Капнистов стоял перед Анитой взмокший, с расстегнутым воротом, со съехавшей набок фуражкой. Анита задержала взор на непокрытой части его головы.
– Что у вас с волосами, майор?
– Ничего. – Он почему-то сконфузился, стал натягивать фуражку, но Анита сорвала ее, бросила наземь.
– Джеймс, смотрите! КРАСНЫЙ!
Волосы на голове майора Капнистова были растрепаны, и их корни, видимые достаточно хорошо, резко контрастировали с остальной поверхностью. Они были не темные, они были огненно-рыжие!
– Красный… – повторил потрясенный американец.
Капнистов нервничал.
– Что вы привязались к моим волосам? Да… они у меня от рождения рыжие… чуть ли не красные… Меня в детстве извели кличкой Рыжик! Думаете, это приятно? С тех пор я их регулярно крашу… но в последнее время было не до этого… недоглядел…
– Басма! – вскричала Анита. – Порошок в вашей шкатулке! Какая же я глупая…
– Вы лазили в мою шкатулку? Кто вам позволил?!
– Да, лазила! – сказала она дерзко. – И нашла там не только краску для волос, но и книжку, в которую вы, помимо прочего, записывали свои карточные проигрыши. «Должен Б. 500 руб.» Вы весь в долгах, господин майор!
– Какое вам дело? – взвился Капнистов. – Да, я много проиграл, пока служил в Брест-Литовске… очень много… Потому и попросился в действующую армию. Война… можно рассчитывать на доплаты, награды… Это, по-вашему, преступление?
– А еще можно сотрудничать с врагом, – добавила Анита. – И получать от него намного больше за важную информацию.
– Что-о? – Майор побагровел. – Как вы смеете?.. Я – честный офицер…
– А я думаю, вы и есть агент повстанцев. Тот самый, которого мы безуспешно ловим уже которую неделю… У вас есть доступ в штаб, вы в числе первых получаете сведения о намеченных маневрах армии…
– Не я один!
– Вы можете свободно ходить повсюду, ни у кого и в мыслях не было вас заподозрить… Может, это вы подложили бомбу в кабинет генерал-фельдмаршала? Может, это вы подсунули пузырек с холерными бактериями в карман бедолаге Червонному, когда производили обыск?
– Вы его обшаривали, это верно, – напомнил Капнистову американец. – И сами нашли склянку у него в кармане.
– Я ничего не подкладывал! – Майор в исступлении крутился на носках сапог, точно был пригвожден к месту. – Наглая ложь! Грин… вы – мужчина… Если вы поддержите это бредовое обвинение, я вызову вас на дуэль!
– Я не откажусь, – спокойно парировал Грин. – Но мне думается, миссис Энн, вы заблуждаетесь. А как же донесение в бутылке, которую я выловил из Тисы?
– Это пустышка, Джеймс. Я потратила целый день, прежде чем сообразила, что никакого донесения нет. Это случайный набор символов. Агент знал о вашей страсти к рыбалке и нарочно бросил бутылку в воду так, чтобы вы смогли ее достать…
– Но с какой целью?
– Чтобы заставить нас биться над цифровой и буквенной мешаниной, которая не имела смысла. Отвлекающий маневр, понимаете? Или… – Она опять посмотрела на пунцового майора. – Или господин Капнистов таким образом хотел заманить нас на берег, чтобы перестрелять там? Вы же чуть не погибли от его пули, Джеймс!
– Это была случайность! – кипятился майор. – Вы меня самого могли пристрелить, как рябчика!
– Когда попытка прикончить нас на берегу Тисы сорвалась, вы сменили тактику, стали действовать не так прямолинейно… Пока я вела Джеймса в лазарет, вы опередили нас и подлили в мой графин кислоту.
– Это ваши домыслы!
– А в Дебрецене, когда я говорила Джеймсу, что отправляюсь в Приют Мертвецов, вы крутились неподалеку и могли все слышать…
– Вот что, майор, – сказал американец, доставая свой «Уолкер», – в словах миссис Энн что-то есть… Нам лучше поговорить об этом в другом месте, здесь слишком шумно… Не хватайтесь за ваш пистолет, он разряжен в этого несчастного. – Грин взглянул на лежащего навзничь Шандора, – а вот мой «кольт» всегда в полном порядке.
Майор замычал, затряс головой, как атакованный мошкарой бык, а потом вдруг двинул Грину в челюсть кулаком и побежал прочь по улочке. Грин не ждал такого, не сразу пришел в себя, а когда сумел прицелиться и выстрелить, майор был уже далеко. Выстрел пришелся мимо.
– Паршивый койот!
Капнистов исчез за углом, из-за которого доносилась, все приближаясь и приближаясь, какофония жестокого побоища. Анита подняла с земли саблю и пистолет Михая.
– Его надо догнать, Джеймс! Он не должен уйти!
– Не уйдет, миссис Энн!
И они бросились в пекло.
Глава последняяОхотница за бабочками
Совет в Араде. – Фаталист Горелов. – Стакан бренди и английский револьвер. – Спасительный сарай. – Разговоры о капитуляции. – Старик в плаще. – Генерал-фельдмаршал выражает удовольствие. – Парламентер. – Вольтов столб. – Башня Сапожников. – Тот, кого Анита ждала так долго. – Удивительная мистификация. – Последний раз об американской булавке. – В гостинице Шессбурга. – Все точки над i расставлены. – Два месяца спустя. – Арадские мученики. – Золотая монета на смуглой ладони.
В кровопролитной шессбургской сече Бем потерпел поражение, потерял две тысячи человек, но сохранил часть армии и, отойдя к Медиашу, стал пополнять ее первыми попавшимися людьми. Это был жест отчаяния.
Гёргей, сведав об этом, отказался от соединения с разгромленным союзником и свернул к Араду, самому надежному оплоту повстанцев. Там и остановился со своим войском, моральный дух которого был уже сломлен. Наступили последние дни независимой Венгерской республики.
Недалеко от Старой ратуши стояло ветхое здание, возведенное еще во времена владычества Османской империи. В нем разместились офицеры нижних и средних чинов, включая капитана Горелова. Находился вместе с ними и Максимов. Вследствие царившего в армии уныния контроль над пленником ослаб, и Максимов твердо вознамерился бежать.
Как-то вечером они остались в комнате вдвоем с Гореловым. Капитан сидел за столом, весь обмякший и как будто одряхлевший, тянул из высокого стакана бренди, смешанный, по галльскому обычаю, с молоком, а во второй руке вертел потрепанный английский «Коллиер» с кремневым замком.
– Вы бы поосторожнее с оружием, – посоветовал Максимов. – Не ровен час выстрелит.
– Подумаешь! – с безразличием отозвался Горелов. – Все равно у меня впереди – либо пуля, либо петля. Я же вам рассказывал…
– Вы считаете, что дело мятежников проиграно?
– А то сами не видите! – Горелов пьяно скривил угол рта, отхлебнул еще своего темно-шоколадного пойла. – Карта бита, Алексей Петрович. Наши стратеги собрались сегодня в Нойманском дворце… заседают, в рот им дышло… А чего заседать-то? Все и так ясно. Из Гёргея полководец – как из меня настройщик роялей. Ставили на Бема, но и он оплошал… Воевать больше некому. Да и солдаты разбегаются, чуют, что жареным запахло… Нет, с революцией покончено. – Взболтнул в стакане остатки жидкости, прибавил зло: – Да и пес с ней!
– Коли так, бежим! – предложил Максимов. – Я за вас перед нашими заступлюсь.
Горелов помотал головой.
– Я не побегу… А вот вы – валяйте! – Он порылся в карманах, достал ключ на железном кольце. – Это от дверцы, что из кухни в дровяной сарай ведет. А оттуда уж как-нибудь выкарабкаетесь, там стенки тонкие, из дощечек… Ловите! – Горелов бросил ключ Максимову. – Сделаю напоследок доброе дело…
Максимов поймал ключ, стиснул в кулаке.
– А все лучше бы нам вместе…
– Ступайте, ступайте! – замахал на него Горелов и нечаянно смахнул на пол уже опустошенный стакан. – Не мешайте сибаритствовать…
Максимов пожал ему руку и вышел из комнаты. Было уже поздно, в коридорах он не встретил никого. Быстро спустился на первый этаж, вошел в кухню, отпер дверцу. Сарай, в котором хранились дрова, был пристроен прямо к дому, что было удобно для тех, кто топил кухонную плиту и готовил пищу. Максимов взял сучковатое полено и с его помощью высадил одну из досок. Протиснулся сквозь образовавшуюся щель на улицу.
Наконец-то на воле!
Он взглянул на окно комнаты, откуда недавно вышел, увидел в нем силуэт Горелова, подсвеченный колеблющимся пламенем коптилки. Капитан приложил раскрытую ладонь к стеклу – напутствовал. Затем вторая его рука с зажатым в ней «Коллиером» поднялась к виску. Бахнуло, силуэт капитана исчез. Максимов, не дожидаясь, пока начнется суматоха, зашагал вверх по улице.
Правильнее всего было бы немедленно покинуть город, но Максимов не удержался от искушения и направился к бульвару, где стоял упомянутый Гореловым дворец Ноймана. Если б удалось узнать, к каким выводам придут мятежники на своем совещании, Максимов мог бы вернуться в расположение русской армии триумфатором.
Дворец был погружен во мрак, горели лишь два нижних окна, ближе к углу. Вход охраняли двое часовых, но оба дремали, присев на ступеньки. Безалаберность вполне объяснимая. Какого рожна сторожить штаб, от которого уже ничто не зависит? Максимов пожалел, что с ним нет десятка крепких ребят, – ворвались бы в здание и разом прекратили эту агонию…
Максимов прокрался к крайнему окну, заглянул внутрь. В просторном зале, при свете двух аргандовых ламп с белыми абажурами, сидели за круглым столом, словно рыцари короля Артура, генералы мятежной армии. Некоторых Максимов знал – их показывал ему Горелов.
Во главе стола сидел сам Гёргей – тридцатилетний, розовощекий, настроенный оптимистично, несмотря ни на что. Тут же и Кошут – со смертельно усталыми глазами, один из которых был наполовину закрыт упавшей со лба волнистой прядью. По правую руку от него – Эрне Киш с прической, делавшей его похожим на писателя Гоголя, и остроконечными, торчавшими строго горизонтально черными усиками. Чуть далее – Аулих, покоритель Пешта и Офена, с худым суровым лицом, по которому от крыльев носа вниз пролегли две глубокие морщины. А вот хорват Кнезич с выпяченной вперед бородой – бывший офицер австрийской армии, добровольно перешедший на сторону восставших. Остальные были Максимову неизвестны, но, по-видимому, тоже представляли собой цвет республиканского воинства.