Но были люди, которые не нашли в послании ничего обнадеживающего, потому что с первого же дня войны они ждали четких заявлений Вашингтона: какие силы идут на помощь, когда прибудут — или уж прямо скажите, что никакой помощи не предвидится. Они хотели немногого: побольше честности и поменьше двусмысленной болтовни. Вера филиппинцев в то, что Америка нас не подведет, была неколебимой, но туманные послания из Вашингтона не могли не возбудить подозрений, что нас водят за нос.
Вот почему канцелярия Верховного комиссара США сочла необходимым сразу же после опубликования послания Рузвельта выступить со следующим заявлением:
«Помощь идет, помощь такой силы, что противник наверняка будет отброшен и обескровлен настолько, чтобы никогда уже не угрожать нам. Наш долг — воздержаться от распространения панических слухов. Конечно, все мы жаждем новостей, но пока подробности не могут быть раскрыты».
Вместо того чтобы сказать правду, канцелярия Верховного комиссара укрепила наши надежды, намекая на большие новости, подробности которых не могли быть раскрыты. А раскрыты они не могли быть потому, что их просто-напросто не было. Уж канцелярия комиссара могла бы знать, что из Вашингтона не поступило никаких новостей, могущих обрадовать филиппинцев, и все же она не воздержалась от распространения слухов. Вот такие-то заявления и привели к трагедии Батаана, к гибели парней, которые считали, что им надо продержаться лишь короткое время, поскольку помощь уже на подходе.
В тот самый момент, когда канцелярия комиссара уверяла, что «помощь близка», у ворот Манилы появились японцы, а ЮСАФФЕ откатилась на Батаан.
Вопрос об отступлении был решен за два дня до Рождества, после того как Макартур узнал, что 11-я и 71-я дивизии ЮСАФФЕ. разгромлены наступающими японцами. Остановить захватчика было нечем. И был издан приказ: приступить к осуществлению военного плана «Апельсин-3».
Войска США на Филиппинах загодя разработали нот план как отчаянную меру на случай успешного вторжения противника. По этому плану войска должны были отступить на Батаан, и Коррехидор, чтобы не дать запереть Манильскую бухту до подхода подкреплений. По плану, армия могла держаться на Башне по меньшей мере шесть месяцев, за это время, предполагалось, успеет подойти флот США с войсками и снаряжением.
Здесь надо отметить, что военный план «Апельсин-3» разрабатывался с совершенно конкретной целью: создать крепость, которая могла бы продержаться до подхода флота США. Смысл плана, его единственное основание и исходная посылка заключались в расчете на подход подкреплений. Батаан был выбран как раз по этой причине: не дать запереть Манильскую бухту. Если план служил столь специфической цели, то отсюда следует, что он не мог быть введен в действие потому лишь, что на страну совершено нападение и защитники попали в отчаянное положение. Нечего было отводить войска на Батаан просто ради совершения героических подвигов, ради того, чтобы они стали «символом». Их следовало отвести туда, лишь если бы была либо твердая, либо хотя бы сколько-нибудь оправданная надежда на подход подкреплений: только на такой случай план и был принят. План используют не просто потому, что он существует: его используют с определенной целью, для которой он и разработан.
Вопрос: имели ли люди, начавшие осуществлять план «Апельсин-3», твердые заверения Вашингтона, что подкрепления высланы, что можно продержаться до подхода американского флота или, по меньшей мере, что будут предприняты усилия послать подкрепления и флот в течение ближайших шести месяцев? Если бы такие заверения были даны, тогда сопротивление на Батаане было бы оправданным, логичным и ответственным за трагедию был бы Хомма, а не Вашингтон. Но если таких заверений не было (а все указывает на то, что Вашингтон был очень осторожен и сдержан), тогда Батаан — всего лишь бюрократическое преступление: план использовали только потому, что он был утвержден, с полным пре небрежением к целям и условиям его выполнения.
Собственно, наши парни на Батаане умирали за план и из-за плана «Апельсин-3». План предписывал им сражаться до подхода судов. Они сражались и умирали, однако суда не подходили — по той простой причине, что и не собирались подходить! На Батаане абсурд превратился в кошмар; он стал самой бессмысленной бойней всей войны на Тихом океане, хуже, чем насилие над Манилой.
Но в январе 1942 года в войсках ЮСАФФЕ все еще был высок боевой дух, они не считали отступление на Батаан отступлением. Просто такова американская стратегия, так нужно, чтобы еще больше сократить то, что мы по-прежнему считали «войной нескольких недель».
Отступление вроде бы прошло организованно, пока не выяснили с опозданием, что огромное количество припасов было брошено на военных складах. Запасов продовольствия на Батаане оказалось только на один месяц, так что с самого начала ЮСАФФЕ посадили на половинный паек.
К 9 января войска окопались. Западная часть полуострова находилась под командованием Уэйнрайта, восточная — генерал-майора Джорджа Паркера. Между ними — густо поросшие лесом горы. Первая линия обороны шла от горы Натиб к морю, чуть выше Абукая, ее удерживали 51-я дивизия (генерал Джонс), 41-я дивизия (генерал Висенте Лим) и 57-й полк филиппинских стрелков. Филиппинские солдаты, которых американские инструкторы третировали за бегство от японцев с Центральной равнины, на Батаане были сознательно помещены на позиции, где им пришлось бы сражаться, потому что отступать было некуда.
Войсками противника численностью в 7500 человек командовал генерал-лейтенант Акира Нара; преследуя ЮСАФФЕ, он углубился в джунгли Батаана и тут же потерял связь с целым полком. Оставшимися силами он атаковал линию Абукая с марша и даже без рекогносцировки позиций противника. Огневой вал его артиллерии не причинил ущерба американским позициям, потому что он даже не знал, где именно они расположены. Первый натиск японцев кончился неудачей, но они не прекращали попытки.
К 15 января линия Абукая начала разваливаться, ее пришлось укреплять.
Макартур поднимал падающий боевой дух своих солдат такими посланиями: «Из Соединенных Штатов идет помощь. Выделены тысячи солдат и сотни самолетов. Дальнейшее отступление невозможно. На Батаане наши войска превосходят по численности противостоящие нам японские; у нас хорошее снабжение, стойкая оборона опрокинет наступление противника».
Но Кесон на Коррехидоре уже знал правду и настаивал на посылке Рузвельту гневного послания такого содержания:
«Это не наша война. Мы решили сражаться на вашей стороне, мы сделали все возможное и продолжаем делать все, чего от нас можно требовать при таких обстоятельствах. Но сколько еще мы будем и одиночестве? Или в Вашингтоне уже решено, что филиппинский театр не имеет значения для окончательного исхода войны? Если так, то я хотел бы знать наверняка, потому что и у меня есть ответственность перед соотечественниками. Я хочу знать, оправдано ли решение пожертвовать людьми, если для окончательного исхода войны пролитая кровь, возможно, совершенно не нужна».
Макартур в конце концов согласился отправить это послание, потому что и он чувствовал, что Вашингтон не может оправдать свое бездействие японской блокадой, поскольку эта блокада, по убеждению Макартура, существовала только на бумаге.
16 января войска ЮСАФФЕ на линии Абукая перешли в контрнаступление, но оказались в клещах, потому что потерянный Нарой полк, который бродил по склонам горы Натиб, вдруг оказался в тылу противника.
Так закончился первый этап битвы за Батаан. Из 51-й дивизии генерала Джонса в живых осталось только сто человек. 41-я дивизия генерала Висенте Лима потеряла 1200 человек. Филиппинские стрелки были рассеяны в джунглях. Поскольку японцы продолжали натиск, 31-й пехотный полк, состоявший из одних американцев (его еще называли «Собственный полк Манилы», и его казармы находились на улице Арросерос и в Интрамуросе), был спешно переброшен на Батаан, чтобы остановить японцев, но увяз в джунглях.
Тем временем еще 5000 японских солдат высадились на другой, западной стороне полуострова и выбили Уэйнрайта с его штабом из города Моронг. Около полутора тысяч японцев высадились на кранней оконечности полуострова, чтобы прорваться через позиции ЮСАФФЕ, но, не сумев продвинуться далеко, закрепились в пещерах, и их пришлось выкуривать оттуда в долгих утомительных стычках.
К 23 января Макартур обнаружил, что потерял 35 % своих сил, и отдал приказ об общем отступлении на новую линию обороны вдоль шоссе Пилар — Багак, в центре Батаана. Северная часть полуострова была оставлена. Филиппинцы не понимали, почему им приказали отступать, ибо полагали, что в Абукае они одерживают верх. Они не знали, что японские клещи сходились на этой линии.
Хомма приказал атаковать новую линию обороны ЮСАФФЕ 26 января, но опять-таки Нара, который потерял 2000 солдат из 7500, понятия не имел, где находится эта линия, и напоролся на основные позиции, полагая, что это лишь сторожевое охранение. Ошибка стоила ему дорого, и январь завершился для японцев чувствительными потерями.
Наступил февраль, и официальные лица автономных Филиппин стали шептаться о том, что Вашингтон их «бросил», «продал». Кесон услышал, как Рузвельт заявлял по радио, что тысячи самолетов уже в пути — в Европу.
Дон Мануэль взорвался:
«Тридцать лет я работал для филиппинцев, уповая на них. Сейчас они горят в огне, умирают за флаг, который не в состоянии защитить их. Рог Dios у todos los santos[34], я не могу больше слышать эти постоянные ссылки на Англию, на Европу! Где самолеты, которыми хвастается этот sinverguenza? Que demonio![35] Почему американцы так корчатся от боли из-за судьбы дальнего родственника, когда родную дочь насилуют в задней комнате?»
У Кесона был план: пусть США немедленно предоставят Филиппинам независимость, тут же объявят их нейтральными, тогда и США и Япония могут вывести свои войска. Рузвельт отверг это предложение и обещал, что «пока флаг США развевается на филиппинской земле, наши люди будут защищать ее конца».