Проблема праведного гнева
Хотя я и уверен в истинности только что сказанного, мне также известно: эти объяснения неполны. Когда мы видим в мире нечто глубоко дурное, агрессия и ненависть могут стать нашей неразумной попыткой как-то отреагировать. Мы видим, что происходит нечто ужасное, и в нас пробуждается страсть – но, когда наше видение весьма ограничено, мы не знаем, сколько вариантов нам доступно. Средства массовой информации показывают нам бесчисленное множество ситуаций, которые не соответствуют идеалу, а наша природа будды искренне и страстно откликается, говоря: «Нужно что-то предпринять!» Тем не менее пока это чувство просачивается сквозь нашу психику, сквозь обуславливающее влияние, которому мы подвергались, сквозь наш кругозор, оно искажается и в конце концов проявляется как крик. Разумеется, в этом случае оно лишь вредит, а не решает проблему. Мы, в рамках своего ограниченного мировоззрения, не знаем о существовании иных вариантов, иных способов этот всплеск энергии проявить. Ненависть обладает ужасающей мощью, но нечто еще более мощное – это сострадание. Эти состояния происходят из одного источника, но ненависть искажена и искривлена. Из-за этого она теряет свою силу, хотя нам и может казаться иначе. Существуют силы бóльшие, чем ненависть, – силы, которые проявляются прямо из нашей природы будды без каких-либо искажений. Их мощь невообразима.
Пассивно принимать любое зло – значит его оправдывать. В этом утверждении содержатся две важные истины. Может быть, лучшее, что мы можем сделать для самих себя, – открыть доступ к большему числу возможных действий. Аристотель называл определенное качество человеческого духа ира[22], «гнев». Это же понятие также переводят как «воодушевленность». В этом состоянии содержится некий огонь. Аристотель утверждал: растоптав свое ира, мы ослабляем нашу человечность. Мы раздавили нечто ценное, нечто важное для нашей как людей полноты. Фома Аквинский, опираясь на мысли Аристотеля, разъясняет этот пункт более подробно. Нам не следует подавлять все ира, утверждает он, или мы поддадимся апатии перед лицом явной несправедливости.
Как агрессия связана с просветлением? Никак. Она уводит нас в противоположном от него направлении, но черпает силы в том же источнике. Источник ира – это природа будды. Эта страсть – пламя, которое способно в равной степени выражать себя в сострадании, в страстной любви и даже в свирепости, но без злокачественного искажения ненависти.
В тибетском буддизме для свирепости есть место – но это, возможно, самый опасный инструмент, который человек может взять в руки. Вряд ли нужно разъяснять этот пункт более подробно, ведь в мире и так ужасно много свирепости, и по крайней мере в девяноста процентах случаев ее используют неверно. В то же время мы бы не хотели искоренять ее навсегда: в чрезвычайно редких случаях свирепость может быть откликом, который наиболее эффективен для ослабления страданий, устранения дисгармонии или привнесения большего благополучия в наш мир. Тем не менее свирепость почти всегда применяют неправильно.
Исходя из личного опыта, могу отметить: сомневаюсь, что я хотя бы раз в жизни выразил гнев, а затем вспомнил об этом и назвал этот отклик самым удачным. Возможно, чего-то добиться таким способом и удавалось, но подобная реакция не была оптимальной. В каждом случае лучше сработало бы что-то иное. В целом я считаю, что свирепость может быть уместной, но не доверяю в этом вопросе своим собственным ограничениям. Не думаю, что моя природа будды выражена настолько, чтобы я мог позволить себе без ограничений проявлять ярость в момент ее возникновения. Перед этим мне хотелось бы довести до совершенства рассматриваемую нами практику любящей доброты: так я научусь не проводить различий между другом и врагом. Если бы я мог без каких-либо барьеров направлять любящую доброту и на друга, и на врага, мне бы не было нужды бояться собственного гнева. Но пока эти барьеры не устранены, мой гнев, вероятно, принесет больше вреда, чем пользы.
Страсть и терпение в ответ на источники страданий
Когда мы видим зло, уместен страстный отклик. Безразличие в ответ на зло – само по себе омрачение. Отреагировать страстно в целом допустимо, но остается вопрос: о какого рода страсти идет речь? Если она представляет собой ненависть или агрессию, совершенно неважно, направлены они на личность или на действие. Такая страсть – не более чем омрачение, и она причиняет нашему уму и духу огромный вред. Я знаю чрезвычайно умных людей, которые очень глубоко погружены в вопросы окружающей среды, в социальные проблемы и так далее. Подобное может привести к трем последствиям, которые обычно проявляются вместе.
Первое возможное следствие – отчаяние. Что я могу предпринять по поводу беспорядков в центре города? Что я могу сделать по поводу нарушений прав человека в далеких странах? Что я могу предпринять по поводу экологических бедствий? Что я могу сделать с озоновым слоем? Список проблем будет очень длинным, а сосредоточение на нем может привести к отчаянию, лишающему сил.
Второе следствие таково. Мы можем спросить: «Кто все это совершает?» Чаще всего это не птицы, не шимпанзе, не собаки или кошки. Это не вулканы и не ураганы. Все они причиняют определенный вред – но не тот, о котором мы говорим. Такой вред исходит от людей, и потому в нас может проснуться яростное чувство мизантропии и желание отстраниться: «Человечество – дрянь. Пошли вы все к черту! Хочу переехать на другую планету».
Третий возможный отклик – цинизм. Отчаяние, мизантропия и цинизм – это омрачения умных людей. В наше время, кажется, велико число интеллектуалов, которые способны превосходным образом анализировать судьбу человечества, но, подобно поваленному дереву, поддались отчаянию, цинизму и мизантропии. Не к этому мне хотелось бы прийти. Эти состояния – часть проблемы. Если люди могут сказать обо мне: «Гляньте-ка на него! Он всех ненавидит. Он циник и пребывает в отчаянии. Что за несчастный человек!» – я сам становлюсь объектом отчаяния, мизантропии и цинизма других людей.
Итак, нам необходимо выбраться из этой петли. Всех методов для этого я не знаю, но один из них – сосредоточиться на наших собственных сердце и уме и распознать любые виды мизантропии и враждебности, которые направлены на какой угодно объект. Неважно, является ли этим объектом действие, личность, сообщество, раса, гендер, религия, религиозная группа или группа политическая. Важна субъективная, а не объективная сторона омрачения. Давайте признаем: «Вот враг любящей доброты. Вот враг моего собственного благополучия и счастья. Вот враг моей собственной духовной зрелости». Это враг общества № 1, ведь он обездвижит меня в поиске духовного пробуждения.
Каков, когда мы внимаем самому умственному событию, характер ненависти, презрения, враждебности или агрессии? Как они ощущаются? Здесь нет необходимости следовать каким-либо догмам. У нас есть чувства и способность проводить собственные наблюдения, опираясь при этом на личный опыт. Один аспект этого процесса – проверка нашей личной истории, где мы смотрим на самые ожесточенные конфликты, в которых принимали участие, – конфликты, где нестерпимо было даже находиться с другим человеком или с группой людей. Была ли элементом происходящего ненависть? Мы можем сами это проверить. Затем мы распространяем этот вопрос на других знакомых нам людей. Когда два человека разрывают отношения, участвует ли в этом ненависть? Участвует ли она в расколе сообществ? Неважно, каков объект ненависти: она сама по себе есть деформация человеческого духа.
Когда мы рассматриваем негативную сторону происходящего, омрачение стоит признать омрачением. Это суждение, но без здравых суждений никакой врач не смог бы распознать смертельно опасный вирус. Кроме того, этому помрачению соответствует некая противоположность. Мы, разумеется, движемся к развитию любящей доброты, но у нее есть фундамент: он подобен городской стене, которая защитит процесс взращивания любви. Этот фундамент – кшанти, что иногда переводят как терпение. Это слово, однако, может ассоциироваться с рохлями: вам, дескать, недостает смелости, чтобы отреагировать мужественно. Другие аспекты кшанти – это выдержка, стойкость и отвага: способность встретить тяготы, свои или чужие, при этом не увянув и не рассыпавшись. Это состояние ума, наделенное силой.
Будда утверждал:
Нет правила выше, говорят последователи Будды, чем терпение. И нет нирваны выше выдержки. Терпение, которое обладает силой, которое обладает мощью, – [наделенного им] я называю брахманом. Нет ничего более великого, чем терпение.
Стойкость, или терпение, – наилучшая защита для духовной практики. Это наилучшая защита для вашего собственного благополучия и самораскрытия.
Тибетцы описывают три различных аспекта терпения. Один – это готовность иногда переживать тяготы. Существует настрой, который просто не готов сталкиваться с какими-либо затруднениями. Если возникает некая сложность, это умонастроение лишь кривится и пытается сбежать: «Мне некомфортно, так что я просто ускользну». Я, разумеется, описываю карикатурный вариант, но иногда мы ему соответствуем. Подобное умственное состояние бесплодно. Ум, который откликается на затруднительную ситуацию с силой и отвагой, гораздо продуктивнее.
Другой вид стойкости проявляется как пассивность. Когда мы сталкиваемся с вредом или оскорблениями, терпение иногда предполагает бездействие. Кто-то делает высокомерное замечание, принижает нас или каким-то образом нам вредит, а мы не уделяем этому внимания – просто удаляемся и говорим: «Неважно».
Третий вид стойкости особенно важен в процессе духовной практики. В ней неизбежно будут возникать проблемы. Дело не в том, что вы практикуете неправильно – вы просто катализируете затруднения и выявляете их. Вы словно бы вспахиваете почву в саду, потому что желаете вырастить овощи или цветы: разумеется, при этом вы найдете сколько-то камней. Если бы вы не взрыхлили почву, камни бы так в ней и остались – вам бы не пришлось с ними столкнуться, но и овощей или цветов вы бы не получили. Работа с камнями – часть качественной обработки почвы. Практика Дхармы подобна вспахиванию земли. Шаматха особенно способствует обнаружению камней, которые не всегда радуют глаз. Вы их прорабатываете и движетесь дальше.