«Привет, конченая тварь!» – начиналось послание.
«Очень банально», – отметил Илья.
«Я пять лет и кучу денег потратил на то, чтобы создать свою собственную небольшую ювелирную мастерскую», – было в письме.
«Не мои проблемы», – подумал Илья.
«Это не просто засранная кладовка, – сообщалось далее, – в которой могут уменьшить размеры кольца или спаять порванную золотую цепь. Я создаю уникальные украшения. Единственные в своем роде. Я придаю индивидуальность этим однотипным черным прямоугольникам, которые вы называете умными телефонами».
«Вот здесь интереснее».
«Я творю. Я создаю произведения искусства».
«О! – улыбнулся Илья. – Еще один творец и художник».
«Мое искусство, – шло дальше, – нельзя измерить в каратах и граммах, что ты попытался сделать. Твоей статьей, точнее твоим выплеском нечистот, ты пытаешься изгадить не только мой бизнес, ты хочешь украсть мою мечту, а этого я тебе не прощу. Ходи и оглядывайся, сука. Ходи и оглядывайся».
«Интересно, – подумал Илья, – может ли это письмо быть как-то связано с теми фотографиями, что я получил по почте? Ювелир… Опять же, подвеска подходит сюда как нельзя лучше. Кто этот ювелир? Может быть, этот псих и разыграл весь вышеупомянутый фарс.
А это интересно! Есть же Суини Тодд – демон-парикмахер с Флит-стрит, так почему бы не появиться какому-нибудь Василию Божедаю – маниаку-ювелиру с Проектируемого проезда № 1856».
Улыбнувшись своей собственной шутке, Илья отложил письмо на край стола и принялся за рутинную работу.
Глава XVI
Мария…
Да, конечно, чтобы заполучить Марию, мне пришлось хорошенько подумать.
Здесь была уже не парикмахерша из салона средней паршивости. Здесь была какая-никакая бизнес-леди. Руководитель консалтингового агентства.
Квартира в элитном доме с охраной и подземной стоянкой. Офис в хорошем бизнес-центре, напичканном камерами. В общем, на улице с ней вот так вот запросто не встретишься.
Мария меня даже чем-то восхищала. К своим тридцати пяти годам она многого добилась, многое прошла, многое успела, многих уничтожила, однако семью так и не завела.
Только теперь я понимаю, что она всегда была меркантильной сукой, которая ради денег или карьеры готова растоптать чувства и разорвать в клочья душу любого доверившегося ей человека. Она будет относиться к тебе как к средству достижения чего-то. Ты для нее не живое существо. Ты – секс. Ты – покой. Ты – признание, статус, повышение, бесплатный кофе, чувство собственного величия.
Отлично! Чувство собственного величия!
Мария любит бравировать тем, чего она добилась, и просто обожает сравнивать свою жизнь с жизнью других знакомых, особенно когда это сравнение не в их пользу. Вот на этом мы и сыграем.
«Мерседес» Марии припаркован в бизнес-центре в зоне G (что довольно иронично) под номером сорок семь недалеко от крутого поворота на выезд.
Опять же, поддаваясь общим убеждениям, а они на восемьдесят – девяносто пять процентов правы, девушки за рулем легко отвлекаются.
Дальше следует вопрос, что может отвлечь от руля занятую бизнес-леди. Вопрос даже не к Гуглу, вопрос к самому женскому естеству.
Конечно, можно упираться сколько угодно долго. Можно гореть ярой верой феминизма. Можно доказывать пользу чайлдфри и похожих «жизней для себя», но в душе… Хотя нет, даже не в душе… Просто в вашем организме есть тяга к счастью, любви и продолжению рода. Она выглядит как смесь дофамина, окситоцина, серотонина, эндорфина, кортизола, эстрогена и еще много чего.
Любая здоровая женщина, если это не патология и не психологический слом, хочет детей. Так говорят гормоны! Это как чувство голода. Как желание траха…
«Да боже ты мой! Ты опять? Опять ты за это слово?»
– Прости. Назовем это желанием продолжения рода. Так вот… желание продолжения рода. Это не выведешь, не сотрешь, не забудешь.
В общем, за небольшую сумму я заказываю в маленьком рекламном агентстве плакат для «своего магазина детских товаров». На нем милейший малыш тянул ручки к камере, которая его снимала, и улыбался. Ниже была надпись: «МАМА РИМИАРИЯ».
Таково было чудное название моего магазина. Мало ли безумных предпринимателей. Есть же «Дочки-сыночки», «чулочки-носочки» и прочий рифмованный бред.
И вот в назначенный час на углу крутого поворота у выезда с офисной стоянки уровня G (что довольно иронично) я вешаю только что отпечатанный постер с милым малышом и переклеенными буквами. Теперь малыш тянул ручки под словами «МАМА МАРИЯ» (что довольно иронично).
Естественно, Маша здесь просто должна будет притормозить и отвлечься. На секунды всего лишь, но мне этого вполне хватит.
И вот он – назначенный день!
Мария уходит с работы в девятнадцать тридцать, ибо не имеет права уйти раньше сотрудников, но с пяти часов просто сидит в социальных сетях.
В девятнадцать двадцать я клею на угол поворота мой плакат.
На мне бейсболка с длинным козырьком, изрядно поношенная куртка, джинсы, кроссовки и салатовый светоотражающий жилет.
С утра мне пришлось выпить около четырех литров воды, поэтому глаза слегка заплыли. Глоток водки и соответствующий запах изо рта говорил о том, что жизнь моя идет под уклон.
Я стою за углом около плаката Мамы Марии и жду.
Вот послышался стук каблуков по бетону, вот пиликнула сигнализация, вот она села в машину и, скорее всего, смотрится в зеркало заднего вида, вот завелась, вот поехала, двадцать секунд, двадцать пять, должна заметить плакат – выхожу.
Меня тут же протаскивает по капоту и отшвыривает к правой стороне. Я падаю, перекатывaюсь и вижу, что «Мерседес» не тормозит. Естественно, она хочет уехать. Зачем ей лишние проблемы.
Как можно театральнее достаю из кармана смартфон и, высоко подняв руку, начинаю снимать отъезжающую машину.
«Мерс» резко бьет по тормозам, Мария, видимо, заметила съемку. Мария молодец! Мария умница! Она знает статью об «Оставлении в опасности» а также ПДД РФ, пункт 2.5 – Общие обязанности водителей при ДТП. Она подготовлена. Она следит за репутацией, когда ее снимают.
Открывается дверь, Мария выходит и не знает, что в этом закутке поворота камеры не берут, соответственно для всех, кто будет смотреть записи, она все еще едет.
Итак, Маша выходит из машины. Она сбила человека, поэтому о плакате даже не вспоминает. Она видит оплывшую испитую рожу, и ее глаза выражают гадливость, как будто ей пришлось взять в руки навозного жука. Еще пару шагов, и вдруг она узнаёт меня.
Выражение ее лица меняется. Какая удача! Конечно! Вот ее шанс доказать мне, что я ничтожество. Что моя жизнь ничего не стоит. Вот хорошая возможность еще раз поставить себя выше кого-то.
– Привет! – говорит Мария. – С тобой все хорошо?
– Ах ты ж, ежики-великомученики, – отвечаю я. – Уважаемая госпожа, вы, по ходу, мне ногу сломали. А потом хотели свалить по-быстрому? Но телефон-то у меня с камерой. Он все снимает.
– Ты меня не узнаешь? – отвечает Мария.
– Нет, уважаемая, – говорю я. – Я здесь месяц всего работаю. Всех еще не удалось запомнить, но факт остается фактом, вы свалить хотели, сбив человека. Не волнуйтесь, у меня все записано. А лучше дайте пятьсот рублей на лечение, и полюбовно разойдемся.
– Дурында, – говорит Маша, чувствуя, что вот сейчас-то она потешит чувство собственного величия по полной программе, – давай так. Я тебе тысячу, ты со мной едешь в травмпункт, там делаем рентген, и если твои кости целы и серьезных повреждений нет, то все забыто.
– Хорошо, – говорю я и, следуя разрешению Марии, сажусь на переднее сиденье.
«Мерседес» плавно трогается, и моя задница утопает в перфорированной белой коже. Гребаные богатые суки! Ну да ладно, Маша это заслужила. Она заработала это своим умом и беспринципностью, а я своим умом и беспринципностью лишу ее всего этого. Кви про кво, как говорил доктор Лектор. Кви про кво.
– Как твои дела? – спрашивает Мария. Ей нужно было с чего-то начать свое победоносное шествие.
– Да так… – нехотя отвечаю я. – По-разному.
– И что тебя привело на стоянку работать?
– Как-то не везет, – отвечаю я.
Мы уже выехали с парковки и сейчас ехали по улице, что вела вокруг бизнес-центра. Машин в этот час было мало, пешеходов еще меньше.
– Так ты не помнишь меня? – говорит Маша, игриво скосив глаза в зеркало заднего вида, где помимо дороги отражалась и она сама. Она любовалась собой. Она хозяйка положения. Она богиня. Она королева. Она сущность самого бытия. Она уверена, что сейчас я вспомню ее и пойму, как ничтожно мое положение и как высока ее позиция.
– Нет, – говорю я, достаю из кармана шокер, даю разряд ей в шею, перехватываю руль и аккуратно паркуюсь.
Дальше у меня есть порядка пяти минут, чтобы сорвать плакат и забрать его с собой. Потом есть минут пятнадцать, чтобы довести Машу до моего убежища, связать, заткнуть рот и отогнать «Мерседес» куда-нибудь за МКАД. Есть еще вариант вколоть ей мой наркотик, так она дольше проваляется в коматозе, но я пока в нем не уверен.
Итак, все очень быстро и просто. Словно отдельные действия.
Срываю плакат Мамы Марии.
Ботинки по бетону парковки.
Ботинки по асфальту дороги.
Кнопка зажигания «Мерседеса».
Окна домов.
Армированный скотч.
Руки Марии за спиной.
Кляп во рту Марии.
Ботинки по асфальту дороги.
Кнопка зажигания «Мерседеса».
Широкое шоссе.
Узкое ответвление темной дороги.
Ботинки по грязи.
Автобус.
Метро.
Когда мне посчастливилось вернуться, закончив все дела, Мария была просто в бешенстве.
Она сидела крепко-накрепко привязанная к стулу, в свою очередь прикрученному к полу.
Скорее всего, руки и ноги у королевы слегка затекли, и она чувствовала дискомфорт, который не ощущала уже многие годы. Но не это выводило Маму Марию из себя.
Ее просто воспламеняло то, что какое-то низшее существо позволило себе прикоснуться к ней.
– Ты, грязная сука, – прокричала она, как только кляп был вынут у нее изо рта. – Ты понимаешь, как сильно твоя пропитая рожа встряла? Ради чего? Ради возможности залиться под завязку паленой водкой и проваляться в алкогольной коме пару дней? Сколько денег ты хочешь?