.
Только в келье аббата стоял телевизор. Информационные программы изо дня в день забавляли его. Особенно завораживало его постоянство ведущих в вечерних выпусках новостей. Иной раз и он, подтрунивая над собой, видел себя одним из ведущих передачи, главный герой которой — господь бог. И тут же напоминал себе о необходимости смирять гордыню.