— Не плачь внучек, ты же ратник, а ратнику не должно слезы лить… Перун-то наш слезы не любит, — вздыхая, сказал прадед.
— Дед, дедушка, людей жалко…, — протяжно выдохнув, ответил Руслан. — Ведь там, в Интернете, там столько знаний, информации, и раз люди ее там размещают, значит верят они в Богов Света, и знают имя отца нашего ДажьБога… Так почему же они должны погибнуть, почему должны погибнуть их души…?
— Оно, что ж внучек… оно может такие, которые прозрели и веру вспомнили, и вернули в свои души любовь к сущим Богам… оно может такие и не погибнут, — пояснил ровным голосом прадед, неспешно ступая и утопая в траве, на тонких стебельках каковой сидели огромные зеленые кузницы, и, не обращая внимания на идущие души играли на своих скрыпках-ножках. — Может им Боги даруют жизнь в новой Яви, в другом мире… Вот как они даровали жизнь Вану и его семье. Да кады погибла старая Явь, Ван и его дети выжили и от них на земле пошли народы мари и венедов… Ну, а коли в людских душах ложь, с помощью коей они желают исть золотыми ложками, то увы! Увы! внучек, всем им грозит гибель…. Потому как должна проснуться, пробудиться, прозреть душа, а руки людские все должны изменить, а коли ничего не меняют, а лишь гутарят… то у таких сказителей надежды не будет!
Прадед внезапно остановился и тотчас встал ведомый им Руслан. Теперь они стояли на берегу широкой реки, у которой не было видно противоположного берега, вода в той реке была необыкновенного белого, белого цвета. Река неторопливо тянула свои воды куда-то вдаль.
— Помнишь сказки русские, — спросил прадед и указуя рукой на реку, изрек, — молочная река, кисельные берега…. Это и есть молочная река…
— А, где, кисельные берега? — поинтересовался Руслан и огляделся, потому как луговые травы подходили прямо к краю реки.
— На той стороне, — ответил прадед и негромко засмеялся. — Река широкая, но глубина в ней небольшая. Возьми меня за руку, внук мой и пойдем.
Прадед убрал руку с плеча правнука и протянул ему руку, а когда тот вложил в белую, широкую ладонь предка свою голубоватую, Богдан крепко ее сжал, и ступил в воду. И вслед за ним в воду вошел Руслан. Река было широкой, а вода в ней очень теплой, над самой поверхностью воды курились легкие белые, пушистые, точно перьевые облака.
Богдан и Руслан, прадед и правнук, неспешно ступая, негромко плюхая, шли по воде молочной реки, а справа и слева, в каком-то чудесном золотисто-солнечном зареве видел последний русич лица великих Богов Света: Отца Небесного Сварога-старца с длинной, белой бородой и мощным посохом в руке, оканчивающемся яркой голубой восьмиконечной звездой; ОгнеБога Семаргла лик коего промелькнул, как оранжевый лепесток пламени; Громовержца Перуна в образе серебристой молнии; Бога Солнца Хорса, в ярких солнечных лучах; великого учителя Бога Велеса в обрамлении зеленых ветвей деревьев; Бога Коляду держащего в руках золотую книгу Вед; Дыя Бога ночного неба; Бога Индру пришедшего в звонких ударах мечей; Богиню Ладу саму как Любовь; Богиню Весны Живу увитую первоцветами; Богиню Диву-Додолу с корзинкой полной плодов; Бога Ярилу со снопами пшеницы в руках…. мелькали там лица других славянских Богов: Макоши, Овсеня, Купалы, Зари-Зареницы, Радуницы, Лели… а в воздухе над ним и его прадедом летала огромная птица. И птица та была с двумя прозрачными крылами и с таким же прозрачным едва очерченным телом. Она то парила где-то в голубой дали, то опускалась к идущем Богдану и его правнуку, и касалась их голов своим волшебным крылом. И тогда видел Руслан, как всеми цветами радуги вспыхивают ее прозрачные крылья и ее тело, и понимал тогда последний славянский русич, что перед ним парит сама птица Мать Сва.
Но вот парящие облака иссякли, точно опустились в белое течение реки, и Руслан увидел противоположный, высокий и обрывистый берег. На том берегу похожем на высоченные холмы, росли те же луговые травы и цветы, а в самом отвесном обрывистом склоне, к которому подходила река, располагались, простые деревянные двухстворчатые ворота, в ширину не менее четырех метров, а в высоту и того больше. По краям ворота были украшены витиеватой искусной резьбой, а когда прадед и правнук стали подходить, створки тихо заскрипели, да так словно заиграли на русском рожке, и принялись отворяться. Вначале Руслану показалось, что они отворяются сами по себе, но когда створки приоткрылись и показали внутренность прохода, он увидел, что ворота открывает лазурный, светящийся старец. У этого старца была длинная, длинная почти касающаяся воды борода, а на ней, на ее лазурной поверхности лучисто блистали крошечные золотые восьмиконечные звезды. Лазурные до плеч волосы старца были прихвачены проходящей по лбу тонкой, белой, крученой веревочкой, стянутой сзади на голове в небольшой узел. Служитель отворил ворота Ирий-сада и там за этими деревянными воротами, Руслан разглядел иную Явь… Стояли там небольшие деревянные избы, терема и храмы. Росли там высокие лиственные и хвойные леса, березовые и осиновые рощи. Текли по той Яви крупные реки, поблескивали голубые озера, лежали там зеленые луга и желтые, покрытые поспевающими злаками поля, на которых трудились люди, а небо… небо там было золотистого цвета, и по нему плыли курчавые пурпурные облака… Однако как только прадед и правнук подошли к воротам, люди работающие на полях прекратили свой труд, они подняли головы, устремили взгляды на него, пришедшего из земной Яви последнего русича. И тогда смолк звук рожка, приветствующий Руслана, а люди Ирий-сада громко запели:
«Вы же все не такие, как греки,
Вы имели славу иную
И дошли до нашего Ирия,
Здесь цветы увидели чудные,
И деревья, а также луга.»
А Руслан смотрел на тех людей, он слушал песню, которые они пели, приветствуя его, он видел светлую, чистую Явь и радовался, радовался, и светилась той радостью его голубая душа. Ее всю переполняла любовь, светлая и чистая такая же, как и эта Явь, этот Ирий-сад и те люди, что жили там… Внезапно справа, словно из небольшой березовой рощи, что шелестела листья прямо за воротами Ирия, кто-то вышел и Руслан сразу же узнал эту фигуру… Этот мощный, крепкий стан витязя ДажьБога, неторопливо идущего к нему навстречу, к нему последнему своему потомку, простому русскому славянину. Золотой нимб над головой Бога горел так ярко, что казалось, его серебряные до плеч волосы тоже золотые, и не только волосы, но и лицо и одеяние…. Только глаза, глаза ДажьБога были небесно-голубыми, такими, каким бывает небо весной в земной Яви… а алые губы широко улыбались. ДажьБог раскрыл объятья, распахнул руки, а Руслан увидел этот призыв, эту любовь прародителя, и, отпустив руку прадеда, порывисто переступил через порог ворот, утопающий в густом, белом киселе. На мгновение он замер на месте и глянул на этот кисель, а потом приподнял голубую ногу и увидел, как густая вязкая масса упала, точно комок вниз, оказавшись всего на всего лишь плотным туманом. Руслан широко улыбнулся и побежал к ДажьБогу, к которому уже, как видел он, с разных сторон подходили люди внешне похожие на Богдана, а прадед также поспешно пошел вслед за своим последним правнуком. Ворота тихо заскрипели и опять послышался тонкий звук рожка, а лазурный служитель с длинной лазурной бородой по поверхности, каковой блистали восьмиконечные звезды, стал закрывать створки ворот. Сначала он закрыл одну створку, потом вторую, и когда они сомкнулись, поглотив последнего русича принятого в объятия Бога, поглотив прадеда, славян, другую Явь и кисельный туман, стих рожок… смолк всякий звук и погасла голубизна неба, яркий свет солнечного светила и наступила тьма… тьма… тьма!
Глава десятая
А где-то в задымленной, пропахшей Яви, в мире, который губит, душит и убивает цивилизация, с серого асфальта проезжей части, дворники с трудом отмывали красную кровь человека. Скорая помощь уже увезла тело несчастного, или счастливого русича — Руслана. Милиция уехала вместе с виновниками трагедии. Вздыхающие прохожие разбежались по своим делам. И Явь продолжила свой бесконечный, безостановочный, безумный полет в пропасть…
Однако в это же самое время, совсем в другом месте, куда теперь, только и будут уходить люди Яви, мягко ступая по бетонным ступенькам, своими розовыми подушечками лап, крался в алом тумане бело-серый, толстый кот. Вскоре кот спустился со ступеней, на мгновение застыв на месте и приподнявшись на задних лапах, опасливо выглянул из кроваво-черного дыма, да так же опасливо огляделся. Однако кругом, не только на землях Пекла, укрытых густыми туманами, но и в космической дали черной, черной и усеянной оранжевыми, синими, багряными облаками и яркими звездами никого не было… никого… везде правила тишина… И тогда успокоенный Барсик, снова нырнул в дым, и даже предусмотрительно опустил свой хвост, спрятав его в том густом, плотном чаде, чтобы ни в коем случае, никто, ни смог догадаться, узнать или проведать, что он здесь… Кот очень тихо крался в тумане, он даже старался по реже дышать, а останавливаясь, аккуратно высовывал голову, осматривая просторы багряного тумана и лишь удостоверившись, что он не замечен продолжал свой путь, все время, держа «ушки на макушке» и прислушиваясь. А слух кота, как и всякого зверя, был очень тонким, да потому он улавливал те звуки, которые этой ночью не смог расслышать Руслан, и Барсик прекрасно слышал, все эти крики ужаса и боли, вопли, просьбы, молитвы и шептания, он слышал имена Богов Света и Тьмы, он слышал дзиньканье крючков, позвякивание цепей, звонкие, щелкающие удары кнутов и словно тихий плач.
Однако кот, кравшийся в густом тумане, пришел сюда не за тем, чтобы слушать эти звуки, он пришел за другим, и поэтому, не уловив в отношении себя никакой опасности, опять нырял в туман и продолжал красться, а временами и вовсе ползти, прижимаясь к поверхности черной земли. Но вот, наконец-то, перед Барсиком, цель его прихода в Пекло, прямо из тумана выросло здание — храм Чернобога. Кот подкрался к широким, чеканным из железа двухстворчатым воротам, внимательно их обнюхал, изучая каждый запах оставшийся на них, оглянулся и только тогда нырнул вовнутрь храма, протащив свое жирно-массивное тело, через узор в нем. Барсик бесшумно поднялся по мраморной, белой лестнице на второй этаж и увидел перед собой прекрасный, круглый зал, утопающий в золоте, платине и драгоценных камнях.