– Вы уговорили Славу не бояться?
– Чтобы он с ума не сходил.
– Понятно, двоих уже нет, он третий на очереди… Честно скажу, я ему не поверил, но следователю Волынцову позвонил. Какой-то призрак там в карнавальной маске. Чертовщина какая-то!
– Чертовщина в головах, и преступник этой чертовщиной воспользовался. Не думаю, что он отправлялся на кладбище убивать, но маскарадный костюм себе подобрал. И шпагу в тросточке где-то раздобыл. А сейчас пистолет, возможно, с глушителем. – Может быть, он и сегодня всего лишь наблюдал за нами, а тут вдруг такой момент подвернулся.
– Тогда убийца постоянно в дороге… Кислицын говорил, что вы кого-то подозреваете, даже разбираться с кем-то ездили.
– Когда-то мы очень обидели Мишу Бондарева. – Возможно, он нам мстит. А Миша служил в спецназе, он многое знает и умеет.
– Странно все это… Но будем разбираться!.. Где живет этот Миша, знаете?
Трофим кивнул, и Полыхаев повел его к своей машине.
– По дороге мне все расскажете! – сказал он, открывая дверь.
Старенькая машина гремела на ухабах как ведро с гайками, по шоссейной дороге шла ровно, но все равно шумно, казалось, у нее вот-вот отлетит колесо. Но уж лучше плохо ехать, чем хорошо стоять – на допросе с видом на труп.
На этот раз Трофиму понадобились две сигареты, чтобы начать и закончить историю трех убийств.
– Да уж, у нас в школе тоже был один тип, житья никому не давал… – глянув на Трофима, усмехнулся Полыхаев. – Мы с ним в ночном клубе как-то пересеклись… Интересно было!..
– Но вы же не планировали его убивать.
– Да он меня, в общем-то, и не трогал. А Ваньке доставалось… Но так и Ванька никогда не планировал… Может, вы кого-то убили? – вдруг резко спросил майор.
Как это ни странно, Трофима не удивил этот вопрос. Он и сам понимал, что чудовищность возмездия в настоящем несопоставима с масштабом злодеяния в прошлом.
– Да я и сам, если честно, спрашивал у Славы, он все отрицал. А я точно никого не убивал… Да и Мишу не трогал…
– А почему тогда в списке оказался?
– Не знаю, может, за компанию?
– Школа здесь ни при чем, – качнул головой Полыхаев. – Во всяком случае, то, о чем вы мне сейчас говорили. Что-то более серьезное нужно искать. Гораздо более серьезное… Может, все-таки покаетесь в смертных грехах? И мне легче будет!
– Не в чем сознаваться. Мы никого не убивали, никого не насиловали. А если что-то и было, я не знаю… Честное слово, не знаю.
– Ладно, будем разбираться. Дело интересное, скрывать не стану. Если вдруг мы его раскроем… – Полыхаев замолчал, решив повременить с декларацией своих грандиозных планов.
Действительно, серийное убийство троих человек – это сильный резонанс. Раскрыть такое преступления, значило подняться вверх по служебной лестнице на одну ступеньку. А если будет и четвертое убийство и следователь выявит маньяка, то и на две. В этом случае, правда, Трофим за Полыхаева порадоваться не сможет.
Дверь в квартиру Бондарева не открывали, майор без устали жал на кнопку звонка, но никакого результата.
– Может, еще не вернулся? – спросил Трофим.
– Откуда?
– Оттуда!
Возможно, Полыхаев мечтал о сложном, многоходовом деле, в котором он блеснет своими дедуктивными способностями, но Трофим хотел, чтобы все разрешилось прямо сейчас. Бондарев убивает Кислицына, возвращается домой, его берут, в машине находят орудие преступления, на одежде – микрочастицы пороха, на этом все и заканчивается. Мишу задерживают, осуждают на пожизненный срок, а Трофим спокойно возвращается к своей любимой работе.
Но Бондарев появился оттуда, откуда его не ждали. Открылась дверь в соседнюю квартиру, он воровато выглянул оттуда, увидел Трофима, Полыхаева, подался назад.
– А если мы шум поднимем? – вспомнив о его замечательной соседке, спросил Трофим.
Бондарев остановился, быстро вышел на лестничную площадку, дверь за ним тут же закрылась.
– Только без шума! – выразительно глядя на Трофима, сказал он.
– Поговорим! – вынимая «корочки», спросил Полыхаев.
– Хорошо.
Бондарев глянул куда-то вниз по лестнице, потом открыл дверь в свою квартиру. Полыхаев и Трофим последовали за ним.
– А что-то случилось? – спросил Миша.
– Гражданин Бондарев, где вы находились сегодня в районе одиннадцати тридцати?
– Значит, что-то случилось.
– Случилось… – начал было Трофим, но Полыхаев предостерегающе глянул на него.
В этом разговоре ему отводилась в лучшем случае роль статиста, а в худшем – подозреваемого. В этом худшем для себя случае он участвовал сейчас в очной ставке – с Бондаревым.
– Где вы находились в районе одиннадцати часов тридцати минут?
– Ну-у… – Бондарев кивком показал в сторону соседней квартиры.
– Понятно… На балкон можно пройти? – спросил майор.
Бондарев пожал плечами, в недоумении глядя на него.
Полыхаев осмотрел балкон, глянул вниз с высоты четвертого этажа, вернулся в комнату и обратился к Бондареву.
– Насколько я знаю, вы служили в войсках специального назначения?
– В общем, да. Разведрота мотострелкового полка, два года срочной, еще три по контракту. Чечню захватил. Активных действий там, правда, уже не велось… А что? – Бондарев обращался к Полыхаеву, а глянул на Трофима. Нехорошо, говорил его взгляд, на старых знакомых в полицию жаловаться.
– Ну – что-что… Гражданина Кислицына, говорят, избили.
– Я так понял, вы из уголовного розыска, товарищ майор. И занимаетесь такой мелочью? Нет, нет, здесь что-то другое… – логично рассудил Миша. – Неужели все-таки случилось?… – Он снова глянул на Трофима, с сожалением и злорадством одновременно. Если Слава погиб, значит, он – следующий.
– Случилось, – кивнул Полыхаев, внимательно глядя на Бондарева. – Гражданина Кислицына убили.
– И что теперь? – Миша продолжал смотреть на Трофима. Злорадство рассеялось, а сожаление осталось.
– Значит, в районе одиннадцати часов тридцати минут вы находились… э-э, проводили время в соседней квартире.
– В районе одиннадцати часов я находился в доме. На двери подъезда, если вы не заметили, висит камера.
– Существует несколько способов обмануть камеру. – Полыхаев выразительно повел головой в сторону балкона.
– Я никого не обманываю. И никого не убивал. – Бондарев твердо посмотрел следователю в глаза.
– Но тем не менее гражданин Кислицын подозревал вас в убийстве своих друзей.
– Мутная история, мутные подозрения, – усмехнулся Миша. – А насчет убийства Муратова, так я действительно находился… проводил время в соседней квартире. Я Кислицыну это говорил. И Трофимову тоже.
– Кто такой Трофимов? – спросил Полыхаев.
Трофим сообразил, что речь идет о нем.
– Я не Трофимов, я Крупицын.
– Да? – искренне удивился Бондарев. – Я почему-то думал, что Трофим – это кличка.
– Трофим – это имя, – пристально глядя на Мишу, пояснил Полыхаев.
– Я даже не знал. Он же на класс младше учился… Кстати, нормальным парнем был, никого не трогал, это Кислицын – полный отморозок. И Муратов… Евсюков этот любил подраться, но к слабым не лез…
– А вы тогда были слабым? – вкрадчивым тоном задал вопрос Полыхаев.
– В общем, да… Но к Славе никаких вопросов! – отчеканил Бондарев.
– Он уже расплатился по счетам, да? – вспомнив не столь уж давний разговор с ним, сказал Трофим.
– Дело не в этом, дело в том, что Слава заставил меня взяться за ум. Вернее, побудил во мне желание стать сильным. Я занялся собой, возмужал, окреп. Что в этом плохого?
– Ты взялся за ум? Или тебе кто-то помог? Что ты там говорил про психиатра?
– А что я говорил? – неприязненно спросил Миша.
– Что психиатр нацеливал тебя на убийство.
– Да нет, не нацеливал. Просто сказал, что не нужно сдерживать ненависть. Хочешь – убей. Но только мысленно.
– Мысленно? – раздумывая над услышанным, спросил Полыхаев.
– Мысленно, но при наличии реальных возможностей.
– И вы эти возможности получили?
– Да, и довольно-таки давно. Я мог убить Славу еще пятнадцать лет назад, но к этому времени я уже давно остыл…
– А вы обращались к психиатру?
– Да. Мама сказала, что надо. Я не хотел, но мама сказала, что Станислав Сергеевич и Робику помог, и Тае… Знаешь, кто это такие? – Бондарев пронзил Трофима взглядом.
И ведь он добился своего, Трофим почувствовал стыд и раскаяние. А Миша продолжал терзать его, взглядом растравляя давнюю рану.
– Робик руки на себя наложил, если ты не знаешь.
– Да что ты говоришь? – удивился Трофим.
– Думаешь, это невозможно?
– А Тая?
– Тая, Тая… Твоя одноклассница, – кивнул Бондарев.
– Да. Четвертая стадия дебильности?… Довели девчонку, под поезд бросили.
– Под поезд это в переносном смысле? – спросил Полыхаев.
Да, он слышал, что Тая пыталась покончить жизнь самоубийством. Но почему именно под поезд?
– Да нет, в прямом!.. Она в прямом смысле под поезд бросилась! Обходчик там проходил, вытолкнул ее в последний момент. Сам без ноги остался, а ее спас…
– Ты это серьезно? – Трофим не скрывал удивления. Это ведь не просто суицид, о котором не напишут в газетах, а настоящий подвиг, человек спас Таю, рискуя своей жизнью, остался без ноги. А школу такая новость обошла стороной? Так не бывает.
– Тая после этого целый год в психушке провела! – кивнув, зло сказал Бондарев.
– А сейчас как она себя чувствует? – спросил Полыхаев.
– Так четвертая стадия дебильности, – усмехнулся Бондарев. – Университет с отличием окончила, исторический факультет, кандидатскую потом защитила.
– Я не знал. – Трофим смотрел на него потрясенно. Тая – кандидат исторических наук? Никогда бы не подумал, что такое возможно.
– А это спасибо Станиславу Сергеевичу! С его индивидуальным подходом к личности… К личности! Он в каждом своем пациенте видел прежде всего личность. С личностями он и работал. Меня он нацелил на силу, Таю – на ум! Заставил доказать вам, что никакая она не отсталая!.. – Миша испепелял Трофима взглядом.