Вид у моих ребят был — как бы это поточнее сформулировать? — удрученный, что ли. Или, проще говоря, мрачноватый. У полковника, впрочем, не лучше:
— Что так долго? Могли бы и здесь поговорить — времени у нас, между прочим, не так уж и много!
Решив не озвучивать пока свое не слишком оптимистическое предположение насчет неодинакового течения оного времени «здесь» и «там» (там — это, в смысле, за границей исполинского отонного — или какого там? — цилиндра), зародившееся во мне еще при осмотре бывшего обсерваторского корпуса, я лишь пожал плечами:
— Могли бы и здесь, конечно, только спешить не хотелось. Мы, похоже, и так уже наспешились по самое не хочу. Что тут у вас?
Вместо ответа полковник неопределенно мотнул головой: «сам, мол, смотри». Я послушно огляделся, точнее — целенаправленно обернулся в сторону полуразрушенной пятиэтажки, чем немедленно вызвал еще один, на сей раз — одобрительный, кивок.
Что ж, учитывая все то, чему я стал свидетелем менее чем за час, подобного можно было ожидать: на месте здания громоздился густо поросший травой и деревьями холм. Конечно, вблизи наверняка еще можно было бы рассмотреть в этих зарослях отдельные остатки стен и перекрытий, но отсюда все выглядело именно так. Неумолимое время, как обычно, оказалось сильнее бетона, стальных несущих балок и цементного раствора…
В сторону дороги я и смотреть не стал — не видел смысла. От автомобиля должно было остаться еще меньше. Точнее — ничего не остаться. Вместо этого повернулся к полковнику и, поймав его взгляд, спросил:
— Ну, в общем-то, ясно. Ладно, излагай свою версию, наверняка ведь что-то уже придумал?
— Скорее уж — предположил, — Валера подозрительно вздохнул. — Понимаешь, я ведь все-таки ученый. Хоть и с погонами на плечах, но — именно ученый. А то, что тут происходит… нонсенс.
— Вале-е-ера, — в очередной раз напомнил я, — попроще, хорошо? Чтоб все поняли. А то нам еще выбираться отсюда и всю эту хренотень обратно сворачивать.
Полковник потер переносицу, собрался было что-то сказать, но передумал:
— Попроще… ладно. О сущности наружной «стены» мы с тобой говорили, и твоим людям я об этом тоже уже рассказал, так что повторяться не будем. А вот дальше? Мы имеем некую… преграду, свободно пропускающую физические объекты в одну сторону, по направлению снаружи-внутрь, и не пропускающую их в обратном направлении. Причем проходит она слева от ведущей к лабораторному корпусу дороги — иначе ты б не смог вернуться к внешней «стене». Впрочем, это ты тоже знаешь. И таких преград здесь как минимум две, а как максимум… — он развел руками. — Сколько их на самом деле, можно узнать, только пройдя их все. Теперь дальше — при пересечении каждой новой преграды, для наблюдателя меняется субъективное восприятие окружающего пространства. И это выглядит так, словно мы каждый раз видим новый, гм, временной слой, отделенный от предыдущего достаточно большим промежутком времени. Так похоже?
Последний вопрос явно адресовался мне. Скосив на полковника глаза и убедившись, что он не шутит (тоже мне, нашел советчика!), я важно кивнул:
— Вполне. Могу даже дополнить — из твоей версии выходит, что и наружную зубодробительную стеночку, при всей ее внешней и внутренней несхожести, тоже можно считать одной из этих преград — когда мы сюда попали, и машина, и здание уже были того… сам видел. А, значит, пройти сквозь нее в обратном направлении нам вряд ли бы удалось. Кстати, а что — назад действительно никак?
— Действительно, — полковник достал из такой же мятой, что и у меня, пачки сигарету. Пальцы его слегка подрагивали. — Только описать не смогу. Вроде упираешься во что-то и жесткое, и упругое одновременно.
— Ладно, отложим, — я последовал его вредному для здоровья примеру. — Так что — мое дополнение принимается?
— Боюсь, что более чем…
— И что из всего этого следует? Это пока, как я понимаю, были только, как ты выразился, субъективные ощущения с прочими наблюдениями, а вот что там с выводами и предположениями? — я, хоть сам просил попроще, люблю иногда что-нибудь эдакое завернуть. Ну, вроде тех «скорбных сентенций» из прошлогоднего приключения под Винницей.
— Ненаучно, — в очередной раз тяжко вздохнул коллега, — но попробую. Такое ощущение, что этот, так сказать, «цилиндр», сквозь стену которого мы сюда попали, не единственный. Их словно несколько и они вставлены один в другой. Ну, как будто… — он замялся подбирая подходящее сравнение.
— Угу, совсекретный принцип матрешки, самая страшная тайна Красной армии, — хмыкнул я. — А что, вполне по-нашенски, по-рассейски!
— Кошмарное определение, — согласился полковник, — но, увы, правильное. Хотя я бы сравнил это с витками некой спирали, сходящейся к центру. Впрочем, не суть важно. Так вот, судя по всему, каждый раз пересекая границу, мы оказываемся в новой временной реальности — именно, «временной», заметь, не пространственной! И чем дальше мы продвинемся вперед — тем больше будет этот сдвиг относительно нашего времени, которое я, как ты понимаешь, принял за гипотетический ноль. Наверное, так…
— И что сие означает? — очень осторожно осведомился я — вот ведь точно какое-то дерьмо сейчас услышу! Прозвучит, так сказать, противный писк ценных пушных зверьков на букву «п». К счастью, ошибся — ничего более страшного полковник пока просто не придумал:
— Не знаю, коллега… Возможно, это связано с теми свойствами частиц темной материи, о которых я тебе рассказывал. Ну, то есть, с их вероятной способностью к искривлению пространства-времени. Правда, есть еще одно личное наблюдение.
Ага, вот оно! Теперь, значит, песцовое дерьмо политкорректно «личным наблюдением» именуют! Ну-ну…
— Похоже, пересекая каждую новую границу и переходя из одного временного витка или слоя в другой, более глубокий, мы идем точно по направлению к пространственной точке, в которую проецируется центр окружности кольца ускорителя, понимаешь? И, если это так, то диаметр каждого нового витка должен быть меньше предыдущего.
— То есть, идти до каждой новой «матрешки» нам все ближе и ближе, — по-своему интерпретировал сказанное я. Кстати, мне послышалось или кто-то недавно помянул слово «спираль»? С некоторых пор я это словечко ох как крепко недолюбливаю. — Гм, интересно. Кстати, это мы что же — в будущее движемся, что ли?
— Почему? — не понял полковник.
Судя по замершим лицам ребят, они меня тоже не поняли.
— А сам посмотри — с каждым новым, как ты говоришь, слоем-витком, обсерваторское здание все больше разрушается. Значит, время-то идет?
На этот раз Валера ответил не сразу:
— Н-ну… ты знаешь, я бы не стал так жестко привязываться к этим понятиям — «прошлое», «будущее». Да, оставаясь в одной точке пространства, мы куда-то движемся во времени, точнее, оно движется относительно нас, но, мне кажется, невозможно определить знак этого перемещения. Наше наблюдение субъективно, хотя… может ты и прав, не знаю… — он снова задумался, причем, похоже, крепко.
— Понял, замяли, потом разберемся. Тогда еще один вопрос — в принципе, все равно с предыдущим связанный: когда мы дойдем до этого самого центра окружности кольца ускорителя — что там будет? Или — что там может быть хотя бы чисто теоретически?
И вот тут полковник меня удивил — я-то ожидал очередной порции всяких там «теоретически-субъективно-предположительно-ненаучно», однако он неожиданно вынырнул из своей задумчивости и, взглянув мне прямо в глаза, жестко произнес:
— Так ты еще не понял? Если все это — на самом деле порожденная полученными в коллайдере частицами «черная дыра», то мы идем прямо в ее центр. И все эти слои, цилиндры или твои, блин, матрешки — витки ее спирали, сходящиеся в некой точке. Вот туда-то мы и идем. В самый центр «черной дыры», коллега!
Вот так.
Нда уж, такого количества ценных пушных зверьков я еще никогда в жизни не видел.
И, если все пойдет, как идется, наверное, уже и не увижу…
Глава 8
Первые несколько минут после полковничьего откровения все молчали. Валера — сосредоточенно что-то обдумывая, мои пацаны — просто совершенно обалдев и только лишь сейчас начиная осознавать, во что их втянул любимый командир, ну а я…
А я, как водится размышляя вовсе не о том, о чем стоило бы размышлять в данной тактической ситуации. Вспоминал я, короче. Прошлое лето, прошлую операцию, прошлую жизнь… Рассказ так и не раскрывшего всех своих тайн Посланника, хоть и многократно продублированный на страницах множества засекреченных папок, все еще жил во мне какой-то своей маленькой жизнью. Словно затаившись где-то в глубине, став неотъемлемой частью моей души, он ждал своего часа, чтобы вновь оказаться нужным, подсказать или предостеречь. Словно моё прошлогоднее приключение не закончилось и ещё вернется, дай только срок. Эх, знать бы только, когда он настанет, этот срок! Хотя… — крошечная искорка понимания уже почти сверкнула где-то на задворках сознания, уже почти подожгла коротенький, в тысячные доли секунды, запал новой (и наверняка правильной) мысли… естественно, мне помешали:
— Слышь, командир! — Смерч задумчиво стер со ствольной коробки своего любимого «Вала»[7] несуществующее пятнышко грязи. — Он это что — серьезно? Насчет «черной дыры»? Они ж в космосе — мертвые звезды, сверхсжатие материи, все такое… а?
Да уж, вопросец на засыпку… И не одного его, похоже, сильно мой ответ волнует — вон и Марк исподлобья смотрит, и Иракец что-то очень уж усердно окурок в землю тушит. Нужно отвечать…
— Не знаю, мужики, но, похоже, что серьезно.
«Мужики» особого энтузиазма не выказали, ожидая продолжения. Вот, блин, Валера, ты ж говорил, что все им рассказал?! А на непонятливость мои ребята раньше никогда еще не жаловались:
— Сами все слышали. Сначала мы с товарищем полковником предполагали, что разогнанные в ускорителе неизвестные частицы сформировали только вон эту милую стеночку, а теперь, похоже, считаем как-то чуть-чуть иначе. Так ведь, товарищ полковник?