Про Бориса Аркадича
Мы с сестрой моей Таней, скажу вам, привыкли в детстве, что когда приходили в гости новые люди, то сначала они спрашивали, как нас зовут, потом в каком классе мы учимся, потом нас обязательно просили что-нибудь сыграть на фортепиано и спеть, а потом, уже расслабленные маминой вкусной едой и хорошими напитками, если мы вдруг попадали в поле их зрения, они отлавливали нас, приобняв, и душно спрашивали на ухо, а вот кого мы больше любим, маму или папу.
Признаться, именно этот момент нас с Танькой смущал больше всего. Мы даже проводили симпозиумы во дворе. И там был перечень тем: как уклониться от дурацкого вопроса, кого мы больше любим, как ответить, если не случилось уклониться, как ответить нейтрально, чтобы не обидеть ни маму, ни папу, но чтобы при этом было оригинально и смешно. Если бы беспечные взрослые знали, как серьезно мы подошли к обсуждению этой проблемы, с какой серьезностью все наши дворовые друзья обменивались опытом и какие там звучали предложения — от канонического и в то время очень популярного «Дядя Петя, вы дурак?» до мудрого и ультимативного «Это мое личное дело», — они, прежде чем задавать детям глупые вопросы, точно бы задумались.
Так вот дядя Боря был не из таких взрослых. Он — друг юности моих родителей — приехал к нам однажды в гости. И звать мы его стали Аркадич. Потому что тут же возникла путаница. Мой папа — Боря. Наш гость тоже Боря. (Только папа — Зиновьевич, а дядя Боря — Аркадьевич.) И когда кто-то обращался: «А послушай-ка, Боря» — оба вежливо, с готовностью и хором отзывались: «Да-Да!» И все начинали смеяться, серьезного разговора не получалось, смех один, и только. А к слову, мы все: мама, папа, сестра Таня, я и тогдашний наш кот Тяпа — всегда были прекрасными слушателями и собеседниками. И вот, пока мама возилась на кухне, я, подражая ей, образованной и гостеприимной, решила развлечь гостя разговором и спросила, специально понизив голос, стараясь выглядеть умной и начитанной:
— Борис Аркадьевич, а что вы читаете? (Имея в виду книги, мама и ее гости всегда одним из первых задавали друг другу этот вопрос.)
— Математику, — просто ответил дядя Боря. (Имея в виду предмет в своем университете.) — Нет… Я имела в виду, что вы читаете в свободное время? — светским тоном уточнила я.
— Справочники. По математике, — спокойно ответил Аркадич.
— Интересно, наверное… — с сомнением прокомментировала я.
— Да, легкое чтение, — беспечно кивнул дядя Боря — Аркадич.
Хотя, конечно, он читал много и регулярно. И не только справочники по математике.
Он никогда не задавал нам глупых вопросов. Он задавал вопросы себе. Умные. Иногда как бы от нашего имени. И сразу отвечал. Емко, четко, коротко, потому что дядя Боря был, как, надеюсь, уже ясно, известный профессор математики.
Например, он говорил:
— Вот вы спрашиваете, Москва…
Мы с сестрой мотали головами, мол, нетнет, дядя Боря, мы не спрашиваем… А мама и папа одновременно нам ногами под столом — тыц! а ну тихо!
— Вот вы спрашиваете, Москва, — продолжал он. — Ну что Москва…
И начинал наизусть шпарить статистические данные: количество населения, площадь, протяженность, географическое положение. Причем все это с точностью до квадратного сантиметра.
И вот, когда он дошел в своем рассказе до размера площади Красной площади, Танька, лучшая воспитанница и самая умная девочка по версии дошкольного учреждения номер два «Колокольчик», тоже захотела показать свою эрудированность и спросила:
— Дядя Боря, а вы Ленина видели?
— Ну, разумеется, — отмахнулся он от Таниного вопроса и только набрал воздуху, чтобы продолжать перечислять цифры про Москву и Московскую область, Танька налегла всем телом на стол и с придыханием перебила:
— ДядьБорь! ДядьБорь! И чево он вам сказал?
У дяди Бори Аркадича, кроме совершенного знания всех законов математики было отличное увлечение: постоянное совершенствование немецкого языка. Дядя Боря и так знал его в совершенстве, но чуть ли не каждый день что-то читал на немецком, переводил и слушал всякие вражеские немецкие голоса. И, к слову, писал на немецком безо всяких переводчиков свои научные статьи.
А однажды он съездил в ГДР.
Началось с того, что его статью должны были напечатать в научном журнале Академии наук ГДР. Дядю Борю вызвали в скромный незаметный кабинетик на самом краю института, где он работал, и вкрадчиво спросили:
— Борис Аркадьевич, а не содержит ли ваша статья какие-либо открытия?
«Да», — с гордостью подумал тогда дядя Боря, но вслух ответил, как его научили старшие коллеги:
— Нет.
— А инновации?
«Да», — опять не без гордости подумал дядя Боря и ответил:
— Нет.
— Изобретения?
«А как же!» — подумал и сказал:
— Нет.
— Имеет ли ваша статья теоретическую или практическую ценность?
«Еще бы! Еще какую ценность!» — подумал дядя Боря и ответил:
— Нет, ну что вы… Это вообще бесполезная статья, никому не нужная статья, специально для заграничных немецких товарищей статья…
— А-а-а-а, ну что ж, тогда вы подпишите, что этого вышеперечисленного в вашей статье нет, а мы подпишем вам разрешение на ее публикацию в немецком научном журнале.
После публикации этой никому не интересной бесполезной статьи в журнале Академии наук ГДР дядю Борю пригласили в эту самую ГДР на симпозиум. Чтобы, значит, эту никому не нужную бесполезную статью прокомментировать в чуть более расширенном виде, эдак, сделать небольшой докладик и уложиться, ну, часика в два, в крайнем случае в два с половиной. Докладик такой. Маленький.
— Вы никак не можете ехать в ГДР на симпозиум, — опять сказали в маленьком кабинетике на самом краю его института.
— Почему же не могу… Как раз могу… Я до сентября совершенно свободен, — возразил дядя Боря.
— Нет, не можете!
— Почему?
— Потому что у вас нет опыта проживания за границей.
— А где ж я его возьму, этот опыт, — ехидно поинтересовался дядя Боря, — в Болгарию, Польшу и Японию меня не выпустили по той же причине…
— Вы не можете ехать, — опять спокойно возразили ему. — Идите. Вы свободны.
— Я свободен? — усомнился дядя Боря и, опечаленный, пошел.
Через некоторое время, после длительных переговоров между Академиями наук ГДР и СССР, дядю Борю опять вызвали в маленький кабинетик на самом краю института.
— Ну ладно, так и быть, — впрочем, довольно осуждающе сообщили дяде Боре, — учитывая отсутствие у вас опыта проживания за границей, с вами поедут… эм… эм… два наших ученых. И аспирант. С опытом, чтобы вам помогать, подсказывать и направлять.
— Ученые? — переспросил наивный дядя Боря. — В области прикладной математики?
Незаметный мужчина невнятного возраста и незапоминающейся внешности внимательно посмотрел дяде Боре в глаза, ухмыльнулся и вкрадчиво ответил:
— Скорей, в области… зоологии.
Дядя Боря пожал плечами. Он всегда пожимал плечами, когда ничего нельзя было изменить.
Перед отъездом жена и теща стали запихивать в чемодан дяде Боре икру. На продажу. Мол, продашь, купишь всего побольше…
— Кому продавать? — бился в истерике дядя Боря. — Кому я могу продавать? Я даже покупать не умею! — паниковал дядя Боря. — Я что, буду стоять в магазине, или на рынке, или у входа в метро в этих… в нарукавниках? Белых? — паниковал дядя Боря.
— Да успокойся ты, Боречка, к тебе подойдут и спросят, — уговаривала жена. — Подойдет к тебе кто-нибудь и спросит тихонько, сквозь зубы, незаметно, мол, икра, икра, прием, прием…
— Да вы что?! Я не могу!!! — орал в панике дядя Боря. — Со мной же едут… эти… зоологи! Два! И аспирант их с опытом. Их… Их… тиолог!..
— Кто?
— Специалист. По рыбам.
— Ну вот, — обрадовалась жена, суя в руки дяде Боре баночки с икрой, — ну вот же!
— Меня арестуют!
— За икру? — абсолютно искренне удивилась жена.
— Ну и ладно, — почему-то покладисто согласилась теща, — ладно, Боречка, не хочешь — не надо. Раз ты нервничаешь. Не надо… Ведь для нас главное что? Чтобы ты был спокоен, — ласково пела теща. — Чтобы твой доклад прошел успешно. Чтобы вклад в мировую науку, — заливалась теща, — всевсе-все, Боречка.
Когда дядя Боря нам это рассказывал, он с обидой добавил:
— И ведь недаром австралийские аборигены курнаи смертельно боятся своих тещ! Не зря они уверены, что если вдруг тень тещи упадет на мужчину-курнаи, а тем более спящего, — то все, считай, все пропало, вся жизнь — коту под хвост, тебе конец. Вот как! Теща, — рассказывал в подробностях дядя Боря, как будто читал нам лекцию, — теща, как испокон веков учили вожди племен острова Новая Британия, — это существо пострашней тигра, коварней пантеры, сильней слона и могущественней даже самого-самого-самого припадочного, самого исступленного, самого дикого шамана. Еще в наскальных своих рисунках древние племена изображали чудище, мать своей жены, тещу о трех головах и пяти ядовитых хвостах!
Короче, теща нашего дяди Боречки Аркадича никого не подвела: ни аборигенов курнаи, ни племена островов Новой Британии. Она подвела только зятя своего Бориса Аркадьевича и оправдала все подозрения псевдоученых-зоологов и также аспиранта-ихтиолога с опытом. Зловещая беспощадная тень тещи пала на Боречку в аэропорту как раз на контроле багажа: из каждого второго носка в чемодане таможенник выудил баночку черной икры, а у Боречки их, этих носков, было семь пар.
— Антисоветчик какой-то! — возмутился один из зоологов. — Ты вообще с ума сошел?!
— Это не я, — стал оправдываться дядя Боря, — это теща! — И, воспользовавшись самой страшной, некогда вычитанной клятвой племени туземцев Новой Британии, промолвил: — Если я лгу, сэр, пусть мне доведется пожать руку собственной теще.
Один из зоологов юркнул куда-то в таинственную служебную глубь и уговорил таможенников, ненавистников черной икры, чтобы Боречку, тайно вывозившего тещину любимую еду, все-таки пропустили за границу. Уж больно ему самому тоже хотелось в Германию, тем более свою икру он спрятал понадежней.