У Кромлеха ныло все тело — староват он уже был для войны, да и отяжелел за годы спокойной и размеренной писательской жизни. Но боль физическая была ничем по сравнению с разрывавшей его душу мукой, стоило ему вспомнить Нику.
Он пытался не думать о ней, но тогда его мысли переключались на Илону, и он понимал, что беспокойство за эту ни с того, ни с сего ворвавшуюся в его жизнь девчонку, мучает его не меньше, чем боль от потери жены.
За время полета с ним никто не разговаривал, только пару раз угрюмые квадратные стражи в одинаковых черных костюмах выводили его в туалет, один раз покормили — он даже не разобрал, чем, но съел все. И несколько раз давали воду. В последний стакан, очевидно, опять чего-то подсыпали — он не помнил ни посадки, ни того, как очутился в этой камере.
В темноту ворвался сноп света — кто-то открыл дверь. Ослепленный Кромлех не мог видеть, кто. Его подняли и повели по длинным безликим коридорам. Разумеется, и тут его конвоирами были молчаливые ацтланцы. Он по-прежнему был голым, покрытым осыпающейся синей краской и грязью. Его привели в роскошную ванную комнату, сняли наручники и толкнули в душ.
— Мыться, бриться, — буркнул один из конвоиров.
Пока он приводил себя в порядок, те стояли и наблюдали.
Ему дали новую одежду — стянутые на щиколотках штаны и рубашку, белые и просторные. Еще почему-то заставили повязать красный шейный платок, но оставили босым. Наручники обратно не надели.
Потом привели в другую комнату, посадили за столик и принесли еды. Только сейчас Евгений почувствовал, что очень голоден. Еда была вкусной. Густой кукурузный суп с индейкой, тако со свининой и приправленная чили и лимоном рыба тут же исчезли в его желудке. Все это он запил пульке.
Едва он закончил трапезу, охранник нетерпеливо потряс его за плечо. Теперь они шли коридорами столь же длинными и запутанными, но гораздо богаче убранными. Под ногами стелились мягкие пестрые ковры, на стенах висели картины и старинное оружие атлантов. В воздухе вился аромат благовонных курений.
Конвоиры — они, кстати, тоже были босы — завели его в просторную полукруглую комнату с высоким сводчатым потолком, мягко освещенную скрытыми светильниками, и поставили в ее середине. Сами молча стояли позади. Похоже было, что они готовы так простоять вечно.
Весь последний час Кромлех пытался расслабиться и привести себя в состояние готовности ко всему. Похоже, это, наконец, получилось.
У противоположной стены колыхнулась тяжелая портьера, и в зале появились два человека. Первый был довольно высокий ацтланец, в неброской, но явно дорогой одежде. Его широкое лицо было невозмутимо. Второго Кромлех разглядел плохо — словно что-то все время мешало охватить его облик одним взглядом. Евгений лишь понял, что тот был пониже первого. Человек был закутан в длинный плащ, стилизованный под традиционный тильматли. Его лицо скрывала маска в виде черепа.
Он остановился у стены, а второй энергичным шагом приблизился к Кромлеху и его стражам.
— Можете нас оставить, — повелительно сказал он им на науа.
Низко поклонившись, охранники удалились.
— Приветствую вас в моем дворце, Кромлех-цин, — человек смотрел в лицо Евгению острым взглядом непроницаемо черных миндалевидных глаз.
— Здравствуйте, ваше величество, — поклонился Кромлех.
Он, конечно, узнал Монтесуму VII, уэй-тлатоани Великого Ацтлана.
— Следовало понять, что вы сразу догадаетесь, — усмехнулся тот.
Кромлех промолчал.
Повелитель Ацтлана посмотрел на него серьезно.
— Кромлех-цин, заверяю вас, что я не имею ни малейшего отношения к трагической гибели вашей жены. Для меня самого это стало страшным ударом. Вас... пригласили бы ко мне иным способом, и без Моники-цин. Однако вмешались эти фанатики.
— Ягуары со своим офицером... — проговорил Кромлех, глядя перед собой.
Император кивнул.
— Да, их преступление — моя вина. Мне стыдно. Примите мои извинения. И соболезнования.
В устах уэй-талтоани такие слова, обращенные к пленнику, значили очень много. Кроме того, Кромлех понимал, что император не вполне контролирует ягуаров. Поэтому он молча склонил голову, чтобы монарх решил, что он принял извинение.
— Ваше величество, зачем я вам нужен? — спросил он.
Монтесума оживился и знаком пригласил Евгения на стоящую у стены задрапированную богатой тканью скамейку-икпалли. Помедлив секунду, Кромлех сел, скрестив ноги, рядом с императором, удивляясь чести, которую тот ему оказывает, нарушая этим все церемониалы двора Теночтитлана.
Человек в маске черепа так и скрывался в тенях.
— Может быть, вы, как многие, считаете меня тираном, но поверьте, у меня были крайне веские основания желать личной встречи с вами, — начал император. — Малиналько пришлось очень долго и тщательно работать, чтобы организовать ваш выезд на территорию хотя бы Восточного Ацтлана.
Кромлех в душе хмыкнул: да, надо думать, ацтланская разведка из кожи вон вылезла. Вероятно, и дело с Чиламом не просто так возникло.
Господи, каким же дураком он был!..
— Я сразу перейду к делу, — проговорил уэй-тлатоани, словно проник в состояние Кромлеха. — В вашем романе... очень талантливом романе, примите мои поздравления... так вот, там есть описание оружия невероятной силы, которое великие державы придуманного вами мира намерены применить друг против друга.
— Да, — кивнул страшно удивленный Кромлех, — ядерное оружие. Но ведь это, как вы и сказали, моя выдумка... фантастика...
— Не совсем, — проговорил после мимолетной паузы Монтесума. — Работы над созданием такого оружия действительно велись.
— Да, в Пруссии до войны. И во время нее. Но ведь они закончились неудачей...
Уэй-тлатоани молчал, и до Кромлеха дошла жуткая истина.
— Неудачи не было, — выдохнул он, едва не вскочив, но обуздал себя и остался на месте.
Император кивнул.
— После поражения Пруссии работавшие над проектом «Отец богов» ученые одни бежали в Восточный Ацтлан, а оттуда к нам, а других захватила ваша армия...
— И работы в тайне продолжались... — глухо проговорил Евгений. — Как далеко они зашли?
— Позвольте мне пока оставить ваш вопрос без ответа, — с изысканной вежливостью произнес Монтесума, и Кромлех понял, что оружие у Великого Ацтлана есть.
Очевидно было, что Евгений стал обладателем страшной тайны и живым его отсюда никто не выпустит. Впервые за последнее время ему стало по-настоящему страшно, но отнюдь не за себя...
Внезапно его озарило яркое воспоминание. Года полтора назад в Варшаве, где представлял роман, он долго говорит с польским профессором... Как же его фамилия?.. Да, Ягельский. Они беседуют за стопкой «Пана Тадеуша» о «Человеке с кошкой», поляк восхищается, задает умные вопросы и все время незаметно подводит к теме ядерного оружия. Как же давно вокруг него шли эти игры, а он и не замечал... Штабс-ротмистр Кромлех, вы — штафирка!
Уэй-тлатоани внимательно следил за ним.
— Вижу, для вас это потрясение, — заметил он, наконец. — Хотя вы почти точно описали — если сделать скидку на реалии вашего романа — процесс создания этого оружия. Про что знать не могли. Кромлех-цин, позвольте вам сказать: вы очень необычный человек... Но оставим это пока. У меня к вам есть еще один вопрос.
Евгений отодвинул на время свои эмоции и вновь напрягся.
— Несколько лет назад наша археологическая экспедиция работала в Египте, — продолжил Монтесума.
Несмотря на то, что Египет получил независимость еще лет тридцать назад, ацтланцы до сих пор чувствовали себя там, как дома.
— Раскопки велись на месте заброшенного древнего христианского монастыря на Синае.
Кромлех понял, что речь идет о монастыре Святой Екатерины.
— Там было много чего обнаружено, но нас сейчас интересует скелет, найденный на монастырском кладбище. Вы представляете себе, что такое кладбище в древнем христианском монастыре?
— Монахов не оставляют в могилах навсегда, — Евгений не понимал, к чему клонит Монтесума, но был заинтересован.
— Да, — кивнул император, — я тоже изучил этот вопрос. На кладбище монастыря было семь могил. Умершего монаха помещали в одну из них на несколько лет, потом извлекали и складывали кости в общий оссуарий. Но...
Монтесума прервался, возможно, вспоминая все обстоятельства этого, видимо, очень важного для него дела.
— Эта экспедиция, — продолжил он, — случайно нашла еще одну могилу — восьмую. Она явно использовалась лишь однажды и была в стороне от прочих. Собственно, даже не на кладбище, а за его стеной. Будто монахи то ли считали, что этот человек не достоин покоиться с остальной братией, то ли просто не знали, что делать с его телом...
— И кто же там был? — спросил Кромлех.
— Монах. Найдены остатки рясы, четки. И еще кое-что...
Монарх опять замолчал, и Кромлех с удивлением понял, что тот никак не решается сказать что-то.
— Там был футляр, — после паузы Монтесума заговорил значительно быстрее. — С пергаментом... Рукопись, довольно сильно поврежденная. Но мы ее прочитали — насколько это было возможно.
Странно, но теперь Евгению почему-то не хотелось слушать продолжение. Вместо этого — поскольку уэй-тлатоани опять замолк — он спросил:
— Какое время захоронения?
— Первая половина седьмого века по христианскому летоисчислению, — император словно обрадовался, что можно потянуть с продолжением. — Расцвет монастыря...
— И расцвет майя... — почему-то добавил Кромлех.
Монтесума удивленно вскинулся.
— Странно, что вы это сказали.
— Почему?
— Потому что содержание рукописи, предположительно, касается и древних майя.
Кромлех похолодел — опять непонятно почему.
— И еще... очевидно, там упомянуто ваше имя, — тихо закончил император.
Перевод рукописи, найденной при раскопках развалин монастыря Святой Екатерины экспедицией Императорского музея человеческих культур в Теночтитлане 9 ноября 1977 года (12.18.4.6.12, и 7 Эб, и 10 Сак)