— в этом, просто признав, что время уже за полночь, и велев секретарям завести это в протокол, законно прекратили сессию; и неважно, ставился вопрос на голосование или нет. Страстные речи, последовавшие за завершающим ударом молотка Маркоса, были уже ни чем иным, как еще одним фарсом в этой ночи фарсов. Националисты явно играли на публику. Хотя они и прилипли к креслам, никто из них не верил, что есть хоть малейший шанс на «долгий парламент». Но как они громили либералов!.. Чтобы остановить поток красноречия, пришлось выключить микрофоны и кондиционеры.
В конце концов Аманг встал и вперевалку покинул палату. Это было воспринято как сигнал расходиться. Толпа уменьшалась, один за другим сенаторы уплывали прочь. Было четыре часа утра. Но на председательском месте над опустевшим залом все еще восседал в своем кресле Маркос, охраняя стол, а часы по-прежнему показывали какой-то призрачный, давно минувший час. Если когда-то кого-то спасали часы, то таким человеком был Маркос в ту ночь. «Либералы доказали свое вероломство», — говорил сенатор Толентино, имея в виду трюк с часами. По молчаливому соглашению, утверждает он, к часам, остановленным во время сессии sine die, нельзя прикасаться до конца заседания. Когда остановленные сенатские часы вновь запустили без согласия палаты, был совершен акт вероломства. Этот трюк, не исключено, сыграет роковую роль для парламентской увертки, именуемой sine die. Тем самым было продемонстрировано, что временем sine die можно манипулировать для обретения преимуществ и на страх врагам, так что теперь надо поразмыслить, стоит ли прибегать к жульничеству со временем, пусть и из самых благих побуждений. Если все это выльется в осознание того, что sine die есть мошенничество, пусть и узаконенное, то фиаско, которое потерпел сенат ни прошлой неделе, принесет добрые плоды.
ТРУДНАЯ НОЧЬ ТОНИ АГПАОА
© 1977 by Nick Joaquin
Лонг-Бич — «Длинный пляж» в Баванге, провинция Ла-Уньон, давно утратил свое обрамление из пальм; вместо них протянулся целый ряд здравниц, признанных превратить побережье в тропическую Ривьеру. Местность к тому располагает. Сразу за пляжем возвышаются неровные уступы гор, на которых скоро разместятся там и сям виллы; и если для элегантности тут недостает белого песка, то вода здесь такая же голубая, как в самых изысканных уголках Средиземноморья.
Роскошная полоса пляжа недалеко от Табачной дороги стала на прошлой неделе полем битвы в извечной войне между верой и наукой, хотя противники тут в некотором роде поменялись ролями. Консервативная осмотрительность, мощь признанного закона были на стороне того, что мы, во избежание грубого слова, назовем наукой; а вот устремленность в неизвестное, смелость экспериментаторства были на стороне того, что следует именовать — опять-таки не желая никого унизить — предрассудком. В сущности, представители науки утверждали, что законы, управляющие миром, установлены раз и навсегда, и если уж они поклялись защищать существующее знание, то клятва запрещает им даже заглядывать за пределы дозволенного, в сферу тайны, в сферу безумия. Фактически они защищали застывший мир Великого инквизитора, тогда как их простаки-оппоненты на этот раз повторяли кредо еретической науки: «А все-таки она вертится!»
Тут вот что разочаровывает: обе стороны — одна столь боязливая, другая столь уверенная в себе — так и не сошлись в честном бою, так ничего и не разрешили; пожалуй, теперь позволительно сомневаться и том, что знахарство существует только по одну сторону экзаменационного стола — и это все. Вопрос не в том, помогает лечение верой или нет: вопрос в недопустимости ситуации, при которой наука высокомерно цепляется за букву закона, а ее оппоненты, обвиняемые в реакционности и обскурантизме, отстаивают дух свободного исследования.
Битва на Лонг-Бич началась с прибытия ста десяти американских паломников, жаждавших чуда, поскольку почти все они были хромые, изувеченные, изъязвленные, парализованные, душевнобольные, истощенные и недужные до такой степени, что им и могли помочь ни лекарства, ни хирургическое вмешательство. А чудом, которого они алкали, было исцеление от рук филиппинского «хилера» Антонио Агпаоа — для них же просто Тони. Прибывать в Лонг-Бич они начали рано утром в пятницу, шестого октября, и еще не успели разместиться, как закон, по словам прессы, тут же «взял их след».
Баванг, где порядок и так поддерживала жандармерия, получил, по слухам, пополнение жандармов — якобы с целью обеспечения безопасности паломников; но паломники так перепугались, увидев множество вооруженных людей, что владелец курорта, где они разместились, приказал своим частным охранникам переодеться в штатское, чтобы уменьшить число мундиров.
Телеграммы из Манилы предупредили отделение Медицинской ассоциации в Ла-Уньоне о прибытии паломников, а следовательно, и о возможном пребывании на Лонг-Бич Агпаоа; по одной версии, глава местного отделения Медицинской ассоциации подхватился среди ночи, чтобы провести совещание с на пальником финансового управления провинции. Согласно этой же версии, было решено «устроить ло вушку» для Агпаоа, позволив паломникам прибыть как бы незамеченными, а потом схватить вероцелителя, едва он появится; с этой целью глава местною отделения Медицинской ассоциации в сопровождении двух жандармов якобы проник в здание здравницы еще до рассвета. Однако глава отделения ассоциации говорит, что хотя он и побывал в помещении, но только среди бела дня, а вовсе не ночью, и в сопровождении жены, а не жандармов; да и сделал он это исключительно из любопытства, а не для того-, чтобы кого-то арестовать; и что он тут же покинул здание, как только убедился, что там ему никто не рад. Паломники уже знали, что Филиппинская медицинская ассоциация выражает недовольство их прибытием и готова натравить закон на Агпаоа.
Затем прибыли репортеры — они держали курорт в осаде весь уик-энд, но их уговорили не фотографировать паломников и не интервьюировать их без разрешения. Паломники даже в шутку спрашивали вся кого, кто подходил к ним: «А вы не из ФМА?» Одного нетерпеливого репортера, пытавшегося прорваться в, так сказать, «операционную», остановил пастор, сопровождавший паломников. «Я преподаю дзюдо, парень», — сказал он, поиграв бицепсами.
В конце концов официальные представители группы паломников — в таком качестве чаще всего выступали достопочтенные Джозеф Рафнер и Джеймс А. Осберг — предложили провести сеанс «лечения верой» под открытым небом, при свете дня, в полдень — лишь бы избавиться от ФМА». Но демонстрировать свое умение будет не обязательно Антонио Агпаоа. Мы не собираемся делать из Тони Бога. Мы хотим лишь показать, что он орудие Бога и что Бог может действовать через любое орудие».
Уведомили ФМА и Филиппинскую комиссию квалификации врачей; доктор Хосе Молано, доктор Артуро Толентино-младший и Джулия Просбитеро припыли утром в понедельник и заявили, что готовы присутствовать при обещанной операции, во время которой тело пациента будет вскрыто без всяких хирургических инструментов, пораженные ткани извлечены, а рана залечена так, что и шрама не останется. Джеймс Осберг из группы паломников предложил себя в качестве подопытного кролика и при этом обещал, что на «практике», делающем операцию, будет рубашка с короткими рукавами, за ним можно будет наблюдать с близкого расстояния, зрители смогут фотографировать его или снимать на видеопленку, а среди зрителей будет помимо наблюдателей-медиков еще и группа врачей из Ла-Уньон, а также представители прессы.
Единственное условие Осберга: за показательную операцию против «практика» не будет возбуждено уголовное дело, а американских паломников оставят и покое. Осберг знал, что поскольку вскрытие полости относится к сфере практической медицины, оно подпадает под действие закона: «Мы приехали по доброй воле, нас лечили по доброй воле, а тут мы можем подвергнуть исцелителя опасности преследования либо со стороны правительства, либо со стороны медицинских властей. Это означало бы, что мы не оправдали доверия. Мы никак не можем подвергнуть его опасности судебного преследования, поскольку сами затеяли все это».
Он предлагает себя в качестве подопытного кролика, продолжал Осберг, потому что у него при себе история болезни, заполненная Управлением по делам ветеранов, и с ней можно будет сопоставить результаты показательной операции. Страдает он фиброзным циститом; лечился у Агпаоа за несколько месяцев до того, состояние улучшилось: теперь он не встает по четыре-пять раз за ночь, чтобы помочиться Показательная операция, таким образом, будет продолжением лечения.
Если он говорил неправду, то установить это было бы довольно легко; но странность заключается в том, что именно медики стали выдвигать одно возражение за другим, и в конце концов их переговоры с Осберном в беседке у моря окончательно увязли в трясине юридической казуистики.
Сначала медики выдвинули вот какое соображение: они не хотели, чтобы их «руки были связаны». Если они, наблюдая за операцией, увидят что-нибудь противозаконное, они вынуждены будут возбудить судебное преследование. С превеликими трудами удалось объяснить им, что Осберг просит для «хилера иммунитета от юридического преследования не на все времена, а только в данном конкретном случае, при проведении этой показательной операции. Когда об этом договорились, у медиков возникли новые сомнения. Можно простить им страх перед потерей уважения — это ведь «международный случай», они будут под «взорами всего мира», — но никак не отсутствие нормального, тем более обязательного для ученых любопытства. Они усматривали здесь исключительно знахарство, предрассудки и мошенничество.
Тогда Осберг объяснил, что Агпаоа в течение двух недель был в Токийском университете под наблюдением врача Мироюи Мотояма, доктора наук, директора института религиозных и научных исследований Доктор Мотояма, который, судя по всему, не считал для себя недостойным исследование деятельности филиппинского вероцелителя, написал доклад о результата