Илья сдвинул окно входящего вызова в зеленый кружок ответа.
– Слушаю, – произнес он.
– Илья, привет! – радостно затараторили в трубке. – Помнишь, ты девушку искал? Специфичную такую? Я тебе еще рассказывал, что она с сильным прибабахом. Это когда мы с тобой…
– Помню, – произнес Илья.
– Так вот, – продолжили тараторить, – я своего кореша попросил… Кореш – мой сменщик. Он тоже тут барменом работает. Я его попросил, чтобы он если чего увидит, то сразу бы мне звонил.
– В итоге… – Илья попытался направить звонившего по прямой дороге, но у него не слишком получилось.
– В итоге буквально несколько минут назад, – продолжал бармен, – я лежу себе на диванчике, присмотрел фильмец, чтобы глянуть под пивко. Провести, в общем, культурно вечер. Ко мне еще пара друзей должны прийти. Они тоже что-нибудь подцепят с собой. В общем, мы сегодня…
– Про девушку, – Илья в открытую перебил говорящего. – Что там про девушку?
– Так ты же сказать ничего не даешь, – обиженно ответили в трубке. – В общем, звонит мне мой сменщик и говорит, что та, кого ты ищешь, уже в баре сидит. Сидит, дорогая, как обычно, и пьет какую-то проспиртованную жижу. Если ты хочешь ее застать, то как можно быстрее…
– Уже бегу. Спасибо. С меня должок, – быстро сказал Илья, повесил трубку, схватил что-то с поверхности стола и выскочил из редакции.
Через четверть часа он уже спускался по ступенькам, уходящим в атмосферу, пропитанную всеми человеческими грехами, главным из которых здесь была, конечно же, праздность. А уже отсюда вытекали и пьянство, и блудные дела, и злые беседы, и осуждения, и злословие, и обманы, и ссоры, и драки.
Сколько рассуждений когда-то прочитал Илья о семи грехах! Сколько выводов было сделано, сколько сравнений приведено. В голове всплыл где-то вычитанный отрывок: «В праздности живущие всяким недугам и немощам подлежат, как бо вода растлевается, которая течения не имеет. Не трудящийся не может в сладость пищи принимать, и сон без трудов беспокоен бывает».
Если праздность – это на самом деле смертный грех, то у человечества сегодня просто нет ни единого шанса. Мы всегда ищем этот грех и думаем о нем. Праздность всегда с нами. Праздность, выращиваемая и лелеемая с самого раннего часа понедельника, когда любой офисный клерк, принужденный отрабатывать унылые часы в четырех стенах, только заслышал звук будильника.
Праздность, набирающая силу в середине недели, когда любой работяга, оставивший свою лопату, кувалду, кирку на время перекура, думает о том, как он обязательно нажрется в пятницу, чтобы в субботу с утра можно было отлежаться.
Праздность, когда с самого утра пятницы все диджеи по всем радиостанциям напоминают, что «сегодня рабочая неделя подходит к концу, настроение боевое», и желают самого приятного вечера, конечно же, вместе с их радиостанцией.
Мы обожаем праздность, мы мечтаем о ней, но абсолютно не умеем жить в праздности. К сожалению или к счастью, этот навык утерян простыми людьми. Получив в дар возможность жить праздно, мы теряем человеческий облик, злоупотребляя алкоголем, наркотиками, едой, бездельем, беспорядочными половыми связями и многим другим. Праздность может надоесть. Это грех, но в нем же есть и лечение.
– Могу я вам что-нибудь посоветовать? – словно голос с небес прозвучало у самого уха.
Илья с непониманием уставился на Глас Божий, прервавший течение его мыслей, и только через несколько секунд осознал, что это был бармен, а сам Илья стоит у барной стойки.
– Могу я вам что-нибудь посоветовать? – повторил бармен. – Кстати, сейчас Happy Hour на коктейли из списка. При покупке одного второй в подарок.
– Да, – сказал Илья, неуверенно озираясь. – Пива. Ноль пять.
– Темное, светлое, нефильтрованное? – уточнил бармен.
– На ваш вкус, – рассеянно сказал Илья, подвергаясь опасности попробовать самого дорогого и застоявшегося пива в баре, которое нужно было распродать во что бы то ни стало.
Бармен налил в ледяную кружку красной пенящейся жидкости и поставил ее на бирдекль с изображением красного дракона и надписью Drachen Rosa. Однако Илья не оценил всей красоты подаваемого напитка и подставки под него. Он чисто механически поднял кружку, забыв о бирдекле, и направился в угол бара. Где сидела девушка, которую он так недолго, но так отчаянно пытался найти.
На девушке сегодня была черная футболка со штурмовиком из «Звездных войн», черные шорты чуть выше колен и берцы – высокие армейские ботинки. Волосы были зачесаны налево, все так же демонстрируя правый висок, на котором красовался Марио, только теперь он был слегка смазан коротким ежиком отросших за некоторое время волос.
Глава XX
Телефон долго надрывал ухо длинными рыдающими гудками. Наконец на том конце взяли трубку.
– Здравствуйте, – сказал Эдуард. – Могу я поговорить с господином Пахомовым?
– Как вас представить? – ответил тренированный девичий голос, которому, видимо, запрещали соединять драгоценного господина Пахомова с незнакомыми дядями.
– Это Эдуард Самойлов.
– Минутку, – ответили в трубке, и после щелчка кто-то ненавязчивыми переборами начал играть на гитаре незамысловатую испанскую мелодию. Или португальскую. Или мексиканскую.
– К сожалению, – снова раздался девичий голос в трубке, – Илья Дмитриевич только что вышел. Могу я что-то ему передать?
– Передайте, – ответил Эдуард, – мои контакты. Попросите его связаться со мной как можно быстрее. Скажите, что у меня к нему есть очень важное дело.
– Хорошо, – ответили в трубке.
– Большое спасибо, – ответил Эдуард, отщелкнул изображение безымянного абонента в красный кружок на экране смартфона и посмотрел по сторонам.
Большое окно пялится в панораму туманного города. Вертикальные белые жалюзи слегка подрагивают под напором воздуха из кондиционера. В блестящей поверхности черного стола отражаются полосы ламп дневного света, квадраты подвесного потолка и датчики дыма.
Сегодня в офисе было затишье. Звонков мало, электронных писем еще меньше. Здесь только два варианта – или же все идет как нужно, или же никто ничего не делает. Будучи руководителем нескольких проектов в своей компании, Эдуард следовал законам Мерфи, согласно одному из которых предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему. Поэтому постоянно нужно было контролировать что-либо, за кем-то смотреть и кому-то что-то напоминать. А еще сроки! А еще бюджет!
Эдуард откинулся на спинку кожаного кресла и слегка ослабил узел галстука. В последнее время он плохо спал и находился в крайне возбужденном состоянии, однако стоило ему хотя бы на минуту закрыть глаза, его сознание проваливалось в какую-то черную яму, на дне которой кто-то отчаянно с кем-то боролся под покровом мутно-алой пелены.
Вот и сейчас, как только голова Эдуарда устроилась на подголовнике, он уже находился где-то далеко. Далеко и в пространстве, и во времени. Он был на самом дне котлована недостроенного дома из своего детства. Вокруг были разбросаны обломки кирпичей, осколки битого стекла, в полу торчала редкая щетина арматуры.
Перед Эдуардом была небольшая стена, за которой кто-то пыхтел и возился. Слышалось, как осыпаются со стен небольшие обломки кирпича, хрустят под невидимыми ногами осколки стекла.
– Эй, – кричит Эдуард, поднимая увесистый кусок засохшего цемента. – Кто здесь?
На секунду шум замолкает и становится тихо. Потом возня начинается снова. Эдуард знает, что где-то рядом Дима, который в случае опасности мгновенно придет на помощь. А тем временем нарастает чувство опасности, чувство острое и захватывающее.
До заветного поворота, за которым находится источник шума, остается четыре шага.
Эдуард ступает медленно и неслышно, стараясь не наступать на предательские куски хрустящего стекла. Три шага… Вот уже забегали под ногами тени, отбрасываемые кем-то, кто стоял за углом. Два шага… Даже вроде бы чудится человеческая речь, произносимая шепотом. Быстро, жадно и агрессивно. Один шаг…
Эдуард просыпается. Точнее, что-то вырывает его из беспамятства, и он вскакивает в кресле с глубоким вдохом, с каким ныряльщик всплывает на поверхность воды после длительного погружения.
На столе вибрирует смартфон, на нем светятся контакты Антона Николаевича – врача, наблюдавшего Диму. Эдуард, пытаясь сообразить, где он находится, поднимает трубку.
– Эдуард, – слышится оттуда. – Эдуард, здравствуйте!
– Здравствуйте, Антон Николаевич, – говорит Эдуард, стряхивая с себя остатки наваждения.
– Как ваше самочувствие? – интересуется доктор.
– Настолько, насколько хорошо это может быть в сложившейся ситуации, – отвечает Эдуард. – Не беспокойтесь, следовать Диминому примеру у меня нет желания.
– Я как раз это и хотел обсудить, – сказал Антон Николаевич. – Понимаете ли… Я тут все еще раз обдумал, проверил, и у меня закрались определенные сомнения, которые я хотел бы вам высказать.
– Внимательно вас выслушаю, – ответил Эдуард. – Вы хотите это обсудить при встрече?
– В идеале это нужно было бы сделать при встрече, – ответил врач, – но, к сожалению, я в последнее время очень занят, а откладывать этот разговор на несколько дней совершенно невозможно. У вас есть сейчас минут десять-пятнадцать?
– Вполне, – ответил Эдуард. – Я вас слушаю.
– Эдуард, – наконец сказал Антон Николаевич, – я внимательно изучил все материалы дела. Вы же знаете, как я относился к Дмитрию и к вам…
– Да-да, – пальцы еще больше распустили узел галстука на шее.
– Я все же заметил несколько странностей, – продолжил Антон Николаевич, – которые, возможно, пропустили мои коллеги.
Эдуард одобрительно хмыкнул в трубку.
– Во-первых, сам препарат, – говорил доктор. – Это очень редкая разновидность синтетических наркотиков. На улице у дилеров он называется Sugar Night, или «Сахарная ночь». Его передозировка не вызывает жутких спазмов, конвульсий и прочего. Передозировка препарата первым делом отключает мозг, плавно уводя человека из жизни. Это самый щадящий способ использования наркотика как средства сведения счетов с жизнью, который я знаю.