- Это лебеда!
Неужели тетя и впрямь не может отличить капусту от сорняка? Впрочем, кто знает: в четырнадцать лет она пришла в город «служить», может быть, за это время она действительно забыла, чем отличается лебеда от капусты?
Я вернулась на свою борозду. Теперь нечего было и надеяться на золотую медаль. Едва я дошла до середины поля и встретилась с остальными, как тетя снова позвала меня. Я сделала вид, словно не слыхала, но она не переставала звать. На сей раз тетя нашла какого-то жука, похожего на майского, и хотела знать, не колорадский ли это жук. Я не знала, и тогда она позвала "гражданина коменданта", который успокоил тетушку, объяснив, что это одна из разновидностей "божьей коровки". Конечно же, Каарел пошутил. Я сказала тете, чтобы в дальнейшем она собирала всех жуков, каких найдет, в карман, а в конце рабочего дня пусть покажет свои находки бригадиру или Каарелу, ведь, бегая взад-вперед, я и впрямь могу переутомиться и уж последней останусь непременно.
Все же совсем последней я не осталась, но и до первых мне было далеко. Самоотверженная тетя продвинулась лишь метров на пять-шесть.
На следующей борозде я притворилась глухой и слепой. Похоже было, что опять начинаю вырываться вперед. Я не побежала к тете даже тогда, когда увидела, что Каарел и Сирье бросились к ней.
Но потом и другие парни и девушки, половшие на том конце поля, оставили работу и побежали к тете, а кто-то стал махать бригадиру, который проезжал вдали мимо капустного поля, чтобы он подъехал. Тогда дело показалось мне подозрительным, и я медленно, бочком, как провинившаяся собака, тоже пошла туда.
- Не беспокойся, Маарья! — крикнула тетя. — Береги свои нервы, детка!
Ребята, тесно обступившие тетю, вели себя как-то странно: Тийт смеялся в кулак, другие сдерживали смех: Аэт сжимала губы, Стийна прикрыла рот ладонью, а Рейно смотрел в небо, словно старался припомнить что-то очень важное. Каарел поддерживал тетю и губы его вздрагивали. Бригадир издал непонятное восклицание: "Мюх-ах-х!" — и умолк. Каарел сказал, что, когда тетя наступила на осиное гнездо, случилось то, что всегда случается, когда потревожат ос.
- К счастью, мне вспомнилось старое деревенское средство, что земля мгновенно снимает опухоли, — сказала тетя и улыбнулась. — Я тут же сунула лицо в землю. Конечно, они жалили меня и в другие места.
Да, все ее лицо было испачкано землей, а чулки ниже колен порвались, и петли поползли. Вид у тети был смехотворный, но мне по-настоящему было жаль ее.
- Как хорошо, что я в головном уборе! — Тетя вздохнула. — Маарья, деточка, оставлю его теперь тебе, а то вдруг тут еще есть осиные гнезда… Милый юноша отвезет меня теперь в травмопункт, — сказала тетя бригадиру.
- К фельдшеру могу отвезти, — пробормотал бригадир.
- Пусть будет так, — милостиво согласилась тетя. — Возьми головной убор, — сказала она мне. — Надо быть готовой ко всему!
"Шерстяной тюрбан — летом!" — ужаснулась я.
- Может, все-таки наденешь свою шляпку? — предложила я тете.
Тетя наклонилась к моему уху.
- Я не могу взять этот головной убор! — сказала она тихо. — Он может размотаться на ветру, А ведь на самом деле это шерстяные рейтузы… Понимаешь?
Когда тетя на мотоцикле скрылась за березовой рощей, я вырыла в прополотой земле ямку и похоронила в ней тетин противоосиный тюрбан.
Теперь мне ничто и никто не мешал завоевывать капустную медаль. К пяти часам поле было очищено. Тетя больше не появилась. И странное дело, я вдруг почувствовала, что ее не хватает мне, более того, я стала опасаться: не подействовал ли осиный яд на старого человека убийственно. Теперь я вспомнила и о доме… Чего стоит какая-то капустная медаль, если твои родители сломлены горем, а самоотверженная тетя страдает, распухнув от осиных уколов.
ГЛАВА 15
Аэт, как и Стийна, ужасно устала от прополки. Я попыталась вдохнуть в них бодрость, но скоро поняла, что надоедаю им своей болтовней. И говорить, и молчать было одинаково неловко, почему-то я стеснялась того, что не устала, только в правой руке покалывало во время движения. Интересно, а Мярт тоже бы так умаялся, проработав полдня на поле? Нет, наверняка нет. Если бы Мярт был сейчас тут, он, возможно, взял бы меня за руку, как Рейно Сирье, и тащил бы тоже две тяпки на правом плече, как Рейно…
- Ну, я вижу, работа вернула нашу деву Маарью на землю. — Это был Тийт, он схватил за рукоять мою тяпку. — Давай помогу.
"Ах, какое рыцарство!" Но я и не подумала отдавать тяпку Тийту.
- Брысь!
Тийт не обиделся, он рассмеялся весело:
- Ну, как хочешь!
Мы немного прошли молча, затем Тийт сказал:
- Послушай, я хотел бы что-то тебе показать.
- Что?
- Это нельзя объяснить: это надо увидеть. Два километра отсюда.
Я пожала плечами.
- Не знаю, как считают Стийна и Аэт… Может быть, мы уже вечером уедем.
- Мне хочется показать это место только тебе.
После того как Мярт и Тийт поссорились, кому провожать меня домой, я стала немного опасаться Тийта. Вообще-то он был мировой парень и годился в хорошие друзья, но почему-то, говоря с ним, я всегда думала: а что бы сказал Мярт, увидав нас с Тийтом? Но тут подошел Теэт Райе — тот самый корифей настольного тенниса — и спросил:
- Слушай, новенькая, а ты в пинг-понг играешь?
- В данный момент — нет.
- Ну, это я и сам вижу, — усмехнулся Теэт. — Меня зовут, знаешь ли, Теэт, а фамилия Райе.
- Маарья Пярл!
- Я, знаешь ли, фанатик пинг-понга.
"Хорош гусь, — подумала я, — едва усек, что кто-то не видел твоего портрета в газете, и сразу начал кокетничать".
- Вот как? Тренируешься по-настоящему, что ли?
Видно, Тийту понравилось, что я подтруниваю над чемпионом.
- Теэт ведь настоящий спортсмен, входит в пятерку лучших в республике, — не преминул он воспользоваться удобным случаем.
- Да, знаешь ли, — подтвердил великий спортсмен, похоже, он ничего не понял.
- То-то ты иногда махал тяпкой как-то странно, будто ракеткой.
- А ты не хочешь принять участие в нашем турнире? — спросил меня Тийт.
- Да я уже больше года не держала ракетку в руках, — ответила я грустно. И верно, в деревенской школе стол для пинг-понга стоял прямо в коридоре, и мы играли на каждой перемене. В городской школе я и стола для пинг-понга не видела, а ходить куда-то на тренировки… Не до того мне было.
Предложение Теэта меня обрадовало: я могла не идти смотреть нечто, что хотел показать Тийт. Аэт и Стийну тоже пригласили играть, но девочки отказались — они хотели немного перевести дух.
Это даже было хорошо: мое умение оказалось ниже всякой критики. Я проиграла и Рейно, и Сирье, не говоря уже о самом Теэте. Мне изредка удавалось заработать очко, только когда подавала сама: мои попытки принять крученую подачу, которой тут обучил всех Тийт, были безуспешны — мяч отлетал или к сводчатому потолку спортзала или к розовым стенам… Только у Тийта я с трудом выиграла 21:19, но моя радость победы сразу угасла, когда я заметила веселое выражение лица одноклассника — он явно хотел порадовать меня и проиграл нарочно.
- Начинает получаться! — подбадривал меня Теэт. — Продолжишь соревнования после ужина!
- Лучше не ставь, мне все равно неохота больше играть! — сказала я и пошла искать своих спутниц.
Тети не было видно и слышно. Девочки-то, наверное, еще отдыхали. Но что же случилось с тетей?
Мое сердце уже болезненно сжималось: не отправил ли фельдшер тетю Марию в больницу? Поймав себя на столь тревожной мысли, я усмехнулась — ведь именно ей свойственно искать родственников по больницам вместо того, чтобы поинтересоваться, нет ли их где-нибудь поблизости. Неужели это у нас наследственное, семейная черта? Ближайшим и самым логичным местом, где надо искать тетушку, наверняка могла быть спальня!
Но в спальне тети не оказалось. Только Аэт и Стийна сидели там на стоящих рядом кроватях. Когда я вошла, они сразу же замолчали. Если при твоем появлении обрывают разговор, то почему-то всегда кажется, что говорили именно о тебе… О том, что подруги вели речь не обо мне, свидетельствовали раскрытые тетради со стихами, лежавшие у них на коленях, — у Стийны в кожаном переплете, тетрадь Рауля, а у Аэт — розовая общая тетрадь Стийны. Аэт вдруг захлопнула тетрадь и посмотрела на меня так, словно не сразу узнала. Я и впрямь вторглась к ним из другого мира и задала соответствующий вопрос:
- Вы тетушку не видели?
Девушки отрицательно покачали головой.
Итак, здесь я была третьим лишним.
- Она как в воду канула, — попыталась я оправдать свое вторжение. — Я уже подумала… Не знаю, может, она пошла воевать с осами?
Мой голос был слишком громким, и говорила я слишком поспешно. Ну скажи хоть что-нибудь, Стийна!
- Вполне возможно, — прошептала Аэт и погладила тетрадь.
Стийна сидела, уставившись в высокое стрельчатое окно. Они ждали, чтобы я ушла… Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и выбежала в коридор.
Коридор был длинным и темным, я на бегу ушибла колено о какой-то стол или шкаф и упала. Слезы текли по щекам и уголкам губ — солоноватые и теплые.
- Так тебе и надо, так и надо, так и надо! — шептала я сама себе. — Ты была одна — и одна останешься! Стийна больше не дорожит тобой ни капельки! А уж Аэт ты и подавно не нужна. До сих пор тебе единственной Стийна показывала свою розовую тетрадь, а теперь ее читает Аэт. Читает и все понимает, не сомневается и не задает таких дурацких вопросов, какие задавала ты, не насмехается над Раулем, которого обожает Стийна… Кого ты вообще-то любишь? Ах, Мярта? Чистая ложь — тому, кого любят, не доставляют боли никогда! Поделом, поделом тебе, "дева Маарья"! Ничего ты не знаешь, ничего не умеешь! Ты не умеешь никого любить! И нет в тебе ничего особенного, ничего достойного любви. Напрасно мать и отец тревожатся из-за тебя. Если бы они знали, какова их дочь на самом деле, они взяли бы из детского дома какого-нибудь симпатичного ребенка! Более человечного, более благородного. И вообще — имеют ли право существовать на свете такие, как ты? Тетя Мария готова отдать за тебя жизнь, а ты то