— И что?
Я поморщился — вот же дурацкий вопрос, честное слово:
— Да ничего, просто констатирую очередной необъяснимый факт. Сначала ребята на дороге, потом все, кто находился в здании, теперь здесь. Похоже, в течение первых дней здесь была прямо какая-то зона смерти. А мы, получается, еще вовремя пришли. Интересно, почему так?
— Не знаю… — буркнул полковник. — Зайдем?
— Зайдем, — без энтузиазма согласился я, поднимаясь на ноги. — Только смысла… Там, наверняка, все тоже самое. А так… ну, зайдем, конечно, посмотрим.
— Она бронированная. И герметичная, — зачем-то предупредил Валера.
Пожав плечами, я подошел к двери и на всякий случай пнул ее ногой — а вдруг замок тогда успел сработать? — тут же бросив это бесперспективное занятие. Можно, конечно, попытаться открыть и по-другому, но, опять же, какой смысл время терять? Да и петли, судя по виду в целом, не могли не заржаветь. Кивнув на запертую дверь Смерчу, отошел в сторону: у него и «Вал», и девятимиллиметровые спецпатроны, и пули с закаленным сердечником — вот пусть и открывает. Обычно хватает трех выстрелов — двумя разбиваешь петли, еще одним вышибаешь замок — и дверь просто вываливается из проема. Правда, не в том случае, когда дверное полотно от времени намертво приваривается к раме, конечно.
Пока спецназовец примерялся к запертой мишени, я, сам не зная зачем, прошел дальше по коридору. Прошел, постоял пару секунд, освещая неожиданную преграду фонариком, и двинул обратно: идти дальше было некуда. Метров через двадцать ход обрывался, упираясь в непроходимый завал из обрушившихся бетонных перекрытий.
Смерч справился быстро, прицельно и безо всяких ненужных побочных эффектов в виде, например, рикошета. Тупорылый малошумный «Вал» трижды хлопнул открываемым шампанским и весьма довольный собой Степан уведомил, что, мол, «можно». Поймав мой разрешающий взгляд, он как следует оттолкнулся от пола и с достойным лучшего применения энтузиазмом врезал по двери ногой. На четвертый или пятый удар она все-таки капитулировала и с грохотом рухнула вперед, открывая проход в местную святая-святых — лабораторию высоких энергий.
Не знаю, кто как, а я решил, что слегка повредился умом, после путешествия по темному коридору менее всего ожидая увидеть приветливо светящийся в полутьме помещения экран компьютерного монитора…
Полковник, словно загипнотизированный светящимся прямоугольником и больше ничего вокруг не замечавший, прошел мимо, первым заходя внутрь и на ходу стягивая с плеча ремень автомата. Ну-ну, разбирайся, коллега…
Призывно кивнув остальным и подсвечивая себе фонарем, я огляделся. Ничего особенного: для далекого от науки человека лаборатория — она и в Африке лаборатория. Столы с компьютерами, множество каких-то громоздких приборов вдоль стен, диагностический электронный стенд с консолью управления — больше всего помещение напоминало однажды виденный операционный блок атомной электростанции, только раз в пять меньше. И во столько же раз современнее и сложнее.
Заинтересовало меня другое: здесь, так же, как и в коридоре, словно слились воедино несколько временных слоев. Весь описанный мной интерьер пребывал в разной степени, так сказать, старения: оккупированный бормочущим что-то себе под нос Валерой компьютер стоял на новеньком ламинированном столе, тогда как соседний стол давно превратился в груду истлевшей трухи. То же самое можно было сказать и про все остальное. Аккуратно оштукатуренные участки стен соседствовали с оголившимся замшелым бетоном, корпуса непонятного назначения приборов отблескивали новой эмалью… или рыжели многолетней ржавчиной, с потолка свешивались выпавшие из своих гнезд люминесцентные лампы — в полном соответствии со странной логикой этого места — рядом с новенькими, правда, сейчас тоже не горящими, трубками.
Впрочем, это так, грубая материя, железо и пластик, поскольку были здесь и человеческие останки, по большей части — давным-давно истлевшие скелеты, на почерневших, хрупких костях которых не сохранилось даже следов одежды. Но было и два трупа — один на полу посреди лабораторного зала, другой — на стуле перед провалившимся сквозь прогнившую столешницу компьютером. Смерть, в точности, как и у найденного в коридоре парня, наступила совсем недавно, не больше трех-четырех дней назад.
— Юра, — сидящий перед монитором полковник кивком подозвал меня. На труп в двух метрах от себя он уже не реагировал — то ли попривык, то ли ожидал чего-то подобного. — Посмотри-ка…
Подойдя, я взглянул на экран, пытаясь разобраться с выводимыми на его плоскую поверхность данными. Монитор оказался жидкокристаллическим, поэтому под таким углом ничего нельзя было разобрать, сплошь какие-то сполохи и темные пятна. Я протянул руку, собираясь немного подправить его.
— Не старайся, — криво усмехнулся Валера, — все равно ничего не разберешь. Я пробовал. И выйти из системы невозможно. Зато можно вот что, смотри, — он подвел курсор в правый нижний угол и дважды щелкнул левой клавишей мыши по значку часов. Появилось знакомое окошко «дата-время». — И как тебе?
Да, интересно. Стрелки символических часов на экране вращались с такой скоростью, что глаз просто не успевал за их бешеным круговоротом. Цифры в нижнем окошечке и вовсе слились в сплошную серую полоску сменяющихся с немыслимой быстротой часов и минут. Но еще интереснее было смотреть на показания календаря — если судить по скачущему с одной даты на другую квадратику-курсору, за каждую секунду проходило несколько дней. И скорость эта все нарастала и нарастала… пока окошко вдруг и вовсе не закрылось. Посторонившись, я пропустил поближе Туриста, нашего радиста и вообще — общепризнанного спеца по всему электронному — и обратился к полковнику:
— Прикольно. Интересно, это сбой или что-то другое? Как он вообще может работать? Здесь что, есть электричество?
Смерив меня красноречивым взглядом, Валера пожал плечами и, покопавшись под столом ногой, вытолкнул под свет фонаря УПС. Выключенный, давно разрядившийся и покрытый толстенным слоем застарелой пыли УПС в покореженном от древности корпусе:
— Питания, скорее всего, нигде нет. Хотя здесь было трехконтурное электроснабжение, основное — плюс два аварийных. Полная автономия, короче. А компьютер… если ты еще не понял — он вообще никуда не включен.
— Понял. Уже. А коллайдер? Можно выяснить, что с ним?
Полковник одарил меня еще одним весьма многозначительным, чтобы не сказать больше, взглядом:
— Он не может работать, если во всем комплексе нет питания. Ну… теоретически не может, конечно, — все-таки смягчился он.
— Э-э… командиры! — Турист задвинул полочку с клавиатурой под стол и выпрямился. — Короче, я так понимаю, с машиной-то все в порядке, но… — он смущенно кашлянул. — Похоже, это не таймер глючит. Такое ощущение, что для операционной системы и на самом деле каждую секунду проходит несколько дней. Естественно, при такой скорости мы не сможем воспользоваться никакими данными.
— А монитор? Не может же он работать сутками напролет? Почему ж не отключается? При такой, как ты выразился, скорости?
— Так он выключается, — хитро хмыкнул Жора, — просто мы этого не замечаем. Если смотреть боковым зрением — заметно. Его ведь каждый день включали-отключали — или он сам переходил в режим ожидания, а сейчас все это происходит в обратном порядке и на огромной скорости.
— В каком смысле «в обратном»?! — едва ли не в голос воскликнули мы с полковником. — Даже если с точки зрения компьютера прошло уже хрен знает, сколько суток — кто его мог включать и выключать после запуска ускорителя?! Они? — я кивнул в сторону бренных останков бывших обитателей этого места.
Несколько секунд Турист молчал, испытывающе глядя мне в глаза, затем медленно подвел курсор обратно к значку таймера:
— Так вы что, ничего так и не поняли? С точки зрения машины время для нее идем в обратном направлении. Смотрите…
Мы посмотрели — похоже, наш радист был прав: скачущий с немыслимой скоростью указатель двигался наоборот, от последнего дня месяца к первому…
— Поняли? — довольный своей догадливостью Турист убрал курсор в сторону. Окошко тотчас закрылось. А вслед за ним погас и весь экран. — А вот как такое может быть, особенно на программном уровне, понятия не имею.
— А другие компьютеры? — полковник кивнул на еще один уцелевший и похоже даже не запыленный монитор справа от нас. — Почему ж тогда они не работают?
— Другие-то? — Турист пожал плечами и высветил лучом фонаря рассыпавшийся от старости системный блок соседнего компа. — Думаю, вот почему…
Обсудить эти поразительные открытия мы не успели:
— Смотрите! — в голосе Иракца было нечто, заставившее нас мгновенно позабыть даже про идущее назад компьютерное время.
Резко обернувшись, мы еще успели заметить, как в свете нескольких фонарей исчезает — не растворяется в воздухе, не тает, подобно снегу под солнцем, а именно исчезает — сверкающий новенькими, будто только что покрытыми свежей краской боками металлический бокс с какими-то приборами. Вот только мгновение назад он еще стоял — оскорбительно-новый по сравнению с облупившейся, покрытой темными влажными потеками железобетонной стеной позади — и вот его уже нет. Просто нет. Обменявшись взглядами с вскочившим со стула полковником, мы, тем не менее, промолчали. И правильно сделали, ибо дальнейшие, еще более неожиданные, изменения не заставили себя ждать…
Неизвестно куда исчезнувший приборный шкаф словно послужил катализатором некоего непостижимого человеческой логике процесса — теперь вокруг нас менялось все. Причем, менялось в строгом соответствии со своим изначальным состоянием. Источенный временем древний бетон стен продолжал крошиться и осыпаться вниз, оголяя изъеденную ржой арматуру, врастали в пол кости, рассыпались трухой и без того истлевшие столы и стеллажи с какими-то папками, оплывали пластиковые корпуса приборов, срывались с прогнивших держателей лампы….
И в то же время, все, представшее нам в более-менее нетронутом безудержным течением Времени виде — компьютеры, приборы, те же лампы под потолком — наоборот, бесследно исчезало. Особенно жутко смотрелся мягко осевший на пол, лишившийся одежды, но не собирающийся никуда пропадать труп, под которым неожиданно исчезло крутящееся кресло, и меняющиеся стены, когда на смену армированному железобетону, вдруг приходила грубо обработанная строителями подземного комплекса горная порода…