— Как-нибудь! — Вернер постарался подавить ярость, но вышло не лучше, чем у Кляйна его успокоить. — Как-нибудь. Тебе легко рассуждать, сидишь тут как у Христа за пазухой: жрешь, пьешь и работаешь в тишине, в свое удовольствие. Ни забот, ни хлопот.
Он осекся. Кляйн потер ладони и хрустнул костяшками.
— Ни забот, ни хлопот, — глухо повторил он. — Все верно. Сижу здесь, как… Знаешь, я бы с удовольствием встал и побегал.
Карл отвернулся. Вернер почувствовал себя еще паршивее.
Они не расставались с тех пор, как неудачно запустили ракету на Шпикероге. Поправившись, Кляйн какое-то время пытался встать. Врачи говорили, что это невозможно, но Карл не оставлял надежды. Старался. Долго. Пока не сдался.
Медики оказались правы. Научиться ходить заново калечный гений так и не смог. Осознав всю тщету попыток, Карл замкнулся еще больше, хотя казалось больше уже некуда. Вернер переживал за приятеля, утешая себя лишь мыслью о том, что время лечит.
Мысль была верной. Со временем прошло и это. Кляйн смирился, немного ожил. Достаточно для того, чтобы существовать и плыть по течению. Не достаточно для того, чтобы жить в полную силу, самостоятельной жизнью. Карл Кляйн превратился в тень Вернера фон Брауна.
Вернер таскал его за собой всюду. Кляйн был посвящен во все его проекты. Более того, участвовал во всех этих проектах. Но прав никаких не имел. Для окружающих, он либо не существовал, либо существовал в жизни Вернера как любимая собака. Всегда рядом, при этом не фигурируя ни в одном документе. Впрочем, о реальном положении дел знали единицы.
Такой расклад всех устраивал, но напоминать об этом Кляйну — было ударом ниже пояса. Жестоко и низко.
— Прости, — извинился Вернер. — Не хотел тебя обидеть.
— Все в порядке, — робко улыбнулся Карл, снова поворачиваясь к другу. — Я тот, кто я есть. Чего уж…
— Я, правда, не хотел.
— Забыли. Давай лучше о деле.
— О деле. — Вернер провел рукой по лицу. — О деле… Приехал фюрер, посмотрел на разработки и не впечатлился. Не знаю, что ему рассказали о нашей работе, чего он ждал здесь увидеть, но он не впечатлился. А от его впечатления зависит все.
— Не стоит так, Вернер. Он думает о стране, о народе, обо всем. Мы с тобой мыслим в рамках нашей узкой области. Он — значительно шире. Лучше подумай о другом пути.
— Другой путь? В этой стране я попробовал единственный возможный путь и уперся в тупик, Карл.
— Ты шел в лоб, попробуй в обход.
— Что? — опешил фон Браун.
Кляйн потер ладони и привычно захрустел пальцами. Вернер вдруг, напротив, успокоился. Мысль, посеянная Карлом, уже двигалась вперед, обрастая подробностями.
Он пошел в обход. Крупномасштабные работы по ракетной тематике продолжались полулегально, под прикрытием Шпеера вплоть до сорок третьего года. В сорок третьем фюрер вновь заинтересовался ракетчиками, и ему предоставили такие результаты, что Пеенемюнде мгновенно получил статус самого важного объекта.
Многие шептались про секретное оружие Гитлера. Разговоры были не беспочвенными. Вот только Фау-2 по сравнению с настоящей секретной разработкой выглядела новогодней шутихой.
Вернер фон Браун не разменивался на мелочи и оставался верен себе и своей мечте. Он все еще хотел полететь к звездам. «Оружие возмездия» было для него второстепенным проектом. Мелкой костью, которой можно было отмахнуться от сильных мира.
Подачка была рассчитана на не самых умных людей. И тот же Шпеер, покрывавший ракетчиков, заглотнул эту подачку, счастливо брызнув слюной. Можно было предположить, что ее схватит и фюрер, особенно если учесть, кто и как будет преподносить ему информацию. Но Гитлер был далеко не глуп. Заинтересовавшись Фау-2, он копнул глубже и разузнал все. И о проектах фон Брауна, и о реальных достижениях, и о его гениальном приятеле-калеке.
На фон Брауна было составлено настолько подробное досье, что родная мать, должно быть, знала о нем меньше. Фюрер теперь знал больше и сделал определенные выводы. Неприятные для фон Брауна и фатальные для самого Гитлера. Впрочем, тогда об этом никто не догадывался.
Немец застонал и пошевелился. Грубоватое лицо исказила гримаса боли.
Александр не без удовольствия смотрел, как тот открывает глаза, видит перед собой вырубившего его человека, осознает, что руки и ноги связаны.
Коренастый увидел и осознал. Переменился в лице. Глаза стали растерянными, испуганными, наполнились непониманием. Александр сидел на притащенном из столовой стуле и наблюдал.
Пленник выглядел паршиво. Удар прикладом получился удачным: челюсть, скула, висок — половина лица у фермера посинела и отекла. На губах темнела запекшаяся кровь. Пальцы перетянутых веревкой рук слушались плохо.
Но жалости к нему Погребняк не испытывал, скорее наоборот.
— Кто вы? Что вам нужно? — выговор у немца был странный.
Язык отличался от знакомого немецкого, отдавал какой-то архаикой. Да и поврежденная челюсть давала о себе знать.
— Вопросы буду задавать я, — спокойно отозвался Александр.
Внутри все кипело, тем приятнее было сохранять внешнее хладнокровие. Он поднялся со стула, подхватил связанного подмышки, помог подняться и усадил на стул. Сам встал напротив.
— А ты будешь отвечать, — закончил он. — Понятно?
Фермер кивнул и снова сморщился. Да, удачно прилетел приклад.
— Как зовут?
— Гюнтер.
— Хорошо, Гюнтер. Для начала неплохо. — Погребняк с хрустом размял пальцы.
Немец заерзал, напрягся, словно хотел порвать веревки.
— Зря стараешься: веревка из твоего гаража. По-моему, очень неплохая.
Александр подошел ближе, медленно склонился к коренастому. Фермер дернулся и затих. Он не понимал, Александр точно видел это, не понимал, что происходит и почему это происходит с ним, в его доме.
— Страшно? — шепнул Погребняк в самое ухо. — Не бойся. Если будешь слушаться, больно не будет.
— Что вы хотите от меня? — голос немца по-прежнему звучал грубовато, но теперь в нем на самом деле сквозил страх.
И этот напуганный, ничего непонимающий мужик застрелил его Осьминога. Зачем? Тоже от непонимания или из страха? Александр сжал кулаки, чувствуя, что хочет убить немца.
— Сначала ответишь на пару вопросов, — сухо произнес он. — Потом посмотрим. Возможно, поможешь. Потом я тебя отпущу.
Пленник снова кивнул. Видимо, понимание перспектив его немного успокоило. Скотина.
— Зачем ты его убил? — спросил Погребняк как можно мягче.
— Кого? — пленник удивился. Кажется, вполне искренне.
— Осьминога.
Александр посмотрел за спину пленнику. Туда, где все еще лежал мертвый Осьминог. Как их хоронят и хоронят ли, он не знал, потому просто укрыл тело скатертью. Немец видеть труп не мог, но понял, о чем речь.
— Это животное. Дикое животное, и оно забралось ко мне в дом.
— Он не животное. Они разумны. Они не убивают вас. Почему же вы?..
— Нет у них никакого разума, — замотал головой Гюнтер. — Да они что-то лопочут, даже поддаются дрессировке, но причем же здесь разум?
Погребняк посмотрел на немца со злостью. Тот в самом деле не понимал. Или очень хорошо прикидывался.
— Они животные, — уверенно повторил немец. — Есть хорошие животные, которых приручили. Есть даже очень хорошие. А есть дикие. Дикое животное проникло в мой дом, я его застрелил. Что в этом такого?
— Кто из вас животное, мы еще разберемся.
— Вы не можете так говорить, — возмущение Гюнтера было настолько сильным, что он, кажется, даже забыл про страх. Приосанился. — Я сын ариев.
— Арии? — Погребняк театрально вскинул бровь.
— Арии — высшая раса. Дети богов. Те, что спустились с неба с Великим Учителем и построили Четвертый Рейх. — Немец говорил, словно учитель, вдалбливающий нерадивому школяру прописные истины. — Мы, родившиеся здесь, их дети.
— Выродки, значит, — нехорошо улыбнулся Александр.
Гюнтер подавился словами, на Погребняка поглядел совсем напугано, ничего не понимая.
— Кто вы?
— Человек, — уверенно ответил Александр. — Уроженец Земли. Офицер Агентства. Специалист по контактам с внеземными цивилизациями.
Александр чеканил пугающе холодно, слова отлетали, как срывающиеся с крыши сосульки. И каждое такое слово-сосулька попадало в цель.
Он снова улыбнулся.
— Это прикрытие. На самом деле, никаких специалистов по контактам не существует. Даже батальон эфемерных инопланетян меньшее зло, чем один возомнивший о себе что-то человек. Возомнивший, что он, например, сын каких-нибудь древних гигантов. Или что он может изменить мир. Или что мир, вокруг него, несовершенен… Много разных «или»…
«Не раскрывать себя и Агентство, — вспомнил он инструкции майора. — А пошли бы вы, дорогой майор, в жопу вместе со своим Агентством и всем человечеством. Инструкции у них. Что вы знаете кроме своего кабинета? Ничего. А даже если и знаете, то на бумаге или в голографии».
Того, что здесь происходит, не знал никто. Никто не мог даже угадать в самых смелых фантазиях.
Так что все инструкции закономерно летят к чертовой матери. А если кто-то хочет побороться за чистоту выполнения приказа — милости просим на Глизе.
Александр жестоко оскалился.
— Видите, я вполне искренен. Надеюсь получить от вас столь же искренний ответ.
Немец на искренний ответ был, кажется, не способен. Он сидел с открытым ртом и таращил на Александра ставшие круглыми, как у совы, глаза.
— Это вторжение? — спросил он, наконец.
— Дружеский визит.
— Я не буду ничего говорить.
— Будешь, — спокойно и уверенно сказал Александр. — Я знаю кто вы и откуда. Теперь я хочу знать, когда вы сюда прилетели. Чего хотите. Чем живете. Я хочу знать, где мои коллеги, которых увезли прямо с корабля. Или хотя бы, где они могут быть. Хочу знать, как устроен ваш город. Он один, или их несколько? Хочу знать, чего от вас ждать.
— Я не стану отвечать, — перебил Гюнтер.