ой «Красный». Надеюсь, русское командование прочтет мое письмо и примет меры. Также очень прошу отыскать моего мужа Алексея Петровича Максимова. Алекс, я тебя люблю!»
«Катятся ядра, свищут пули, нависли хладные штыки», – вспомнила Анита, созерцая из окна своей кельи грозную картину: русская артиллерия вела обстрел Приюта Мертвецов. Башня содрогалась от ударов и гремевших во дворе разрывов. Анита оторвала от стягивавшего волосы обруча голубую ленту, привязала ее к раме раскрытого окна. Авось поймут, что в комнате женщина, не станут целить сюда.
Этого штурма она ждала с той самой минуты, как увидела приближающихся к крепости людей в русских военных мундирах. Вот оно, спасение! Осталось только пережить бой и выйти к своим. Впрочем, гибель от шального ядра не исключалась, поэтому Анита на всякий случай нацарапала американской булавкой на полу послание, в котором изложила все, что удалось узнать к настоящему моменту. Узнала, конечно, до обидного мало, слышала всего два разговора в подземелье, но и это пригодится штабу Паскевича. Прикрыла надпись ковриком. Стояла, раздумывала, какой бы знак оставить, чтоб нашли. Решение пришло, когда сунула руку в ридикюль, где позвякивали жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Но тут в комнату ворвался Шандор, покрытый пятнами пороховой гари.
– Немедленно уходим! – выкрикнул он и схватил Аниту за руку.
Она уперлась, попыталась выдернуть руку, не сумела.
– Отпустите меня! – потребовала звонким голосом, перекрывшим грохот пушечных залпов. – Я не хочу оставаться в плену!
– Вы хотите умереть? – Он потянул ее к двери. – Скоро ваши соотечественники превратят крепость в руины… Здесь никто не уцелеет! Идемте!
Он был чертовски силен, этот венгерский Пушкин, и от него исходила такая убедительность, что Анита не смогла сопротивляться. Она шла за ним по лестнице вниз и запиналась на каждом шагу, а на самом деле клала на ступеньки жемчужины, одну за другой. Это было все, что она могла сделать.
– Что вы медлите? – нервничал Шандор. – Быстрее!
Постройки во дворе уже занялись и громко трещали под действием огня. У Аниты запершило в горле и защипало в глазах от едкого дыма. Ядра падали справа и слева – точно кто-то гвоздил по крепости гигантским молотом.
Выбежали за ворота. Тут было еще страшнее – к ядрам добавились пули. Анита уже не помышляла о бегстве, инстинктивно вцепилась в руку своего кавалера, следовала за ним, как привязанная. Верила: в этой огненной геенне он один может ее спасти.
Он и спас. Закинул без лишних нежностей в повозку, сам развернулся, пальнул наобум из четырехствольного «Мариетта» в сторону русских позиций. Прыгнул, устроился рядом, проорал вознице:
– Гони!
Повозка устремилась по дороге, Анита в последний раз обернулась и вдруг – наваждение? – увидела среди рваных клочьев дыма, ползущих над каштановой рощей, Максимова. Он стоял, держа в руках ружье, и провожал повозку меланхолическим взглядом. Это был он, точно он! Даже через черно-серое марево Анита различила родное лицо, знакомую фигуру…
– Стой! – вскрикнула она пронзительно и, дрыгнув ногой, угодила вознице каблуком в спину. Купленные Бетти на рынке туфельки были не шибко изящны, зато при случае могли послужить отличным средством как самообороны, так и нападения.
Возница охнул, лошади замедлили бег.
– В чем дело? – рявкнул Шандор, оглянулся и тоже увидел Максимова. – А, он хочет нас подстрелить! Ничего, я его опережу…
Он вскинул пистолет. Анита с истошным воплем двинула его головой в плечо. Раздался выстрел, пуля ушла куда-то в поднебесье.
– Что вы делаете? – возмутился Шандор. – Он нас убьет!
– Не убьет! Это мой муж… Алекс!
Анита подхватилась на ноги, чтобы сигануть с повозки на каменистую обочину. Шандор железной рукой схватил ее за подол, дернул к себе.
– Сумасшедшая! Хотите под обстрел? – И снова вознице: – Гони, черт бы тебя побрал!
Повозка вильнула за поворот, и гром с чадом остались позади. Анита, сдерживаемая Шандором, выворачивала и тянула шею, силясь разглядеть милого Алекса, но его уже не было видно. На глаза сами собой навернулись слезы.
– Уберите руки! – Она закатила Шандору хлесткую пощечину. – Какое вы имеете право меня удерживать?
Шандор отпустил ее, весь как-то сразу скис, заговорил мягче, с паузами:
– Поймите… Я хочу вас спасти! Вы собирались выпрыгнуть? Пожалуйста! Если не сломаете себе шею, то попадете меж двух огней: вас пристрелят или наши, или ваши… А я… я увезу вас в безопасное место…
– Где я буду сидеть, как пчела в табакерке?
– Пчела в табакерке? – Он вдруг задумался. – Забавная метафора, надо будет использовать… Нет, Аннет, пчелой в табакерке вы не будете. Вы будете прекрасным цветком на изумрудном лугу…
– Шандор, я не понимаю ваших поэтических эпитетов… и, кстати, куда мы едем? В Дебрецен?
– Это ненадолго. Мне нужно взять кое-какие вещи, и я сразу переправлю вас туда, где войны еще нет.
Повозка промчалась по улочкам Дебрецена и остановилась возле высокого здания с колоннами, на фасаде которого красовалась надпись «Aranybika», а под нею – медный знак с изображением быка.
– Что это? Куда мы приехали?
– Это гостиница «Золотой бык», – пояснил Шандор, – я здесь временно остановился. Выходим!
Едва они сошли с повозки, как очутились в окружении людей в длиннополых рубахах. Люди были настроены воинственно, размахивали саблями, а иные и ружьями. Они обступили Шандора и Аниту плотным кольцом, загалдели непонятно.
– Кошут… долой!.. Хотим другого! – только и смогла перевести Анита.
Один из голосов показался ей знакомым, она прижала к себе ридикюль, нашарила сквозь ткань лежавший в нем нож. Подумала: достать или нет? Решила пока не доставать, чтобы не провоцировать и не будоражить заведенную толпу.
– Мы спасем революцию! Мы сумеем!
Лицом к лицу с Шандором встал, протиснувшись через ряды соратников, гнусный Михай. Да, он здесь, он вышел из своего леса, рыщет в поисках добычи.
Михай быстро закаркал по-венгерски, Анита не успевала разбирать. Брызгал слюной, тянул паучьи лапы. Шандор вытащил из-под полы «Мариетт», наставил Михаю в лоб. Толпа враждебно загудела, над головами засверкали клинки. Но Шандор не потерял присутствия духа, в этот миг он смотрелся настоящим героем, Анита не могла не залюбоваться. Зычный властный голос, уверенные движения.
– Не вам решать! Кошут избран… воля народа… – Или что-то в этом роде, Анита не ручалась, что поняла точно.
Кончилось тем, что толпа нехотя расступилась, и Шандор, держа в одной руке пистолет, а в другой – ладонь Аниты, шагнул под своды «Золотого быка». Когда поднялись на второй этаж, вздохнул облегченно, оружие спрятал.
– Что они хотели? – поинтересовалась Анита.
– Сместить Кошута – законного президента-регента независимой республики. Его утвердил венгерский парламент, большинством голосов… Кошут в кратчайшие сроки создал боеспособную армию, это благодаря ему революция победила, а теперь эти недоноски… эта лесная шваль требует его отставки! Они невменяемы, они жаждут лишь крови… А еще они хотели, чтобы я отдал им вас. До сих пор не могут смириться с тем, что не довершили расправу. Представляете, что будет, если вы попадете к ним? Именно поэтому я с вами.
– Боюсь, вы рано говорите о победе революции, – вставила Анита. – Дебрецен скоро будет в руках Паскевича.
– Как говорил ваш главнокомандующий Кутузов, «С потерею Москвы не потеряна Россия». То же самое могу сказать о Дебрецене и Венгрии… Но сейчас нет времени рассуждать на стратегические темы. – Шандор открыл дверь номера. – Побудьте здесь, я приду минут через тридцать.
– Не оставляйте меня! – взмолилась Анита, подойдя к окну и увидев внизу беснующуюся шайку во главе с Михаем. – Они могут ворваться сюда…
– Гостиница охраняется верными правительству солдатами. Вас никто не тронет, а мне нужно сообщить Кошуту о падении Приюта Мертвецов и приближении русских…
Шандор скрылся за дверью, предоставив Аниту самой себе. Он не запер ее на ключ, можно было свободно выйти или на крайний случай выскочить в окно, располагавшееся не так уж высоко. Но орава ненормальных, словно вырвавшихся из Бедлама, внушала такой ужас, что Анита предпочла остаться в номере и отойти в дальний угол, чтобы ее не видно было в оконном проеме.
Скрипнула дверь. Анита развернулась на каблуках, как ужаленная, и выставила перед собой руку с ножом – сама не заметила, как достала его из ридикюля.
– Бетти?!
В номер вошла… не вошла, а ввалилась, астматически дыша, служанка-надсмотрщица. Одежда Бетти была в нескольких местах разодрана, а на пухленькой щечке алел свежий рубец.
Анита бросилась к ней с радостным возгласом, обняла и расцеловала, как самого родного человека.
– Ты жива! Откуда ты? Как ты выбралась из крепости?
– Ох, паннычка! – задыхаясь, прогундосила Бетти, шмыгнула носом, завсхлипывала. – Ох, натерпелася! Усих святых згадала!
Аните пришлось потратить немало времени, чтобы успокоить ее, вытереть слезы и сочившуюся из носа юшку кружевным платочком, а также продезинфицировать царапину на щеке французскими духами, вынутыми из ридикюля. После этого Бетти смогла поведать, как бежала стремглав из осажденной крепости, как спотыкалась о трупы, как рядом что-то бахнуло и после будто змеюка цапнула за обличье, как продиралась через заросли, обдряпав одежу, как опомнилась уже в Дебрецене и побрела наугад. В городе ей повезло – встретился господин Шандор и велел идти в «Золотой бык», где дожидалась госпожа.
– Шо будет-то? Шо будет? – заголосила Бетти, окончив свое повествование, и провещала, не ведая, что почти дословно повторяет пророчество царицы Евдокии: – Быть Дебрецену пусту… а за ним и усей краине…
– Беги! – посоветовала Анита. – Свои к тебе не пристанут, русским ты тоже без надобности. Обоснуешься где-нибудь в Польше, переждешь лихолетье…
– На какие гро́ши, паннычка? – горько вымолвила Бетти. – Гро́шей кот наплакал…