Иногда памятники исчезнувших культов — более величественны. Толпы, стекавшиеся в Кентербери, все еще живут в стихах Чосера, а знаменитое средневековое поклонение святому Иакову Компостельскому, можно сказать, породило империю, потому что клин тамошних паломников, носивших три раковины, прозвучал по всему миру, от Америк до Индий, — знаменитый боевой клич: «Santiago у cierra Espаñа!»[43]
Почему тот или иной святой, тот или иной культ завладевает вниманием масс в данный момент истории, а не в какой-либо другой, это одна из загадок религии. Удовлетворительного ответа нет, есть мистическое: «Дух дышит, где хочет».
В пятом веке всю Европу вдруг охватило поклонение святому Мартину Турскому, первому немученику, которого почтила церковь. Св. Мартин Милостивый, солдат императорской армии, был обращен и христианство при прохождении службы во Франции. Трогательная легенда говорит, что, будучи новообращенным, он отдал половину своего плаща голому нищему у врат Амьена. В ту же ночь Христос, закутанный в обрывок того плаща, явился римскому солдату и рек: «Мартин, новообращенный, поделился со мной плащом». Св. Мартин стал епископом Турским, основал огромный монастырь Мармотье и умер в 397 году, когда ему было уже за восемьдесят. Могила его прославилась чудесами и стала местом паломничества. Его культ распространился по всему христианскому миру — немногие святые были столь же популярны, как он. Только во Франции ему посвящено около четырех тысяч церквей, а 485 городов до сих пор носят его имя. Его праздник, 11 ноября, некогда отмечался столь же торжественно, кат и апостольские дни, и почитали его как «святого покровителя всей земли». Культ процветал несколько столетий, вплоть до средних веков, когда он пошел на убыль. Ныне св. Мартин — незначительная фигура в святцах.
С другой стороны, и незначительный святой может вдруг выйти из забвения и заслужить любовь народную. Наилучший пример — святой Иосиф Праведный, приемный отец Иисуса. Как это нам ныне ни покажется странным, в первые века христианства третье лицо Святого семейства не пользовалось поклонением в народе. На самом деле он был мишенью для насмешек, слыл покровителем рогоносцев, и средневековые актеры часто изображали его где-то на заднем плане в сценах благовещения — он сердито грозил кулаком Святому Духу. Поклонение плотнику из Назарета — по преимуществу современный культ, его популяризацию начали такие ренессансные фигуры, как св. Тереза из Авилы; но полный его расцвет совпал с появлением марксизма и может быть объяснен теми же причинами: подъемом рабочего класса и возвеличиванием труда в XIX веке. Ныне св. Иосиф — один из самых почитаемых святых в календаре: его провозгласили покровителем всемирной церкви, а его праздник, 19 марта, отмечается как день принесения обетов. Можно сказать, что он стал церковным ответом коммунизму: Первое мая, красный «День труда», недавно был «христианизирован» и объявлен днем св. Иосифа Труженика.
Бывает и так, что некогда популярный святой, канувший в Лету, вдруг «возрождается». К св. Христофору Христоносцу, силачу, перенесшему младенца Иисуса через реку, очень охотно обращались в средние века, и он был предметом народного поклонения. Паломники и купцы взывали к нему о защите в странствиях по бездорожной Европе, где свирепствовал, и бароны-грабители. К нему обращались, ввиду огромной физической силы, чтобы он охранил здания от разрушения: люди средневековья рисовали его могучую фигуру у дверей домов и церквей — он держал руки над головой, поддерживая балку или крышу. Такое буквальное поклонение не пережило века Просвещения, и св. Христофор, который некогда казался верующим таким близким, остался только в легендах. Но потом, уже во время второй мировой войны, этот древний культ возродился в Соединенных Штатах. Опять путешествия стали небезопасны, опять каждая крыша грозила обвалом. Моряки, солдаты и летчики искали защиты у св. Христофора; машинам и самолетам давали его имя; в Нью-Йорке пришлось создать дамский комитет, который заботился об удовлетворении огромного спроса джи-ай на медальоны с изображением св. Христофора. Этот культ военных времен не ослабел и поныне: на маниленьос, садящихся в автобус и джипни[44], часто взирает Христоносец, оберегающий их в пути.
Мода в филиппинских культах резко переменилась на переходе от эпохи Дьюи[45] к нашим временам. Множество тех святых, которые заполняли семейные алтари наших предков, для нас теперь не более чем причудливые имена. Фигурки из слоновой кости или позолоченного дерева в расшитых золотом одеждах, украшенные драгоценными камнями и золотыми нимбами, принадлежат к миру барокко, из которого мы пытаемся уйти. Несмотря на нашу любовь к пестрым рубашкам и ярко раскрашенным автомобилям, мы все же стали умереннее в своих вкусах — по меньшей мере в религиозных вкусах — и стесняемся цветистой иконописи наших предков, хотя она-то и представляет собой подлинное народное искусство, не то что нынешние, создаваемые чуть ли не поточным способом статуэтки из пластика. Семейные алтари осиротели, нет уже старых милых святых с их животными. Отправляясь в путь, мы уже не затепляем свечу перед крылатой фигурой св. Рафаила в капюшоне, несущего рыбу. Когда дом сотрясается от подземных толчков, мы уже не падаем на колени перед св. Варварой, судорожно хватаясь за башенку о трех окнах. Когда нас одолевают нечистые желания, мы не спешим остыть перед св. Антонием Святителем и его поросенком. И тем не менее эти трое святых были охранителями жилищ филиппинцев в испанские времена, они — самые «модные» святые тех времен.
Один из популярнейших святых той поры св. Винсент Феррерский, ревностный доминиканец, известный под именем «ангел Судного дня», обычно изображаемый с парой крыльев. Его статуи имелись почти во всех приходских церквях; в Маниле его главными храмами были церковь Санто-Доминго в Интрамуросе и церковь Бинондо — там его поклонники собирались каждый понедельник. Заболевших мальчиков отдавали под его покровительство, а по выздоровлении одевали их в черно-белые одеяния и отводили туда. Культы эти процветали еще до войны, но после разрушения церквей Санто-Доминго и Бинондо они, кажется, исчезли бесследно.
Не менее популярным в прежние дни был св. Николас из Толентино, августинский монах-чудотворец, которого на Филиппинах считали защитником китайцев. Легенда гласит, что китаец, которого в реке Пасиг чуть не сожрал крокодил, воззвал к св. Николасу: «San Nicolasi! San Nicolasi! — и тот обратил чудовище в камень. Его имя давали столь многим филиппинским мальчикам, что у нас, без преувеличения, чуть ли не все Томы, Дики и Хэрри стали «Куласами». В Маниле у св. Николаса были два храма: церковь Сан-Августин и церковь реколетов, где в день его праздника, 10 сентября, благословляли хлеба и раздавали их верующим. Этот «хлеб святого Николаса» чрезвычайно ценился нашими предками, и его именем была названа не одна знаменитая булочная в Маниле и в провинции.
Для манильских китайцев главным храмом св. Николаса была старая церковь в Гвадалупе; туда они и отправлялись в паломничество по реке — в ярко украшенных лодках, похожих на пагоды, груженных едой, цветами и музыкальными инструментами. По прибытии, в Гвадалупе, китайцы слушали мессу, потом устраивали пикники на берегу Пасига под музыку струнных оркестров. А вечером шествовали в странной процессии. Статую св. Николаса несли на плечах мужчины — они бежали, припрыгивая, чтобы святой «вспотел». Благодаря усилиям статуя выделяли душистый «пот» — благочестивые люди промокали его своими платками. Церковь в Гвадалупе была разрушена во время филиппино-американской войны, и теперь уже не плавают китайцы на украшенных цветами лодках-пагодах, чтобы поклониться San Nicolas de los Chinos[46].
Смутные воспоминания остались и от других культов, некогда столь дорогих нашему народу. В субботу по утрам в церкви в Малате толпились женщины, недавно родившие, поскольку традиция предписывала манильским роженицам как можно скорее предстать перед Девой-Исцелительницей Малате: Nuestra Señora de los Remedios. Знатные дамы города не надевают больше фантастические шляпы и не присоединяются к своим скромным сестрам в Пако в день мучеников-младенцев, от Ирода избиенных (28 декабря), где они плясали древний ритуальный тадтарин в день зимнего солнцестояния. Даже поклонение и Антиполо, которое само по себе не мода, а обязательное установление, поскольку пережило все капризы народной фантазии, уже не то, что прежде. Раньше паломники шли туда, чтобы пробыть там по меньшей мере девять дней — девятину; сейчас паломничество сократилось до одного проведенного второпях дня, что наших предков потрясло бы как величайшая непочтительность.
Странным культом, удивляющим маниленьос, было паломничество в церковь реколетов в Интрамуро се 13 декабря, в день св. Лукии. Паломниками были не столичные верующие, а жители расположенных вверх по течению реки городов и горных деревень близлежащих провинций. Утром 13 декабря удивленные маниленьос обнаруживали, что патио церкви реколетов выглядит как провинциальная площадь в базарный день. Ее заполнял темнокожий люд, говоривший со странным акцентом, одетый в негородские одежды: женщины в цветастых платьях, с платками на шее, мужчины в китайских рубашках навыпуск, они торговали зелеными метелками риса, молодым зерном, пирожками и прочей выпечкой из рисовой муки, душистым медом, взбитым молоком кокосового ореха, жирными курами и свежими яйцами. Городские домохозяйки запасались к предстоящим рождественским праздникам; их дети таращили глаза на большие, грубые, ярко раскрашенные игрушки, при везенные провинциалами, — петухов, всадников, сельских красавиц из папье-маше. В этих загадочных еже годных набегах (никто, похоже, не знает, когда они начались и почему) благочестие сочеталось с коммерцией: сельский