Вспыхнула фосфорная спичка. Сквозь мутный воздух, как сквозь лондонский туман, Анита увидела разгромленную лабораторию. Не осталось ни одного целого предмета: все было изломано, разбито, смято. Непробиваемая ванна хоть и выстояла, но была сплошь покрыта вмятинами и испещрена так, будто над ней потрудилась целая артель рабочих с зубилами и молотками. Но по всему этому хаосу Анита лишь скользнула равнодушным взглядом. Победный крик вырвался из ее груди, когда она увидела то, ради чего все и затевалось, – пролом в стене. Был он невелик – только-только проползти нетучному человеку. Комплекция Аниты это позволяла, и секунды спустя опостылевший каземат остался за спиной.
Коридорчик, лесенка, ведущая наверх. Анита взмыла по ней, толкнулась макушкой в люк… и снова выругалась. Крышка закрыта и придавлена сверху тяжестью – сама же набросала на нее рухляди, чтобы скрыть от любопытных глаз.
Горевать по новому поводу довелось совсем недолго. Наверху послышались голоса, кто-то затопал сапожищами. Анита вынула из ридикюля нож, стала колотить его рукояткой в крышку.
– Откройте! Я в подвале!
Забрякал разбрасываемый хлам, крышка отлетела, и в люк просунулась башка одного из гарнизонных солдат. От башки разило луком и палинкой – венгерской самодельной водкой, получаемой крестьянами из жмыха и фруктовой падалицы.
Ряха солдата растянулась от изумления, но Анита проворно выпихнула его наружу, выскочила сама. Вся перепачканная, в изодранной юбке, с грязными, свисающими, как пакля, из-под обруча волосами, она должна была казаться суеверным служакам кикиморой, вырвавшейся из потустороннего мира, чтобы стращать честных христиан. Они так и стояли, раззявив рты, покамест один не признал в ней барыню, что давеча наведывалась поглазеть на крепость.
– Что это с вами приключилось? Как с того света вышли…
– Почти, – коротко ответила Анита; ей недосуг было разъяснять дурням, что и как творилось в подземелье.
Ее обрадовало, что взрыв не развалил башню, а лишь сотряс ее и произвел достаточно грохота, чтобы сбежались солдаты. Иначе провозилась бы еще с люком неизвестно сколько времени.
– Армия Паскевича в Дебрецене? – спросила она, выходя во двор (шла так стремительно, что солдаты едва поспевали).
– Никак нет. Утречком отбыла.
– Куда?
– Не можем знать, барыня. Нам не положено. Велено крепость стеречь, а в прочие дела рыло не совать.
Как же сладостен был воздух на поверхности после пребывания в подземной тюрьме! Выяснив, что просидела взаперти около двух суток, Анита ужаснулась.
– Мне надо в город! Есть у вас повозка?
– Есть одна, да у ей вчерась колесо подломилось, еще не починили…
Анита, не сбавляя шага, вышла за ворота. Солдаты поспешали следом – барыня выглядела подозрительно. На лужайке посреди каштановой рощицы паслись неоседланные кони, числом пять. Лениво щипали травку.
– Ваши?
– Так точно. Для хозяйственных нужд.
Анита подошла к самому рослому коню каурой масти, взялась рукою за холку и вскочила ему на спину.
– Н-но! Pasa!
Конь заржал, недовольный тем, что его оторвали от трапезы. Но, чуя уверенную руку, упрямиться не стал – сиганул на дорожку меж каштанов и сразу взял в намет. У солдат глаза полезли на лоб, но Анита на них уже не смотрела – шлепая ладонью своего скакуна, устремилась к Дебрецену.
Достигла его быстро, конь даже вспотеть не успел. Въехав в город, спешилась, взяла каурого за прядь роскошной шелковистой гривы, повела за собой. Направилась сразу к «Золотому быку», где остановились Джеймс Грин и майор Капнистов. На улицах города царило оживление, по ним еще тянулись отставшие обозы.
Американца Анита в гостинице не нашла, портье сказал, что тот отбыл вместе с господами офицерами сегодня утром, в здоровой руке нес саквояж, следовательно, возвращаться не собирался. А вот майор Капнистов еще здесь, пять минут назад отлучился по срочному делу, сказал, что прибудет через полчаса, заберет вещи и двинется следом за армией.
Аните очень не хотелось встречаться с Капнистовым, но расспросить о том, куда так внезапно отбыли армейские части, было больше некого.
Она вышла из «Золотого быка» на озаренную ярким дневным светом улицу. Увидела, что каурый, которого за неимением узды даже привязать было не за что, бродит от тротуара к тротуару, выдергивая толстыми губищами чахлые травинки, пробивающиеся сквозь булыжник мостовой. Анита похлопала его по спине, подвела к фасаду гостиницы.
– Стой тут, никуда не уходи!
Приятно было после двух суток темноты постоять под солнечными лучами. Анита, щурясь, смотрела на пыливший в конце улицы обоз, на разномастных прохожих, среди которых русских солдат и офицеров было больше, чем венгров. И заметила спешившую к гостинице Веронику.
Служанка с плачем и причитаниями бросилась госпоже на шею, расцеловала в обе щеки. К таким телячьим нежностям со стороны прислуги Анита не привыкла, но, догадываясь, сколько натерпелась Вероника, прежде чем попала сюда, безропотно снесла порыв ее эмоций. Вероника взялась было за рассказ о своих похождениях по землям Швейцарии и Австро-Венгрии, но была прервана в самом начале. Анита удивилась ее появлению не так сильно, как Максимов – помнила о своем письме, посланном из Токая, и ее больше интересовало, как Вероника попала в Дебрецен, когда ей сказано было сидеть в Вене.
Узнав о кратковременном ее свидании с Максимовым, Анита разволновалась, а когда Вероника сообщила о донесении, которое тот передал русскому командованию, волнение и вовсе зашкалило.
– Алекс у мадьяр… и он вместе с армией Гёргея на пути к Шессбургу… Я еду в Шессбург!
– Анна Сергевна! – Вероника бухнулась на колени, обхватила рваную юбку Аниты обеими руками. – Возьмите меня с собой! Невмоготу мне одной мыкаться, сил моих больше нет!
– Нет, – отрезала Анита. – Останешься здесь. В Дебрецене тебе бояться некого. Я найду Алекса, вытащу его, и мы вернемся к тебе.
Как именно она его найдет в незнакомом городе, как вытащит из лагеря вооруженных мятежников – об этом можно было подумать по дороге.
– Неужто я вам обузой буду? – не унималась Вероника. – Чай, половину Европы вместе объездили…
– До Шессбурга путь неблизкий, одна я доеду быстрее. Только… – Анита запнулась. – Знаешь что… одолжи мне свою одежду. А то в таком виде меня за прокаженную примут.
– А я как же? – растерялась Вероника.
– У тебя есть деньги? Купишь себе новую, здесь на рынке.
Услыхав про деньги, Вероника вытащила из-за пояса кошелек, стала совать Аните.
– Анна Сергевна, возьмите! Это мне Лексей Петрович дали… Я и не истратила почти ничего… Вам оно нужнее будет!
У Аниты и правда не осталось за душой ни полушки, но она благородно разделила содержимое кошелька поровну, после чего утащила Веронику в гостиницу – переодеваться.
В «Золотом быке» было людно, Анита уверенно прошествовала к стойке портье. Он с любопытством таращился на потешную особу, одетую хуже самой нищей бродяжки, но при этом бойко изъяснявшуюся по-французски. Анита легко уболтала его, а заранее проинструктированная Вероника стащила с крючка ключ от номера майора Капнистова. Он занимал комнату на первом этаже.
Анита точно знала, что майора нет на месте – значит, номер свободен. Когда они вошли внутрь, она заперла дверь изнутри и в минуту обменялась с Вероникой одеждами. Стала смотреться натуральной венгерской мужичкой, но, по крайней мере, не оборванной и не замаранной. Облачение сидело мешковато, ну да это можно было пережить. А вот Веронике в хозяйских обносках было тесно, но она рассчитывала вскорости прикупить себе что-нибудь получше и попросторнее.
Затянув шерстяной пояс на талии, Анита собиралась уже покинуть номер, как вдруг увидела на столике подле кровати заветную шкатулку майора. Что-то он в ней хранит? Анита вспомнила, с каким трепетом майор всегда относился к сему вместилищу, и любопытство разгорелось в ней, как фосфорная спичка.
Вероника топталась у двери, в чужих апартаментах, да еще мужских, она чувствовала себя неловко.
– Пойдемте, Анна Сергеевна? – робко предложила служанка.
Анита повернула ключ в замке, толкнула дверь.
– Иди.
– А вы?
– Я задержусь… ненадолго. А ты встань под окном и смотри. Если увидишь, что кто-то входит в гостиницу, подай сигнал.
– Какой?
– Какой хочешь. Хоть песню пой, хоть частушки, лишь бы я услышала…
Анита выпроводила Веронику, снова заперла дверь, ключ сунула в карман. Распахнула обе створки окна, выглянула наружу. Опасности пока что не было – круглая голова Капнистова со стриженым ежиком черных волос среди прохожих не мелькала. Анита дождалась появления Вероники, знаком приказала ей стать слева от входной двери и повытаскивать репьи из гривы каурого – все какое-то дело, а то непонятно зачем замызганная чернавка столбенеет на краю улицы.
Обеспечив таким образом прикрытие, Анита подошла к майорской шкатулке. Та, естественно, была закрыта, ключ майор всегда носил с собой. Анита, не смутясь, извлекла из ридикюля американскую булавку, чуть изогнула острие, поковырялась им в замочной скважине. Подарок цюрихского лавочника и здесь сослужил верную службу – замок тренькнул на манер дверного колокольца, и крышка приподнялась.
Анита, сгорая от нетерпения, заглянула в шкатулку. Ее ждало разочарование. Ничего особенно примечательного она там не обнаружила. Бритвенные принадлежности, носовые платки, прочая дребедень. Ну, разумеется! Стал бы Капнистов оставлять что-то по-настоящему ценное в номере, ключ от которого висит на стойке у портье… Если оно и было тут, то уже давно перепаковано и помещено в более надежное хранилище.
Вот разве что шелковый мешочек наподобие кисета с зеленовато-серым порошком непонятного назначения и потрепанная записная книжка в сафьяновом переплете, замотанная в один из платков. Порошок Анита понюхала (он пах чем-то растительным), помяла в пальцах (они потемнели), положила обратно. Раскрыла книжку. Страницы были испещрены буквами и цифрами. Что-то вроде: «Цосхеп Ш. 500 мущ». На губах Аниты появилась усмешка. Майор не трудился тщательно зашифровывать свои записки – пользовался простой литореей, ин