— Не проснулся?
— Не. Умаялся, бедолага. Мы же всяко разно пробовали.
Сонька поперхнулась чаем:
— Ты чего говоришь-то такое при ребенке!
— Уже можно, — покраснела Маруська.
Все три девицы уставились на неё с недоверчивым любопытством, пришлось срочно заслоняться большой кружкой с молоком и делать очень увлеченный вид.
— Так вот, — прервала молчание Настасья, выручая соседку. — Дошла я до наших, цепь мне мужики сняли, сказали, что война закончилась и чтобы я домой возвращалась. В Рыбаковку, стало быть. Только потом поняла я, что от того, как согрели мы с парнем друг друга, и другие последствия образовались.
Она красноречиво погладила свой сильно уменьшившийся живот.
— И что?
— Ну как что — собралась в дорогу и прямо к твоему капитану. Суровый мужик, пришлось его сперва накормить, а то не подступиться было. И только потом уже про отца моих детей спрашивать. Да вот беда — имени-то спасителя своего я не знала.
— А капитан откуда знал?
— И он не знал. Построил своих ребяток, да и предложил выбирать.
— А ты?
— А что я — от страха себя не помню. Сразу его увидела, да и он меня признал, так и смотрел, словно убить хочет. Иду я вдоль строя этих красавцев…
— Прям-таки все красавцы? — перебила Леська.
— А то я видела? — буркнула Настя. — Можно подумать, я кроме Пашки ещё кого-то другого замечала. Не перебивай!
— Ну-ну, дальше! — подбодрила Соня.
— Иду, значит, коленки подкашиваются. До Пашки дошла, сказала про деток.
— Прямо так и сказала?
— Прямо так. Он взбесился почему-то, попросил капитана, чтоб позволил меня увести. Ну, думаю, всё — скажет, что сама виновата. Да и прав будет.
— А что — ты его заставила?
— Соня!
— А я чего? Дальше давай!
— Ну вот, повел меня. «Где, — говорит, — твой дом?» Я сказала. Так молча и шли. А уже вечер наступил. Довёл до самого крыльца, да и говорит: «Если ещё раз увижу, как мужикам глазки строишь, сниму ремень и выдеру!» «По какому такому праву?» — спрашиваю. «А я не по праву лупить буду, — говорит, — а по заднице, — да ещё так смотрит, что мороз по коже. — Будешь моей, а женой ли, или ещё как — без разницы»
— Ой, девки! Караул, что деется! — вздохнула жалостливо Леська. — Ну а ты что?
— А я чего? Спрашиваю — на цепь посадит, или согласия спросит.
— А он?
— Сказал, что подумает, но цепь ему больше нравится.
— Во, даёт!
— Нормальный мужик, — хихикнула Леська. — А дальше?
— Так всё, ушёл. А вскорости пришел весь при параде, ну и поженились мы.
Все дружно вздохнули, а Леська спохватилась:
— Пойду, племяшек гляну.
Маруся тоже засобиралась — обед готовить, да стирку устраивать. Девушки Иволгины ей очень понравились, но захотелось побыть одной. Да ещё мысль была на параплане пролететь по ближним окрестностям — осмотреться чего тут, да как нынче стало — места-то знакомые.
С обедом справилась быстро, потом проверила сообщения, принятые на визоры и приуныла.
Капитан справлялся про свой подарок, мол, не видел нигде щенка. И ещё спрашивал — не нужно ли ей чего привезти. Маруся горестно вздохнула и решила пока не отвечать. Вечером объяснится, а может, он просто забудет.
Снарядилась в полет, и радостно стартовала под уклон к реке навстречу ветру. Как же она соскучилась по чувству полёта! Целых два дня без неба! Пошла над кромкой леса и прерии вдоль дороги, ведущей к бойням. Заметила пару пылящих грузовиков. Через часок показалась деревенька, утопающая в садах и без следов войны. Раньше Маруся обычно мимо неё пролетала, а тут решила завернуть и познакомиться — как-никак ближние соседи в этой стороне.
Знакомцев в селе не встретила, так это не беда. Познакомилась чуть не со всеми — тут копёшки ставили для евражек, чтобы привлечь этих грызунов… дед Ерофей подробно втолковывал, какая от этого корысть здешним яблоням. Радуясь привычной с детства обстановке артельного труда поработала вволю, поудивлялась на нескольких мужиков, в которых распознала военных. Деловитые, умелые, и незаметно, чтобы находились здесь по неволе. Да и местные на них спокойно глядят, вроде как на своих. Сжились, стало быть.
Вот в тощем лохматом Антошке сразу признала аборигена, да только тот как увидел девушку, так весь расцвел, улыбки начал расточать — ну чисто павлин вокруг павлинихи. Пришлось приструнить, прямо сказав, что сговоренная уже. Расстроился парень, но отворачиваться не стал, принес целую горсть крупной малины:
— Возьмешь?
Засмеялась, съела прямо с его рук.
А он сразу эти руки и распустил.
Пришлось врезать непонятливому, а потом самой и лечить, прикладывая к скуле лёд. Не заметила, как время пролетело, если бы Гаучо на запад не начал клониться, могла бы затемнать у весёлых соседей.
Заторопилась домой, и ветер поднялся попутный — быстро долетела, а всё равно раньше своего Савельева обернуться не успела.
Капитан сидел во дворе на скамейке в расстегнутой куртке, курил, и смотрел прищурясь.
Вздохнула, по-быстрому складывая купол. Не привыкла она ни перед кем отчет держать, а вот же, теперь придется. Была пара мыслей, как его задобрить, да только от них сразу сделалось жарко, да и боязно — как-то примет? Эти подкаты она лучше оставит до другого случая.
— Поел? — спросила вместо приветствия, заходя во двор.
— Тебя ждал.
И непонятно, упрек это, или наоборот. И продолжает сидеть, вытянув ноги. Разве что сигаретку отбросил.
— Зря ждал, я уже пообедала, — весело сказала Маруська, хотя внутри стало неуютно от его взгляда. Поэтому слишком близко подходить не стала, замерла в трех шагах от скамейки.
— Где это ты пообедала?
А вот после этого вопроса с металлическими нотками, словно она его подчиненный, стало понятно, что её ласковый капитан изволит нешуточно серчать. И хоть не верилось, что может с ним поссориться, а очень было на это похоже.
И нет, чтоб ответить нормально, да только внутри возмутилась — сам-то неизвестно где пропадает! Потому и сказала насмешливо, само как-то вырвалось, думала, за шутку сойдёт:
— Ты меня ещё на цепь посади!
— А нужно?
Вот не думала, что до этого дойдёт. Да будь он чужим, уж ответила бы. Но это же её личный… и вообще — собственный капитан!
— Если как Настасью, так я не против, — фыркнула она. — Только со мной не пройдёт, сбегу же по-любому!
И взглянула в его глаза, мысленно умоляя: «Не надо!» А чего «не надо»? — самой бы понять. Ускользает мысль, не даётся.
Сколько длился этот взгляд, когда она тонула в нём как в омуте, сказать трудно.
Василий моргнул и её отпустило.
— Кушать пойдем, — сказала, быстро обходя скамейку и взбегая на крыльцо, — у меня готово всё, сейчас разогрею.
Услышала позади его шаги, вздохнула с облегчением.
— Знаешь, Марусь, — начал он, застыв на пороге, — если ты думаешь…
— Эй, капитан, — она оглянулась, оценив по достоинству его хмурую физиономию, и кивнула на стол. — Если тебя так уж сильно тянет поругаться, то я согласная. Но сначала накормлю, понятно?
Своего она добилась — на его лице обозначилась насмешливая улыбка:
— Вот так, значит?
— А по-другому с тобой нельзя, меня уже просветили.
— Кто, интересно? — пробормотал Савельев, но за стол сел. И даже хлеб нарезал, пока грелась еда.
Маруся и себе положила, но больше смотрела, с каким аппетитом ест Василий, кидая на неё странные взгляды. Не успел доесть, поставила перед ним кружку горячего чаю, а сама налила себе молока, да быстро сполоснула тарелки.
— Теперь можно? — Спросил капитан.
— Ругайся, — вздохнула Маруся. — Только ремнем меня нельзя.
— Почему это? — смешинки в глазах капитана придали ей бодрости.
— Дак не маленькая уже. Обижусь и сбегу.
— Это плохо, — согласился он, — ремнём не буду. Ты мне скажи, куда щеночка дела, не понравился?
— Видел же, — Маруся посмотрела жалобно, — подарка для Дары Руслановны не было, а все дарили, и только я ничего не придумала. А Найда как увидела Вадима Бероева, так ну к нему ластиться, да хвостом вилять…
— Расстроилась?
— Да не-е, попросила, коли будут щеночки, мне одного подарить. А сейчас-то не к спеху. Правда?
— Точно. Тем более, что дома тебе не сидится. Вот что ты сегодня такого делала, что мужу рассказать не хочешь?
Маруся прижала ладошки к горячим щекам:
— А разве ты уже муж?
— А разве нет? — хмыкнул он. — Или прошлую ночь уже забыла?
Теперь и шее стало горячо:
— Да разве забудешь такое! Только коса-то на месте. А её в день свадьбы отрезать положено.
Ей даже показалось, что разговором капитан наслаждается, вон как глаза блестят, а ругаться вроде как и раздумал. Права была Настёна. Первейшее это дело — мужика накормить.
— Обязательно обрезать?
— Если только сильно-сильно любишь, — вздохнула. — Так что придётся.
Он улыбаться перестал и откинулся на спинку стула, не сводя с неё пристального взгляда.
— Точно ремнём нельзя? — уточнил с каким-то сожалением.
Ну вот, только расслабилась!
— Запрещено! — сказала как можно решительней. — Ты, если не раздумал, так ругай, словами.
— А так не интересно, — ухмыльнулся он. — Ты мне лучше добровольно расскажи, чем сегодня занималась.
— Ладно. С чего начать? Про цепь или про деревню?
— Давай про цепь, — серьёзно кивнул он.
Рассмешить его рассказом про приключения соседки не удалось, но слушал с интересом. Только усмехнулся, когда закончила:
— Повезло Грачёву — такая девушка досталась!
— А тебе что — не повезло? — возмутилась Маруся.
— Да как тебе сказать — ремнём нельзя…
— Ты это сейчас что? — спросила осторожно. — Издеваешься, да?
— Немножко, проницательная ты моя, — признался он, ухмыльнувшись. — Ты, Марусь, не отвлекайся. Тебе про деревню еще рассказывать.
Пришлось рассказать про полёт в деревеньку, про копёшки для евражек и про то, чем её кормили, да с кем познакомилась. Утаила лишь Антошку и то, как тот кормил её малиной. Ясно же, что капитану это не понравится.