рожали и колебались, так, точно затихали они от только, сейчас сыгранной мелодии. И немедля, внутри Руслана тревожно застыла душа, на лбу, несмотря на царившую в комнате прохладу, выступили огромные капли пота. Внезапно две струны громко звякнув, оторвались от подставки и улетели вверх, туда к кофейной голове, да намотались там, на треугольной, макушке образовав, что-то в виде накрученной на бигуди челки. А свет, наполняющий пространство кругом, собрался в тонкий пучок-луч, и наступила тьма. Луч упал на голову гитары, чуть ниже, чем челка, и будто выжег в ее деревянной поверхности два овала, а секундой спустя, там появились два маленьких, голубых глаза, наполнивших своей голубизной все око. Еще мгновение тьмы, и свет опять рассеялся, поглотив черноту ночи и избирательно заполнив своей яркостью кресло да часть стены. И также неожиданно темно-коричневые веки с тонкими тремя, четырьмя черными ресничками, похожими на нитки-паутинки, затрепетали, голубые очи закрылись, их поглотили коричневые веки…. Доля секунды и глаза вновь открыты, только теперь в них, в их голубоватой блеклой глубине поблескивали красноватые блики огня. Затем перед верхним порожком, который оканчивает голову, появилась тоненькая, красная полосочка. Мгновение спустя полосочка пошла волнами, изгибаясь вправо, потом влево, еще миг она дрожала и вдруг замерла, и прямо посередке ее появилось небольшое круглое углубление, толи красного, толи, все того же, коричневого цвета, и оттуда из этого углубления послышался еле слышимый звук: «До…до…до… — словно кто-то пытался взять ноту. — Рэ…рэ…рэ… — опять полетела из дырки следующая нота, и уже более громче, — ми…ми…ми… — тонким, струнным голосом допела гитара, и голос ее звучал высоко, — здравствуй, рэ…рэ… Руслан!»
— Здравствуй, — взволнованно глядя на говорящую гитару, ответил мужчина и незначительно подался на кровати назад.
А гитара уже вращающая глазами и ежеминутно выпускающая из своего маленького, круглого рта: «Рэ…рэ…ми…ми…фа… фа..», — продолжала оживать дальше, теперь темно-коричневая окантовка огибающая корпус задрожала, выгнулась вперед, оторвавшись от тела и в изогнутом месте, похожем на талию женщины лопнула надвое, сразу с двух сторон корпуса, распавшись, разъединившись. А миг спустя оттуда, где гриф мягко входит в корпус, с одной и другой стороны от него, вылезли две тонкие, окантовочные, похожие на шнуры руки. Они широко раздались в стороны, выпрямились и затрепетали в воздухе, затем правая, из возникших, рук протянула свою тонкую окантовку к голове, и грациозным движением взбила вверх струнную челку.
И тотчас другая часть окантовки гитары, распрямилась вперед, образовав две ноги. Они вытянулись прямо от оканчивающегося полукругом корпуса, из одного места, так словно заломились, укрепившись в этом месте, и, образовав острый угол, галочкой — лучами разошлись в разные стороны. Еще пару секунд ноги были неподвижны, но после, также как раньше руки, затрепетали в воздухе. Корпус гитары все еще не двигался, руки и ноги помахивали тонкой окантовкой. Но вот гитара полностью освоилась с новым ощущением и частями тела и спрыгнула с кресла, встав на свои тончайшие, еле видимые ножки. Гитара тут же тяжело покачнулась, и накренила свой корпус направо, потом налево, пытаясь удержать массивное тело, гриф и голову, на столь тонкой окантовке, а устояв, выпрямила стан, и тихим голосом, обратилась, к прямо-таки обалдевшему, Руслану не сводящему, округлых глаз с инструмента:
— Ми… ми… ми…меня. Ми, ми…прислал к тебе…ми, ми…мой друг…ми, — певуче затянула гитара прибавляя впереди или позади каждого слова — ноту ми.
— Погоди, красавица, — перебил гитару человек, слегка сиплым, дрогнувшим голосом. — Если хочешь говорить, так давай без ми, а то я не понимаю тебя.
— Кхе, кхе, ми, кхе, — прокашлялась гитара, и опять приподняв руку, подоткнула свои кудри-струны на голове, и уже более ровным, наполненным лишь изредка дзень и блинь, голосом, произнесла. — Меня прислал твой хозяин Босоркун.
— Он мне не хозяин, — гневно откликнулся Руслан и резко сел на диване, глянув на танцующую на месте гитару, всеми силами старающуюся все же удержать свой мощный корпус.
— Да, да… ми. ми… до. до… — снова запела гитара и ее голубые глаза полыхнули на Руслана красноватыми искорками. — Кхе…кхе, — прокашлялась она и уже высоким с хрипотцой голосом, сказала, — ишь ты, смелый какой… Давно гляжу не орал… что ж скоро будет возможность поорать тебе в волю, как говорится «размять свои голосовые связки»… А пока пусть так… пусть не хозяин, он тебе… Однако, он прислал меня, чтобы я показала тебе кое-что, пошли рэ…рэ… Руслан.
Гитара развернула свой корпус влево и махнула правой рукой на стену, на которую опирались кресла и в ту же секунду они, будто живые отпрыгнули в сторону, освобождая пространство. И сейчас же, в обоях появилась, где-то между книжными полками, светящаяся точка. Еще мгновение и полные книг полки тяжело вздрогнули, и с них в сторону дивана полетели книги, да с такой скоростью и быстротой, что Руслану в первый миг даже не удалось увернуться и какой-то томик, крепко и болезненно стукнул его прямо в лоб.
— Ай! — громко вскрикнул мужчина, и принялся уклоняться от летящих в него книг, при этом потирая правой рукой ударенный лоб, а в левой сжимая книгу-обидчика.
Полет книг продолжался еще какое-то время, а когда они все приземлились на диван, полки с грохотом повалились вниз. И лишь их деревянные корпуса коснулись паласа, как резво они ярко вспыхнули голубоватым огнем, и пламя принялось пожирать их прямо на глазах. Да, прямо на глазах, за какие-то пару минут, они сгорели, оставив после себя лишь мельчайшие, похожие на росинки, капли белого цвета, каковые попадая на поверхность паласа, впитывались в него. А сам палас, при этом издавал громкое урчание, шипение и визг, точно то была не ковровая дорожка, а кот по хвосту коего, кто-то безжалостно топтался.
Горящая в стене голубым светом точка вспыхнула, и от нее в разные стороны, побежали маленькие крупиночки, очерчивая прямоугольник. Крупиночки обогнули углы, прочертили на стене две длинные параллельные линии, и вновь нарисовав углы, двинулись навстречу друг другу, и сойдясь в единой точке, как бы описали своим бегом дверной проем. И там где крупиночки нарисовали линии, вспыхнул еле видимый голубоватый свет, будто пробивавшийся изнутри бетонной стены. Свет стал разгораться, все ярче и ярче, и вскоре он стал ослепительным и наполнил своим сиянием всю комнату. Гитара немного отступила назад, все еще покачивая своим станом, ее левая рука подлетела кверху, и тогда же раздался оглушительный взрыв, а очерченная крупинками часть стены вывалилась, отлетела в сторону дивана и упала сверху на сидящего и молча взирающего, на все происходящее, мужчину.
— Ы…ы…ы…, — застонал Руслан, когда от грохота и боли смог наконец-то прийти в себя и увидел, что на его распластанном, по поверхности дивана, теле, вплоть до подбородка лежит кусок тяжелой, бетонной стены.
— Что…ми…, — заглянула через край стены гитара и посмотрела в ошарашенные глаза хозяина, да чуть слышно хмыкнув, добавила голосом Босоркуна, — надеюсь тебе человек не очень больно?… — и вопрос этот прозвучал, будто утверждение.
Гитара взмахнула своей тонкой окантовочной рукой, и бетонная стена приподнялась, зависнув в воздухе над телом Руслана, плавно переместилась влево, и с грохотом обрушилась вниз на палас, выпустив вверх столб бело-серой пыли.
— Нет, — подымаясь с дивана и снова на него усаживаясь, да правой рукой ощупывая свое тело, которое нисколечко не пострадало от падения такой много-килограммовой стены, ответил Руслан, — мне было не очень больно… терпимо, но слишком неожиданно, а потому неприятно.
— А ты сам не кидайся, не кидайся, — заговорила прижатая левой рукой к животу книга.
Руслан оторвал от живота, словно прилипшую к поверхности кожи книгу и глянул на недовольное лицо Николая Михайловича, который с плотной её обложки поблескивал своими красными глазами и показывал длинный, раздвоенный на конце язык. Руслан перекинул через плечо книгу-обидчика и когда та громко плюхнулась на диван, позади него, издав какое-то нечленораздельное — а или ы, глянул на гитару, грациозно виляющую своим телом и стоящую подле образовавшегося прямоугольного проема, из которого выливался голубо-белый слепящий очи свет.
— Пошли, — сказала гитара, и медленно ступая своими тонкими ножками по поверхности паласа, двинулась туда в светящийся проем.
Руслан поднялся на ноги, стряхнул с себя пыль, облепившую тело после падения части стены, и завороженный этим чудным сиянием, в каковом исчезла ожившая гитара, также неспешно и немного покачиваясь, от пережитого и перенесенного, двинулся следом за гитарой прямо в тот бело-голубой проем.
Он делал каждый шаг неторопливо и опасливо, еще миг, доля секунды и сияние полностью поглотило его тело, а справа, слева, сзади и впереди от себя мужчина увидел густой голубо-белый дым, в котором носились, мелькали и тихо жужжали малюсенькие крошечки, похожие на диких пчелок. Остановившись, и беспокойно оглядевшись в этом дыму, Руслан протянул вперед руку и попытался поймать этих жужжащих пчелок, и как ему показалось, ладонь пройдясь по голубому дыму, пахнущему морозным утром, что-то ухватила. Он поднял сомкнутую в кулак руку к уху и услышал тихое ж…ж…ж внутри нее, затем поднес ее к глазам, и резко открыв, на розоватой поверхности ладони углядел серебристую частицу, по внешнему виду напоминающую куб. Частица размером чуть меньше, чем половинка ногтя мизинца, с ярко блестящими серебристыми боками была необычайно гладкой, ровной и четко просматриваемой. Руслан дотронулся указательным пальцем левой руки до частички, коснувшись ее серебристого бока и почувствовал как она вздрогнула, точно ожила и без задержки завертелась с бешенной быстротой так, что еще миг и невозможно было разглядеть уже ни бок ее, ни цвет. Еще долю секунды она была на ладони, а после внезапно оторвалась от нее и взлетела вверх, и только тогда человек смог услышать, что на самом деле частичка не жужжит, а тихо поет. Да только ни слов, ни смысла песни, разобрать было не возможно. Он еще стоял, прислушиваясь к этой песни, прислушиваясь к тихой мелодии, наблюдая за мелькающими мимо глаз, серебристыми кубами, затем все тем же медленным шагом двинулся вслед за гитарой, которую было почти не видно в этом мареве.