Какой-то веснушчатый мальчик разрезал веревки, которыми был опутан Бобо, и помог профессору выбраться из-под тяжелой доски. Психолог, шатаясь, поднялся, бросился в объятия Джерри и громко зарыдал:
— Я совершил психологическую ошибку… Не принял… во внимание… их полового влечения… Я был уверен, что детерминирующая тенденция… уже создала… необходи…
— Отведите его проветриться, — обратился к Джерри дворник. — Я думаю, он тоже накурился этой гадости.
Джерри увел друга наверх, а мистер Редмэн остался выяснить обстановку. Стиснув пистолеты в своих огромных ладонях, похожих на хлебные лопаты, он постоял некоторое время молча, испытующе глядя на всех прищуренными глазами, и наконец сухо спросил:
— Кто заплатит за это?
Ученики стояли маленькими группами среди нагроможденных обломков парт и молчали. Но вот Уэсли Кэтзервуд, сын богатого коммерсанта и одного из учредителей ОСВ, выступил на два шага вперед и надменно сказал, доставая из нагрудного кармана чековую книжку:
— Сколько, мистер Редмэн?
Дворник неторопливо оглядел классную комнату и, подумав, сказал:
— Этот раз похуже, чем неделю назад. А тогда ремонт и уборка стали в две тысячи долларов.
Юный Уэсли Кэтзервуд поиграл золотой паркеровской ручкой и повторил вопрос:
— Короче? Сколько, мистер Редмэн?
— Пиши три тысячи… Или давай пиши уж — три с половиной…
Юный Уэсли Кэтзервуд, отец которого владел большим универсальным магазином и несколькими нефтяными скважинами в Техасе, подал дворнику чек и сказал:
— Я тут написал четыре тысячи, и вы заткнете свою глотку!
— У меня — крепко, — пообещал мистер Редмэн и продолжал медленно, растягивая слова: — А теперь ступайте все по домам и скажите, что школа закрылась на несколько дней. Взорвался паровой котел центрального отопления. Ясно, ребята?
Стив Нюгард при поспешном отъезде забыл в гардеробном чуланчике чемодан, содержимое которого помогло нашим бродягам экипироваться. Они воспользовались одеждой товарища по несчастью, а свои носильные вещи запихнули в чемодан, на место взятых. Профессор Минвеген, докторская диссертация которого была посвящена психологии смеха, погрузился в глубокую меланхолию и даже перестал улыбаться. Он чувствовал невыносимую боль в висках, потому что не привык курить сигареты, начиненные одуряющей марихуаной. Его угнетенное состояние усугублялось, кроме всего прочего, грызущим самообвинением:
— Я совершил психологическую ошибку.
— Ну, придумай наконец какое-нибудь новое объяснение, — заметил Джерри, которому все надоело и который с нетерпением следил за одеванием друга. — Признайся прямо, что психология животных тебе недостаточно хорошо известна.
— Да нет, известна. Я ведь полтора года работал ассистентом в психологической лаборатории Бостонского университета, и тогда мне пришлось изучать приспособление животных к различным условиям жизни. Теперь, обдумывая последние события, я вижу, что возможности экспериментального метода были чрезвычайно ограниченны. Во всяком случае, квантитативно проанализировать их было невозможно, и лишь в очень ограниченной степени — экспериментально…
— Торопись! — прервал его Джерри.
— Я стараюсь, как могу. Меня мучит жажда.
— Воду из крана пить нельзя. Она буроватая, как пиво, и пахнет мочой. Ученички загрязнили колодец. Дворник говорит, что посылал воду в Кливленд на анализ и оттуда пришел короткий ответ: «Ваша лошадь больна диабетом…»
Бобо вздохнул:
— Несчастная школа… Откуда ты брал воду для кофе?
— Натаял снега. Ты уже готов?
— Сию минуту…
Бобо оглядел комнату с расстроенным видом.
— Это очень безнравственно — уходить таким образом, — сказал он подавленно. — А мистер Тэккер так доверял нам!..
Бобо для верности заглянул в продуктовый шкаф и схватился за мешок с сухарями.
— Ты думаешь, что мы можем взять это себе на дорогу?
— Бери!
— Значит, по-твоему, это не воровство?
— Нет, просто плата за труд.
Джерри высыпал остатки рафинада из сахарницы в тот же мешок с сухарями и сказал:
— А это надбавка к зарплате.
Психолог вздохнул и глубокомысленно произнес:
— Теперь люди ежедневно требуют надбавок и повышения всех видов платы, кроме платы за грехи.
— Ну, идем?
— Сейчас…
Бобо продолжал осматривать комнату, словно искал что-то. Вдруг он заметил на окне коробочку талька и схватил ее.
— Подожди еще минуточку. Я разуюсь и пересыплю тальком пальцы на ногах.
— Зачем?
— Удобнее идти. До Пэйнсвилля почти восемь миль.
Джерри сделал шаг к дверям и сказал торжественно:
— На этот раз мы не пойдем, а поедем на машине.
Моральное опьянение всегда вызывало у Бобо моральное похмелье. Он не желал делать ничего необдуманного и недозволенного.
— Нет, Джерри. Не пойдет. Это было бы воровством.
— Почему? Мы же имеем право пользоваться школьной машиной.
— Но не для бегства.
Джерри остановился в раздумье. Уважаемый читатель, может подтвердить, что за время течения нашей повести Джерри Финн не совершил еще ни одного преступления, о котором стоило бы упоминать. Но теперь, именно теперь он готов был пойти на это. Его оскорбили, одурачили, осрамили, и в тесной мышиной норе его самолюбия гнездилась мысль хотя бы о небольшом удовлетворении. Он героически поставлял ученикам общекультурные ценности и считал себя вправе минимально участвовать в дивидендах фирмы. Прокат школьного автомобиля казался ему вполне подходящим вознаграждением.
Он посмотрел прямо в лицо своему компаньону и спокойно сказал:
— Друг мой, если мы проедем на машине до Пэйнсвилля, то это все-таки еще не составит нашей дневной зарплаты. Иными словами: мы все еще будем страдать от снижения ставки.
— Зарплата вообще повсюду снижается — не снижается лишь плата за грехи, — возразил психолог.
— Эту гениальную мысль ты уже только что высказывал.
— Кажется, я говорил нечто подобное, но только наоборот. Можно доказать научно, что существует примерно пять тысяч способов выражения одной и той же мысли.
— Ты гений, Бобо!
— Гениями обычно называют умерших.
— Какое счастье, что ты еще жив!
— Менее часа назад я чуть было не попал в одну компанию с гениями.
Джерри сделал нетерпеливое движение.
— Не напрасно ли мы продолжаем эту болтовню? — сказал он раздраженно. — Я бы уважал тебя гораздо больше, если бы не твой вечный несносный педантизм.
— Пусть я буду педантом, только бы это удержало нас от преступных шагов.
Джерри подошел и приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Бобо.
— Я не желаю толкать тебя на путь преступлений, — сказал он серьезно, — ибо нам с тобой это все равно не помогло бы стать конгрессменами. Дело очень простое: мы берем взаймы школьную машину, едем на ней в Пэйнсвилль и там просим кого-нибудь отогнать машину назад. Скажи, что в этом незаконного?
Бобо взъерошил серебристый куст своих волос и ответил:
— Нет. Закон охраняет тех, кто может нанять себе адвоката. Мы не имеет этой возможности.
— Бобо! Неужели ты не видишь ничего, кроме собственного пупа? На кой черт нам юрист, если мы не делаем ничего незаконного?
— А за что попадают под суд? Миллионы людей садятся в тюрьму только лишь по той причине, что не знали закона. Уголовный закон — точно ходовая колбаса: ты почувствуешь к нему глубокое отвращение, как только узнаешь, из чего он состряпан.
На лестнице послышались шаги и в ту же минуту дверь без стука отворилась. Мистер Редмэн вошел, не снимая шляпы, и объявил:
— Ну вот, школьный кар я уже выкатил на дорогу. Попросите какую-нибудь машину толкнуть вас чуток — и тогда он заведется. А потом…
Мистер Редмэн выдержал небольшую паузу и продолжал:
— Нам нужно устроить дня на два каникулы. Надеюсь, господа, вы меня понимаете? Но об этом не следует много распространяться. Так что можете задержаться в городе, если есть охота.
Бобо кашлянул, показывая, что собирается что-то сказать, но Джерри опередил его:
— Отлично, мистер Редмэн. Мы как раз уже собрались ехать.
Дворник дал Джерри ключ от машины и обратился к Бобо:
— Вам тоже неплохо отдохнуть денька два, профессор.
— Конечно, — ответил Бобо. — Очень хорошо…
— О'кэй, господа. Гуляйте! Желаю приятно провести время!
Дворник ушел, оставив после себя сильный запах пива. Бобо сказал покорно:
— Ну что ж, поедем. Сегодня хоть небо синее…
Он еще раз посмотрел на окно, подошел, взял в руку коробочку с тальком и спросил:
— По-твоему, я могу взять это?
— Конечно, — ответил Джерри. — Но только зачем?
— Если все-таки придется идти пешком…
Джерри вздохнул. Бобо нерешительно положил коробочку в карман, взял под мышку мешок с сухарями и взглянул на Джерри вопросительно. Тот кивнул головой, и они пошли, словно убегая от места преступления. Два честных учителя, безработных, бездомных и не получивших расчета. Они не принадлежали к той обширной избранной прослойке учителей, задача которых — убаюкивать учеников. Их также нельзя было поставить рядом с профессорами колледжей и университетов, которые, попав молодыми студентами в высшее учебное заведение, никогда уже не могли из него выбраться. Нет. Случайно, именно случайно они попали в порожденную жизнью великую оппозицию, которая никогда не допускается к власти.
Общество свободного воспитания было частным предприятием, которое существовало за счет пожертвований. В пользу этого учреждения работало более четырехсот обществ содействия и женских кружков рукоделия. Чем больше возникало женских кружков рукоделия, тем чаще приходилось мужьям самим штопать себе носки и стирать рубашки.
Три года назад один из местных фермеров подарил школе автомобиль. Это был хорошо известный форд выпуска 1915 года. Джерри всегда интересовался древностями, но Бобо смотрел на лимузин очень подозрительно. Он отворил дверцу и заглянул внутрь. Переднее сиденье было заплатано и подбито старыми мешками и газетами. На заднем загроможденном сиденье лежала ржавая лопата, железный лом и большой ворох проволоки — на случай необходимого ремонта в пути. Бобо покачал головой.