Американец обладал потрясающей реакцией – успел и сам пригнуться, и пригнуть к земле голову Аниты. По ее волосам что-то вжикнуло.
– Спрячьтесь! – крикнул Грин, уже не таясь, и выстрелил из «кольта» по камышам.
Анита не стала возражать, благоразумно отползла за ствол ивы. Он был тонким, приходилось все равно вжиматься в траву, укрываясь от пуль, но Анита сумела увидеть весь бой от начала до конца.
А посмотреть было на что. Противники перестреливались, не видя друг друга. Американец, перекатываясь с боку на бок, сажал пулю за пулей в тростниковое переплетение, а оттуда летели такие же частые и беспорядочные огненные плевки.
Враг оказался удачливее – после одного из выстрелов Грин уронил револьвер и зарылся в траву.
– Джеймс! – завопила Анита и безрассудно выскочила из своего укрытия. – Что с вами, Джеймс?!
– Назад! – захрипел он, приподымаясь и зажимая рану на правой руке. – Он вас убьет!
Анита не слушала. Сорвала с головного обруча последнюю ленту – зеленую – и стала наскоро перематывать руку американца. Даже не думала в этот момент, что ее могут подстрелить, как куропатку.
Стрельба неожиданно затихла. Снова захрустело, камыши раздвинулись, и из них вышел майор Капнистов. Он был без головного убора, по оцарапанной щеке стекала струйка крови.
– Чтоб мне сдохнуть! – Грин вскинулся и застонал от боли. – Господин майор… вы?
Капнистов вместо ответа употребил все наличествовавшие в русском языке непристойные слова, вставив между ними всего четыре приличных:
– Какого… вы тут делаете?..
– А вы какого?.. – не осталась в долгу Анита, заменив русские ругательства испанскими, не менее крепкими.
– Я выслеживаю преступника! – перешел на цензурный лексикон Капнистов. – Сижу в засаде битых два часа!
– Мы тоже, – процедил Джеймс Грин. – Вы что, ослепли? Не видите, в кого стреляете?
– Как я могу увидеть, когда мне в глаза шпарит этот ваш адский светильник? А вы почему меня не увидели?
– Вы же прятались за камышами! Мы слышали шорох, но не знали, кто там…
Препирались еще с четверть часа, выясняя, как могла произойти такая ужасная промашка, едва не обернувшаяся смертоубийством. По счастью, рана американца оказалась неопасной, пуля прошла навылет через мягкие ткани, не задев кости. Он сумел самостоятельно подняться, объявил, что дойдет до дома без чьей-либо помощи. Но Анита настояла, чтобы он отправился с нею в лазарет – рану следовало промыть, продезинфицировать и перевязать по всем канонам медицинского искусства.
Майор Капнистов был мрачен, как Наполеон после Ватерлоо.
– Из-за ваших художеств, – говорил он, когда незадачливая троица в сопровождении сбежавшихся на звуки пальбы часовых покидала место бесславного побоища, – мы переполошили весь город. Но это еще ладно… Мы спугнули диверсанта! Теперь он к Тисе на пушечный выстрел не подойдет!
– Не важно, – вяло отбивалась Анита. – Завтра-послезавтра армия снимается и идет на Дебрецен… Вам ли не знать?
Провожатые отстали, и в лазарет Анита и Грин пришли вдвоем. Анита провела американца в свою комнату, усадила в плетеное кресло, сама сходила за чистыми тряпками и корпией, сделала раненому новую перевязку.
– У вас ласковые руки, миссис Энн, – улыбнулся Грин. – Попасть под пулю – не слишком высокая цена за то, чтобы вы ко мне прикоснулись.
«Ну вот! – подумала Анита. – Сейчас и этот начнет петь дифирамбы! Не хватало еще, чтобы в любви признался…»
В горле пересохло. Анита взяла со столика графин, налила в стакан воды. Поднесла стакан к губам.
– Стойте! – сказал американец изменившимся голосом. – Дайте сюда!
– Что такое?
Здоровой рукой он очень осторожно забрал у нее стакан, посмотрел сквозь стекло на свет. А потом сделал вот что: тонкой струйкой вылил воду на пожелтевший номер австрийской газеты «Die Presse», лежавший на столике.
На глазах у Аниты бумага почернела и стала скручиваться, точно ее опалили огнем.
– Кислота!
– Да, – подтвердил Грин. – И это означает, что вы, миссис Энн, представляете для кого-то очень большую опасность…
Глава девятаяПод землей
Второй визит в Приют Мертвецов. – Дракон с герба Батори. – Лапа о четырех когтях. – Наконец-то внутри! – Приспешник Вельзевула. – Кое-что становится ясным. – Запаянная ампула. – Анита остается одна. – Безвыходное положение. – Привилегированный пленник. – Откровенность капитана Горелова. – Узкое окошко. – Баба в венгерской безрукавке. – Приключения верной служанки. – Максимов расстается с кошельком. – Важнейшее поручение.
Двадцать первого июля армия Паскевича вступила под стенами Дебрецена в сражение с корпусом генерала Надя. После баталии при Вайцене это была самая кровопролитная битва за всю венгерскую кампанию 1849 года. Русские потеряли убитыми и ранеными около трехсот пятидесяти человек, венгры – четыре тысячи. Остатки корпуса Надя отошли к Гросвардейну, где соединились с армией Гёргея, который, как и прежде, избегал прямого столкновения с Паскевичем.
Дебрецен был взят, и на этот раз прочно. Генерал-фельдмаршал приказал найти священника, который в апреле благословил мятежников. Теперь патера заставили в том же храме отслужить молебен за здравие императора Франца-Иосифа. В стране постепенно водворялся нарушенный было австрийский порядок. Ободряющие известия приходили из Трансильвании: генерал Лидерс взял Германштадт и направился к Шессбургу, чтобы помериться силами с войском Бема, главного поборника революции в этих южных провинциях.
Известиям о грядущем противостоянии Бема и Лидерса Анита внимала с замиранием сердца – ведь где-то там должен быть Шандор, если только он не погиб, возвращаясь из Мишкольца. Однако беспокойство о Шандоре меркло в сравнении с тревогой за Алекса. В Дебрецене его не оказалось, и никто о нем ничего не слышал. Аните думать не хотелось о том, что муж пропал без вести в охваченной пламенем республике. Она гнала прочь дурные помыслы и старалась занять себя чем-нибудь, чтобы не впасть в уныние.
Сразу же после взятия Дебрецена она отправилась в Приют Мертвецов. Джеймс рвался с ней, но она уговорила его остаться в лазарете. Его рана еще не зажила, он ходил с рукою на перевязи, и Аните не хотелось лишний раз утруждать его, тем более что поездка в крепость выглядела легким променадом. Там стоял русский гарнизон, мадьяры были далеко и едва ли решились бы на штурм потерявшей для них стратегическое значение фортеции. Майору Капнистову Анита ничего говорить не стала – обойдется. Если взять его с собой, то будет путаться под ногами и кичиться своим профессионализмом. Проще и спокойнее все сделать самой.
Анита вознамерилась найти тайную лабораторию, в которой она видела Михая с седовласым старцем. Это послужило бы верным доказательством того, что эпидемия холеры, поразившая русскую армию и унесшая жизни уже десяти тысяч человек, вызвана искусственным путем. Заодно и Капнистова можно на место поставить – пусть, как говорят в России, сверчок знает свой шесток. А то вообразил себя Огюстом Дюпеном, а у самого в голове две извилины, и те не при деле…
Анита впервые получила возможность обстоятельно осмотреть Приют как изнутри, так и снаружи. Крепостным гарнизоном, состоявшим из десяти человек, командовал знакомый ей подпоручик. Он ничего не имел против того, чтобы барыня, которой благоволит сам генерал-фельдмаршал, послонялась по отбитым у венгров укреплениям. Он был уверен, что делает она это исключительно по причине праздности и одолевшей ее скуки. Анита не стала его разуверять, такое отношение к предпринимаемым ею изысканиям ее вполне устраивало.
Для начала она прошлась по двору. Деревянные постройки – конюшни, склады – были уничтожены огнем еще во время первого штурма крепости, который она наблюдала из окна своей комнатенки в южной башне. Нет, во дворе не могло быть ничего примечательного – он хорошо просматривался, и здесь постоянно сновали люди. Неподходящее место для обустройства входа в секретный бункер.
Анита заглянула во все четыре башни. Это заняло много времени, хотя двери в комнатах были вышиблены и внутри не осталось ничего, достойного внимания. С особенным трепетом вошла она в бывшую свою тюрьму. Поднялась наверх, полюбовалась на строчки, вырезанные острием булавки на полу. Надпись на века – разве что башня развалится прежде. Спустилась вниз, нашла люк, проникла в знакомый коридорчик. В лаборатории было темно, и рассмотреть ее через щель в стене не получилось.
Завершив осмотр интерьера, вышла за пределы крепости и принялась изучать то, что было снаружи. Анита подивилась на пляшущих скелетов, которых ранее не могла рассмотреть без спешки. Потрогала покрытые мхом валуны, прошлась по каштановой рощице. Нигде никаких признаков прохода в подземелье. Ни норы в земле, ни колодца, ни какой-нибудь завалящей дверки. Но ведь что-то должно быть!
Анита в задумчивости остановилась перед гербом, вытесанным из цветных камней и размещенным на углу, рядом с южной башней, прямо под скелетами. Герб был зловещим, как и сам род, который он символизировал: червленый круг неправильной формы, в центре которого торчат три белых клыка. А на круге, обвив его спиралевидным хвостом, сидит зеленый шипастый ящер преотвратного вида. Морда у ящера оканчивается загнутым книзу клювом, а из пасти высовывается жало в виде красной стрелы с треугольным наконечником. Бр-р-р!
Анита поежилась, но глаз от герба не отвела. Что-то в нем ее не устроило. В том смысле, что что-то было не так. Перед нынешней поездкой в крепость она не поленилась – зашла в библиотеку дебреценского кальвинистского колледжа и просмотрела там старинные тома, повествующие о роде Батори вообще и о Приюте Мертвецов в частности. Сведений о подземной лаборатории не нашла, зато вдоволь насмотрелась на фамильные гербы. И этот – с ящером – запомнила хорошо.
Какой же здесь изъян? Анита подошла ближе, благо герб располагался на высоте человеческого роста, стала водить по нему пальцами, проговаривая про себя: «Так… язык… глаза… гребень… лапы…»