— Григоров, спецкор областной газеты. Мне поручено написать о вашем подвиге статью.
— О подвиге? — Инга с удивлением посмотрела на корреспондента. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду операцию, которую вы делали в участковой больнице.
— Но… Почему — подвиг?
— Именно так я все себе и представлял! — воскликнул Григоров. — Человек, совершающий что-то необычное, всегда старается остаться в тени. Любопытная черта. Я много об этом думаю и всегда удивляюсь — почему это происходит? Репортеры-ветераны, участники Великой Отечественной войны, рассказывают: самое трудное было написать статью или очерк о герое танкисте, герое летчике или герое разведчике. Не вытянешь, говорят, и десятка слов. «Ну, притащил из тыла немецкого полковника, так что? Это ж работа наша…», «Ну, летал, так в чем дело? Все летают…» Неисследованная область психологии. Вы согласны со мной, Инга Павловна?
Инга невольно улыбнулась. Несмотря на очки, безукоризненно завязанный галстук и белоснежные манжеты, было в этом молодом корреспонденте что-то от старого пирата. Наверное, тут играли роль бакенбарды и борода.
Она сказала:
— Я никогда серьезно не занималась вопросами психологии, молодой человек, поэтому ничего определенного сказать вам не могу. Но у меня есть просьба: не ставьте меня в смешное положение. Говорить об операции в участковой больнице как о подвиге — это смешно, понимаете? Я трусила, отчаивалась, допускала ошибки, порой вообще не знала, что делать, — какой уж тут, простите, подвиг?.. Вы ведь не хотите сделать мне неприятное, правда?
— Что вы! — горячо воскликнул Григоров. — Я, как и многие мои коллеги, восхищен вами. Я ведь уже беседовал с Анной Кругловой, с ее родителями, с колхозниками, с медперсоналом участковой больницы. Слушайте, они все считают вас необыкновенным человеком!
— А вы? — спросила Инга. — Вы тоже считаете меня необыкновенным человеком?
— Конечно! — также горячо и также искренне сказал Григоров.
— Вот это меня и пугает, — проговорила Инга. — И знаете что? Считайте, что наша беседа не состоялась. Скажите там, в редакции, что вы убедились: писать не о чем. Обыкновенная операция…
Инга встала из-за стола, по-дружески взяла корреспондента под руку и повела его к выходу из кабинета. Потом, уже у самой двери, взглянув на его растерянное лицо, улыбнулась:
— Не сердитесь на меня, хорошо? Пройдет немного времени, вы все обдумаете и согласитесь, что я поступила правильно.
Когда Инга рассказала обо всем этом Алеше, он заметил:
— Боюсь, что твой пират все же преподнесет тебе сюрприз. Не такой это народец, чтобы выпустить из рук интересный матерьяльчик… На всякий случай, будь ко всему готова.
— Ерунда! — засмеялась Инга. — Он ведь ничего от меня не услышал…
Однако Алеша не ошибся. Однажды, примерно через неделю, в кабинет Инги с газетой в руках вбежала врач Юровская, держа в вытянутой руке газету, точно флаг. Бросившись к Инге, она обняла ее за плечи и одним духом выпалила:
— Инга Павловна, дорогая, я когда прочитала, подумала: «Господи, живем, работаем рядом, а как мало знаем друг друга». Вы же настоящий герой, милочка! Можно, я вас расцелую? Да вы, кажется, ничего не знаете… — Юровская смотрела на Ингу глазами, полными изумления. — Вы еще не читали? Значит, я первая принесла вам эту радостную весть? Милочка вы моя! — Подбежав к Инге, она чмокнула ее в щеку. — Возьмите, почитайте, только, ради бога, не затеряйте. Я буду хранить эту газету как реликвию… — и убежала, стуча каблучками.
Оставшись одна, Инга долго сидела без движения, глядя на густо подчеркнутые строчки статьи и боясь прочитать хотя бы слово. Но вот, наконец, переборов свой страх, она начала читать.
Заголовок статьи, набранный крупным шрифтом, гласил: «Подвиг врача». И дальше шло:
«Первое, что сразу же привлечет ваше внимание, стоит вам познакомиться с доктором Весниной, — это ее глаза. Удивительно проницательные, умные, решительные…»
— Боже мой! — прошептала Инга. — Боже мой, этот пират зарезал меня без ножа. Да его на галеры за это надо было бы сослать. Настоящий пират!
Выпив полстакана воды, она все же заставила себя продолжать. Расписывая, в каких необыкновенных трудностях проходила операция, корреспондент писал:
«Мне говорили, что один из опытнейших хирургов, фамилию которого нет надобности в этой статье называть, предупреждал И. П. Веснину: «Вы подвергаете себя страшному риску». Однако доктор Веснина прислушалась к голосу своего сердца, а не к чувству страха перед ответственностью. Да как же еще и могут поступать настоящие советские врачи, гуманностью которых восхищается весь мир!»
Инга в отчаянии бросила газету на стол, встала и подошла к окну. «Откуда пират узнал о том, что я говорила с Люпиным? — подумала она. — И что теперь скажет Люпин? Что подумают обо мне все наши врачи? Кто поверит, что я выпроводила корреспондента из кабинета, по существу, ничего ему не сказав?»
У нее было такое чувство, словно на нее выплеснули ушат ледяной воды. Она старалась успокоить себя, убедить, что ни в чем не виновата, но всякий раз, когда ее взгляд останавливался на развернутой газете, стыд и гнев захлестывали ее.
В полдень к ней зашел Люпин. Он холодно поздоровался и, присев на кушетку, сказал:
— Я пришел вас поздравить, доктор Веснина. Хотя я немножко постарше вас и начал делать операции еще в то время, когда вы только переступили порог мединститута, — такого колоссального успеха я не достигал. — Он кивнул на газету и иронически усмехнулся: — Слава, действительно, громкая, и мне ничего не остается делать, как склонить свою голову перед вашим подвигом.
Люпин картинно поклонился и опять усмехнулся — теперь уже зло и презрительно.
— Владлен Сергеевич, — мягко сказала Инга, — я понимаю ваше возмущение, но прошу вас поверить…
— Поверить? — бесцеремонно прервал ее Люпин. — Во что поверить, доктор Веснина? В вашу порядочность? Достаточно того, что вам удалось заставить поверить в нее этого борзописца. Представляю, сколько сил пришлось вам на это израсходовать! Видимо, в ход были пущены и такие вещи, как духовная красота, обаяние и прочие атрибуты, о которых так красочно поведал миру сей Цицерон…
Люпин явно издевался и распалялся все больше. Он должен проучить эту выскочку, бросившую тень на его честное имя.
— Вы только не думайте, Инга Павловна, — сказал Люпин, — что я категорически против такого метода делать карьеру. Каждый делает ее по-своему. Один, чтобы сделать шаг вперед, годами гнет хребет, другой едет в рай на чужой шее, третий скачет в гору на палочках корреспондентов. А почему нет? Две-три статейки — глядишь, и заговорили о тебе, заметили, продвинули. А честность, порядочность — на это можно и наплевать…
— Вы забываетесь, доктор Люпин, — тихо, слегка побледнев, проговорила Инга. И повторила: — Вы забываетесь. Никто не давал вам права меня оскорблять.
— А кто дал такое право вам? — крикнул Люпин. — Кто дал вам право позорить людей, которые сделали побольше вас? Вы молчите?
Инга устало закрыла глаза, потом снова открыла их и сказала:
— Почему вы кричите, Владлен Сергеевич? Если вы говорите о честности и порядочности, то в первую очередь честным и порядочным надо быть самому. Вы со мной не согласны?
— Так… — Люпин побарабанил пальцами по колену и снова проговорил: — Так… Значит, вы и вправду убеждены, что вам удалось сделать невозможное? Что вы — гений? Скажите, Инга Павловна, вам самой не смешно? Неужели вы до сих пор не поняли, что Анну Круглову спасло чудо?
— Чудо? Это чудо спасло бы ее и в том случае, если бы никто ее не оперировал?
— Оно спасло бы ее и в том случае, если бы ее оперировал любой врач. Никакой выдающейся вашей заслуги тут нет. Железный организм — вот это и есть то чудо, которое не дало Анне Кругловой погибнуть. А вы возомнили… Нет, мне трудно говорить об этом серьезно… Да разве только одному мне?..
В комнату постучали, и сразу же на пороге появился главврач Кустов. Взглянув на Ингу и Люпина, он, видимо, сразу же понял, что здесь происходило. Однако как ни в чем не бывало сел рядом с Владленом Сергеевичем и взял со стола газету, с минуту подержал ее в руках и сказал:
— Инга Павловна, если вы не возражаете, я открою вам маленький секрет. Хотите?
— Пожалуйста, доктор, — улыбнулась Инга.
— Эту статью я читал еще тогда, когда она не была напечатана в газете.
— Как? — воскликнула Инга. — И вы не протестовали?
— Против чего? — спросил Кустов. — Против чего я должен был протестовать? К вашему сведению, я побывал, так сказать, на месте происшествия и сам имел возможность убедиться в правдивости слов корреспондента. Вы действительно, как и говорил доктор Люпин, брали на себя страшную ответственность. Не каждый из нас, Инга Павловна, решился бы на подобный шаг. Далеко не каждый, к сожалению, — вздохнул Степан Федорович. — Вы согласны со мной, доктор Люпин?
Люпин встал, прошелся по кабинету и, вплотную подойдя к главврачу, сказал, не скрывая иронии:
— Конечно, доктор Кустов! И я разделяю ваше чувство восторга. Там, в верхах, наверное, спрашивают: «В каком лечебном учреждении работает врач Веснина?» Верхам отвечают: «В лечебном учреждении доктора Кустова».
— Да, — без всякой рисовки ответил главврач. — Я убежден, что «в верхах», как вы, Владлен Сергеевич, изволите выражаться, интересуются, в каком лечебном учреждении работает врач Веснина. И мне очень лестно, когда «верхам» отвечают: она работает там жег где работает и доктор Кустов. Между прочим, в этом же лечебном учреждении работает и доктор Люпин… Ему, наверное, тоже должно быть приятно, что об этом учреждении говорят много хороших слов. Или нет?
Люпин небрежно пожал плечами:
— Я не страдаю излишним чувством честолюбия… Кстати, доктор Кустов, не сможете ли вы мне сказать, откуда вам стало известно, что я предупреждал Ингу Павловну об ответственности?
Инга молчала. Испытывая острое чувство стыда за малодушие Люпина, она хотела сейчас только одного: чтобы скорее закончился этот неприятный для нее разговор и ее оставили в покое.