— Тьфу, — вслух сказал Руслан, недовольно поглядывая на строчки подхалимства. — Наверно ты Николай Михайлович, как это сейчас, у нас говорится «писал историю по заказу» и потому столько тут лести, угодничества, что дальше-то и читать не хочется…
«…. — но мы спасены, прославлены; враг истреблен, Европа свободна, и глава Александрова сияет в лучезарном венце бессмертия. Государь! Если счастие Вашего добродетельного сердца равно Вашей славе, то Вы счастливее всех земнородных. — дочитал строчки Руслан, громко хлопнув, закрыл книгу и гневно глянул в лицо Карамзина. — Ну, разве так можно лизать зад…, — раздраженно спросил он у Николая Михайловича, который делал вид, что его не слышит и для этого даже прикрыл глаза. — Словно в войне двенадцатого года победил не народ и воины, а этот Александр, отсиживающейся в Петербурге… А что народ, который бился с завоевателями-французами получил, за то, что не позволил супостату захватить нашу землю, за то, что поднялся и ушел в партизаны и там кровью своей омывал просторы Руси?… А ничего он не получил, ни воли, ни даже простого спасибо… и помнится мне, что тех крестьян которые участвовали в партизанском движении еще и наказали, объявив беглыми…. А этот Карамзин… про какое, такое добродетельное сердце говорит, вот же… вот же… но все же будем воспитанными и ответим на это словами Омар Хайяма:
Лучше впасть в нищету; голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
И этот человек, великий историк, автор „Писем русского путешественника“, издатель-редактор лучших для своего времени альманахов „Аглая“, „Аониды“, русский человек… или именно не русский… Может и не был он никогда русичем-славянином, потому как, ну! вот нельзя же в самом деле, выражать каждой строчкой, каждым словом такое угодничество, нельзя же каждой строчкой так ненавидеть древнюю веру, и предков-славян: „Итак, предки наши обязаны…… (религии в Исшу) не только лучшим понятием о Творце мира, лучшими правилами жизни, лучшею без сомнения нравственностью, но и пользою самого благодетельного, самого чудесного изобретения людей: мудрой живописи мыслей….“, — закончил Руслан мысли карамзинскими строчками и порывисто вздохнув, поднялся с корточек и подойдя к креслу, убрал книгу на полку, напоследок ей и ему сказав, — кроме вашего яремничества, кроме крепостничества, закабаления духовного и физического ваша… проклятая вера в Исшу ничего народу не дала. А ты Никола и вовсе продался с потрохами и душой своей черной, за осьмушку мяса, Босоркуну… Надеюсь, что твоя душа находится там в Пекле… переосмысливая все написанное, и явственно увидев и прочувствовав на своей спине, что все же правильной была древняя вера в Ирий-сад и Пекло, в языческих Богов, а не в вашего лживого, с извращенными понятиями Исшу!»
Когда Руслан поставил книгу, подверженную нынче таким, прямо сказать необъяснимым падениям, он развернулся и пошел в ванную. Открыв дверцу стиральной машинки, достал и выложил в зеленый, пластмассовый таз, чистые занавеси, пахнущие каким-то химическим ингредиентом. А потом подняв гружённый таз, направился развешивать белье на лоджию, на закрепленных, там вдоль окна проволочных веревках. Выйдя на лоджию, он услышал гулкий хлопок, закрывшейся двери подъезда. Руслан выглянул из-за развешенного белья и посмотрел на противоположный дом, из подъезда которого на двор вышел все тот же молодой мужчина, ведущий на поводке своего толи сына, толи брата — огромного кобеля, черного окраса с прибитой мордой. Подойдя к окну лоджии Руслан вгляделся в лицо это человека. Его маленькие глаза, были пусты, словно не обитало там ни мысли, ни жизни, казалось, вместе с этими потухшими глазами потухла и его душа. Мужчина был безобразно толст, а на его выпирающий живот с трудом натянулась синяя спортивная олимпийка. И почему-то Руслану подумалось, что наверно должно быть стыдно не только этому молодому человеку, но и ему, который к тридцати двум годам не обзавелся детьми, не продолжил свой род и кровь своих предков, что нянчится он не со своим сыном или дочерью, а с этим толстым котом, точно также как и его сосед по несчастью, нянчится с огромным кобелем. Еще мгновение Руслан наблюдал за мужчиной, а после, тяжело вздохнув, и взяв с пола лоджии таз, пошел в ванную, на ходу подумав о своем прадеде Богдане который был атеистом и никогда не верил в Исшу, и у какового к тридцати двум годам уже было семеро детей, пять сыновей и две дочери, а старшему сыну уже исполнилось четырнадцать лет.
— Да…, — протянул Руслан недовольно глянув на свое отражение в зеркале, в ванной комнате. — Не то, что я… сухая, голая ветка… без всякой листвы и даже почки… Ну, а вообще-то чего я себя хороню… теперь я уверен, все у меня будет по-другому, все… Выйду с отпуска, пойду с Риткой из технического отдела на свидание, а там гляди и в ЗАГС, ведь я уже давно вижу, как она около меня круги нарезает…и может опять у меня будет семья, и она родит мне пятерых сыновей…Ой! что-то я загнул… хотя бы двух, и то было бы хорошо! Вот же двух парней: старшего я бы назвал Богданом в честь прадеда, а младшего в честь деда Владимиром… А Танюша… что ж Танюша меня поймет и простит наверное…
Руслан продолжал уборку квартиры, обдумывая перспективы новой жизни в которой он все кардинально поменяет и свою веру, и одиночество, и обязательно начнет просвещать друзей, одноклассников, одногруппников… стараясь пробудить в их душах похороненную, а быть может лишь затаившуюся ведическую веру. Очередной раз, развесив белье на лоджии, и проходя мимо кресла, Руслан мельком глянул на синеватую обложку томика Пушкина и вспомнил, что у Александра Сергеевича в его поэме «Руслан и Людмила» тоже, что-то было из мифов:
«Все смолкли, слушают Баяна:
И славит сладостный певец
Людмилу-прелесть, и Руслана,
И Лелем свитый им венец».
«Леля — это дочь Богини Лады, и она является также как и мать Богиней Любви, а имя Людмила — это славянское имя, русское и значит оно — милая людям, — Руслан на миг прервался, открыв дверь холодильника и принявшись убираться на его полках, а немного погодя продолжил, — и главный враг Руслана, колдун Черномор, тоже не вымысел… Так звали русичи царя поддонного мира, морского повелителя Черномора, который оборачивался страшным ящером. И это Черномор, кстати, когда-то обернувшись ящером похитил невесту Бога Перуна, прекрасную Диву-Додолу… Ха…! Так может и Руслан имя русское, а никакое оно не тюрско-татарское… вообще любят наши языковеды все, что не могут объяснить в русских словах, спихивать на татар… а я читал, что Руслан происходит от тюрско-татарского „арслан“ — лев… Но может быть, надо поступить с этим именем также, как я поступил со словом раб, разделить его на слоги и звуки. Рус это явно образовано от русского, русича, а лан… интересно, что такое лан… что? что? — переспросил мужчина, что-то тихо шепчущую внутри груди душу. — Может — ла, — начал также тихо повторять за душой он, — ла — производное от имени Богини Лады и значит любовь, а „н“ буква, звук начала… Тогда выходит имя мое и того храброго героя Руслан — значит русский начатый или зачатый любовью?»
Руслан домыл холодильник, раковину, и, выжав тряпку положил ее на блестящую серебристую поверхность раковины, и удовлетворенно оглядел чистую кухню, вымытые окна, стиранные, пахнущие порошком занавеси, да довольный проделанной работой, засмеялся, и сказал обращаясь к Барсику, который, наконец-то, прервав свой вечный, каторжный труд под названием сон, подошел к чисто вымытой миске и протяжно мяукнул, требуя еды:
— Ты, Барс, жрать более не проси, ты и так жирный… аж противно на тебя смотреть, прости за нелицеприятное высказывание… Я же иду окупнусь и пойду спать, потому, что на улице уже темно, — и Руслан махнул рукой в сторону приоткрытого окна, через которое в кухню заплывал свежее-загазованный воздух и ночная тьма, и добавил, — а тебе хочу напомнить, — он опять на миг прервался глянул в сморщенную, недовольно взирающую на него, покрытую шерстью морду кота. — Вход на мой диван тебе заказан, там чистое белье, а если ты обормот, не пожелаешь мне подчиниться, будешь наказан… То есть завтра будешь вымыт… но вымыт не каким-то приятно пахнущим шампунем для кошечек среднего пола, а будешь вымыт простым и прекрасно убивающим грязь, блох и клещей, стиральным порошком, заметь очень, очень эффективным, потому как сегодня я в этом основательно убедился. Покедова!
И Руслан, торжественно шлепая босыми ногами по чистому, блестящему и слегка поскрипывающему линолеуму, пошел мыться в ванну так, как чистая квартира и очищающаяся от скверны душа требовала и чистоты тела.
Глава шестая
«Дух беспокойный, дух порочный,
Кто звал тебя во тьме полночной?
Твоих поклонников здесь нет,
Зло не дышало здесь поныне;
К моей любви, к моей святыне
Не пролагай преступный след.»
Сквозь крепкий сон услышал Руслан, как заиграли струны гитары, кто-то умелой рукой проводил по ним, и на свет выплывали чудесные звуки и чей-то чарующий, бархатистый голос пел эти прекрасные слова из поэмы… не сказывал, а пел. Руслан разлепил сомкнутые, налитые тяжестью веки, и открыл глаза. В комнате было темно, холодно и очень сильно пахло морозным утром, снегом и льдом, так будто только, что по комнате прошелся волшебный Дед Мороз и задел своим посохом все кругом, оставив на мебели, паласе, и даже на самом человеке тонкий слой инея или изморози. Руслан лежащий на спине резко развернулся на бок и посмотрел на кресло, где опершись о спинку корпусом, грифом и головой стояла гитара. Возле гитары с ее светло-коричневым, древесного цвета корпусом и темно-кофейной окантовкой царил полумрак. Но стоило мужчине развернуться, как мгновенно ярко вспыхнул голубоватый свет, озаривший не только гитару, но и кресло, и часть стены. И смог он — хозяин гитары разглядеть, что на самом инструменте никто не играл, а туго натянутые струны заметно д