Когда свет направляет один человек, увидеть какие-либо изменения может быть очень сложно. Однако и такое исключать не следует. Результат может по-настоящему вас удивить. При этом не стоит воспринимать действенность молитвы как догму. Догма – нечто скучное, а вот испробовать этот процесс и посмотреть, что получится, было бы действительно интересно.
Вы, вероятно, можете догадаться, что верно и обратное: злонамеренные мысли одного человека могут причинить определенный вред – как и целая группа людей, которая активно направляет свою враждебность на индивидуума или некое сообщество. Надеюсь, что исследований этого процесса не будет. Давайте изучать позитивную сторону, а негативной избегать как чумы.
Подобную неблагую силу описывал сам Будда. Он говорил: если человек, достигший первой медитативной стабилизации, с этим уровнем сосредоточенного внимания направляет мысль враждебности на другого, последствия могут быть летальными. Первая стабилизация – это очень глубокое состояние самадхи: следующий уровень после достижения шаматхи. Именно поэтому вам, если вы развиваете шаматху, также следует выполнять большой объем других практик, таких как четыре безмерных.
Разумеется, невозможно поддерживать шаматху и при этом напитывать враждебность. Мощь ума скоро начинает угасать. Говорится, что Девадатта – родственник Будды, некогда бывший его учеником, – достиг медитативной устойчивости до того, как зародил по отношению к Пробужденному мощную зависть. Породив такую враждебность, он утратил свое самадхи. В чистой практике шаматхи поддерживать вражду невозможно – именно поэтому это такой замечательный путь. Судя по всему, существуют формы черной магии, которые возникли задолго до буддизма и которые позволяют сохранять враждебность и при этом наделить ум мощью – но, насколько я знаю, при помощи развития шаматхи такое осуществить невозможно.
Я очень мало знаю о подобных техниках, и они на самом деле меня не интересуют. Говоря в целом, в традиционных культурах – например, в тех, которые можно отыскать в Индии, Непале, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах, где все еще есть очаги нетронутых древних культур, – можно встретить людей, которые до сих пор эти методы практикуют. Когда я жил в Индии, я слышал о подобных людях – и избегал их.
Если вы когда-либо ощутите угрозу со стороны некой злонамеренной силы – что может случиться в глубокой медитации – вспомните о самом достославном духовном существе, которое вам известно: о ком-то, кто лучезарным образом воплощает добродетель, сострадание, любящую доброту и мудрость. Воззовите к этому существу и скажите: «Теперь я полагаюсь на тебя!» Это прибежище.
Может возникнуть и другая проблема – особенно при глубоком погружении в практику шаматхи. Словно бы при погружении зонда в болото, в процессе продвижения через разные слои ума вы можете дойти до уровня чистого ужаса. На этом уровне все, что могло бы быть в вашей жизни источником опасности, восстает со злобой, которая кажется совершенно неумолимой. Вам представляется, что вас вот-вот сокрушат – если не одно, то другое. Сейчас над этим легко посмеяться, но при возникновении самого этого опыта становится не до шуток. Вы ощущаете психические мрак и тяжесть. Тибетский созерцатель Ген Ламримпа дал на этот счет очень ясный совет: не отождествляйте себя с этим страхом, не верьте ему. В этот период нужны отвага и сила. Когда вы чувствуете себя осажденным городом, в стены которого бьется таран всепоглощающего отчаяния и безнадежности, наполните свое тело светом. Укажите на мрак и скажите: «В реальности у тебя нет никакой основы!» Для этого потребуется отвага.
Когда мы начинали годичный затвор, Ген Ламримпа сказал практикующим: за этот год вас могут посетить демоны – особенно если вы будете успешно продвигаться в практике. На этот счет есть много традиционных историй; такова часть самого процесса. Вы учитесь взаимодействовать с этими демонами, не поддаваться им. Само взаимодействие с ними – часть практики. В каком-то смысле вы в них нуждаетесь. Тибетцы относятся к этому очень серьезно. Начиная затвор, йогин первым делом совершал ритуальное подношение от лица всех существ, обитавших в окружающей его местности.
Представление о демонах и подобных сущностях – не часть современного западного мировоззрения, а вот ужас, тревога, невероятный страх и безнадежность такую часть составляют. При появлении подобных состояний на них нужно откликаться так же, как если бы на вас надвигался кривляющийся бес. Отклик должен быть таким же, потому что именно так дело и обстоит. Бесам ведомо, как проявляться, чтобы мы воспринимали их серьезно. Практика любящей доброты представляет собой еще и один из наилучших источников защиты.
Иногда действительно может найтись раздражительный сосед: одна из местных сущностей вам не рада, и тогда приходится с ней разбираться. Именно это случилось с Лобсангом Тензином – одним из лучших известных мне созерцателей. Его духовная биография была необычайна. Он вступил в индийскую армию, потому что хотел убивать китайцев, но затем отказался от этого желания – и тогда ему не осталось ничего, кроме как стремиться к обретению просветления. Он был полностью сосредоточен на этой цели и всю оставшуюся жизнь трудился только над ее достижением. На сто долларов, отложенные с армейской зарплаты, он купил себе зерна и чечевицы. Затем он поднялся в отсыревшую пещеру над Дхарамсалой, чтобы медитировать. На сто долларов долго не проживешь, даже в Индии. Когда провизия кончилась, о нем стали заботиться другие йогины. Все они были небогаты, но он был беднее всех. Люди узнали, что он настроен крайне серьезно и очень успешно продвигается. Он практиковал в этой местности двенадцать лет, постепенно поднимаясь все выше и выше в горы. В конечном итоге он поселился в пещере, до которой от Дхарамсалы нужно было идти в гору пять часов. Раз в год он спускался, чтобы послушать учения Его Святейшества Далай-ламы и закупить еще по мешку зерна и чечевицы. У Лобсанга Тензина был большой опыт взаимодействия с демонами, и он знал, как с ними справляться.
Один из способов с ними совладать – применить просветленную свирепость. Геше Нгаванг Даргье как-то раз отметил: «Если вы думаете, что гневные божества выглядят устрашающе на тибетских изображениях-тханках, вам нужно увидеть их вживую!» Свирепость – это крайнее средство, и она отличается от обычного гнева или личной злобы. Просветленная свирепость проистекает из блаженства и представляет собой проявление сострадания, а не искаженное выражение отчаяния, ярости или фрустрации, вызванной нашим миром. Напротив, это состояние ума, которое от искажений полностью свободно. Осознавая, что именно это в данный момент и необходимо, оно проявляет себя очень мощно. Просветленная свирепость гораздо сильнее искривленного гнева.
От прозрения – к неопосредованному переживанию окончательного
Что мы называем самобытием? Каковы критерии, позволяющие определить, что является и что не является самосущим, – и какую пользу это приносит в практике? Явления могут либо быть самосущими, либо существовать как зависимосвязанные события. Давайте посмотрим, как взаимодействуют между собой эти два варианта. Термин «зависимосвязанное событие (проявление)» имеет в философии мадхьямаки («срединного пути») строго определенный смысл. Если явление – будь то человек, галактика, умственное состояние или что угодно иное – представляет собой зависимосвязанное событие, оно, как объясняется, существует в этой роли тремя способами.
Во-первых, нечто представляет собой зависимосвязанное проявление в том смысле, что возникает при опоре на предшествующие причины и условия. Так, Алан Уоллес – это последовательность зависимосвязанных событий: если бы не существовали мои родители, не было бы и меня. Они существовали первыми, а я – плод их союза. Только об этом и речь: А предшествует Б – и если бы не было А, не могло бы существовать и Б. Если бы явление было самосущим, оно не могло бы нуждаться в предшествующих причинах или условиях. Именно так вот просто термин «самосущее» и понимается в данном контексте.
Второй аспект статуса зависимосвязанного явления касается взаимоотношений между частями и целым или между качествами явления и тем, чему эти качества присущи. Любое явление, которое можно считать существующим, имеет составные части. Если, например, это физическое явление с определенным местоположением, у него есть передняя и задняя части. Оно обладает пространственными измерениями и другими свойствами. Даже то, что не имеет пространственных измерений – например, чувство любящей доброты, – может быть описано с точки зрения своих черт. Любое явление, которое можно опознать, имеет составные части или качества. Разве можно было бы его опознать без них? Скажите, сколько прямо сейчас перед вами находится шморфлов. Понятия не имеете? Может быть, прямо сейчас перед вами их ползает триллион – но вы этого не знаете, ведь сначала я должен вам сказать, что собой представляет один шморфл. Когда я опишу его характерные черты, вы станете искать и скажете: «Вот один из них!»
Мы опознаём явления с помощью их характерных черт или составных частей, и совершенно справедливо утверждать, что они этими частями обладают. У атома есть ядро, есть конкретное число электронов, есть заряд. Это оправданное и достоверное описание. Атом – это зависимосвязанное проявление, потому что он связан со своими компонентами и от них зависит. Если убрать его электроны, его ядро, его заряд и другие характерные черты, ничего не останется. Аналогичным образом я сам зависим от своих ума и тела. Если вы уничтожите это тело, останется продолжающийся поток сознания, но Алана Уоллеса больше не будет. Алан Уоллес умрет, и останется непрерывность, которую с его жизнеописанием будет объединять история. Итак, это второй аспект зависимого возникновения. Если некое явление самосуще, оно самодостаточно и не зависит от каких-либо компонентов или черт. Оно просто существует – само по себе.
Третий аспект зависимого происхождения связан с ролью концептуального обозначения. В процессе опознания некоего явления происходит присвоение концептуальных и/или вербальных ярлыков. Мы обозначаем нечто как атом, или как чувство любящей доброты, или как что угодно иное. В этом процессе ничего онтологического не происходит: то, что я опознаю Кристину, не создает ее в реальности. При этом на уровне опыта, на уровне феноменологии, я, опознавая Кристину, выделяю ее из среды. С визуальной точки зрения, например, я вычленяю из фона цветовые схемы – и теперь Кристину можно увидеть: отдельно от пола, отдельно от одежды. Ее можно узнать как человека, с которым я несколько лет знаком.