В начале 20-х годов юные барышни Манилы прослышали о французской девушке по имени Тереза Мартин, которая стала монахиней-кармелиткой в пятнадцать лет и умерла в двадцать четыре, в благоухании святости, написав перед тем автобиографию под названием «История одной души». Ее объявили беатой — блаженной, неминуема была и полная канонизация, причисление к лику святых. Фотографии Терезы Мартин, заполонившие Манилу, повергали благочестивых людей в изумление. Святых всегда помещали в какие-то отдаленные времена — никто и подумать не мог о святости в сегодняшнем мире. Но нот, пожалуйста: фотографии святой в современном платье, с куклой в руках, или играющей с сестрами, пли позирующей для семейного фото в викторианском стиле! Даже эстампы с ее изображением уже монахиней отличались от икон, потому что люди знали: этот образ — не вымысел художника, это подлинное лицо, запечатленное при помощи современной техники.
Итак, Тереза Мартин из Лизьс, известная также как Маленький Цветок, буквально потрясла утонченный мир манильских сеньорит 20-х годов. Открытия с ее изображением потеснили фотографии популярнейших Рамона Наварро и Рональда Колмана. Девушки мечтали о кармелитских монастырях и хотели умереть молодыми, в благоухании святости; и хотя лишь немногим удалось осуществить эту мечту, прочие оставили память о той эпохе тем, что давали ими святой из Лизье своим дочерям, — вот почему так много нынешних матрон носят имя Тересита. К тому времени, когда Маленький Цветок была канонизирована, в 1925 году у нее уже был культ в Маниле и два храма — церкви в Сан-Итнасио и в Сан-Себастьяне. У нас даже сложили гимн в ее честь, и его восторженные строки сейчас напоминают об аромате 20-х годов в Маниле лучше, чем старая популярная песня:
Blanca rosa del Carmelo
Florеcita de Jesus…[51]
Культ Маленького Цветка достиг апогея в 30-е годы, но это был культ только больших городов и образованных классов. Св. Тереза никогда — по меньшей мере на Филиппинах — не была народной святой, хо тя ее изображения привычны для наших приходских церквей. Отступники называли ее «святой мелкой буржуазии», говорили, что она олицетворяет все сомнительные качества среднего класса викторианской эпохи. Сомнений нет: она проигрывает в сравнении со своей тезкой, св. Терезой из Авилы; но ведь св. Тереза сама сказала о себе, что она «маленькая душа», что путь ее «негромкий», что она подвигала не к героической святости, а к совершенствованию в вещах малых. Однажды она храбро заявила, что Богу надо позаботиться о «подъемнике» для малых душ, которым не под силу одолеть героические высоты. Как бы то ни было, очарование Маленького Цветка, похоже, не пережило тот утонченный городской мир, который погиб в войне; и хотя Тереситы среди нас все множится, немногие девицы, носящие это имя, знают хоть что-либо о хорошенькой французской девушке, которая так волновала души их матерей и теток в 20-е и 30-е годы.
Последний великий культ, возникший на Филиппинах перед самой войной, — поклонение Богоматери Лурдской. В 30-е годы он превратил капуцинскую церковь в Интрамуросе в центр паломничества по субботам, а также в самую модную церковь для венчания. Этот же культ создал моду и в одежде: иностранцы сообщали, что последний крик моды среди филиппинских девиц — белое платье с голубым поясом. Habito de Lourdes[52]в те дни было чем-то вроде униформы для девочек-подростков и превзошло по популярности другие религиозные одеяния: habito del Nazareno[53] (пурпурное или сиреневое платье, с желтым шнурком-подпояской) и habito de San Jose[54](зеленое платье с желтым шнурком; злые языки утверждали, что в таком одеянии щеголяли старые девы, охотившиеся за мужьями). Культ Лурда обогатил также филиппинский ономастикой: самыми популярными именами для девочек в 30-е годы были Тересита и Лурдес.
Война, уничтожившая столько древних храмов, показала, какие культы благодаря своей популярности способны пережить перерыв в традиции, а каким уже не возродиться. Св. Антоний все еще на виду, св. Тереза отошла в тень — ее сменила упрямая крестьянская девушка из Мазабиеля, св. Бернадетта Лурдская, имя которой дают теперь — многим филиппинским девочкам. Св. Рита из Касии, которой молятся в «самом безвыходном положении», до сих пор имеет кое-каких почитателей. Женщины в деревнях на берегах Пасига все еще истово поклоняются св. Марфе, покровительнице домохозяек, а также и тех, кто разводит уток для балута[55]. Св. Клара, у которой крестьяне вымаливали хорошую погоду, приобрела более элегантных поклонниц: светские львицы теперь предлагают ей двенадцать яиц, чтобы дождь не испортил устраиваемого ими приема.
В конце 40-х годов казалось, что новый культ охватит всю страну: из Батангаса шли вести, что над древней Вилья-де-Липа идут дожди из лепестков роз; однако дожди прекратились, число паломников сократилось, и люди перестали видеть в беспокойных небесах эпохи президента Кирино фигуру Печальницы о человеках.
Потом внимание всей нации сосредоточилось на глухой рыбацкой деревне Бакларан в окрестностях Манилы, где у австралийских редемптористов был небольшой монастырь на морском берегу, посвященный Богоматери-Заступнице. Почитаемая там византийская икона была некогда знакома филиппинцам — она украшала отеческие алтари во времена испанцев. Но редемптористы с их великим рвением, терпением и потрясающим знанием тагальского языка сумели сделать этот старый культ чрезвычайно популярным, читая там по средам девять молитв кряду: после долгих лет апатии эти чтения вдруг захватили народное воображение и стали самым значительным религиозным феноменом у нас в послевоенный период. Бакларан, небольшая деревушка, превратился, подобно Киапо, в коммерческий центр и национальный символ. С шести вечера по средам народ в провинциях при помощи радио как бы совершал паломничество в бывшую рыбацкую деревушку на берегу Манильской бухты. Один американский писатель пуританского происхождения как-то уподобил культ Девы Марии могучей динамомашине, которая вызывает к жизни города и кафедральные соборы великое искусство и бессмертную литературу. Уже в наши дни в Бакларане мы наблюдали, как работает эта динамомашина. Скромная прибрежная часовенка превратилась в величественный храм, а сонная неприметная деревушка сегодня стала, бесспорна, центром религиозного поклонения на Филиппинах.
А что после Бакларана? Есть признаки, указывающие, что культ Богородицы из Фатимы скора приобретет общенациональные масштабы. Он уже породил народные обряды, например утренние шествия в первую субботу месяца: еще до рассвета соседа собираются в одном из домов и оттуда в процессии несут изображение «Девы-Паломницы», распевая «Патер ностер» и «Аве Мария», в ближайшую церковь или часовню к утренней мессе. В некоторых слоях нынешний всплеск национализма породил тенденцию к утверждению племенного единства и демонстрации клановой гордости путем прославления традиционных святых покровителей: жители острова Мариндуке недавно собрались, чтобы провозгласить свое единство под хоругвью Девы Нечаянной радости; пампанганы усердно крепят племенные связи с земляками путем провозглашения в каждой пампанганской общине Девы-Исцелительницы царицей Памнанги. Даже подъем цветных народов нашел свое отражение в народных культах нашего времени. Негритянский святой, блаженный Мартин из Порреса, начал появляться у наших алтарей и даже породил в Маниле свой фольклор: он, говорят его почитатели, имеет вид таинственного темнокожего незнакомца, который иногда приходит на помощь жертвам дорожных происшествий.
Внимательное изучение «моды на поклонение» обнаруживает, что она не столь капризна, как может показаться на первый взгляд. Да, суть дела сокрыта во мраке таинственности, но нельзя не отметить, что всякий культ, всякое почитание отвечает потребностям конкретных людей конкретного времени и места. Отвращение к жестокой, продажной, пресыщенной сексом поздней Римской империи объясняет ранние христианские культы святых, которые в ужасе бежали от мира: св: Симеон Столпник — на колонну, св. Антоний Отшельник — в пустыню. Средние века, когда жизнь людей так зависела от прихоти правителя, естественно, породили культ святых королей — св. Эдуарда Английского, св. Людовика Французского, св. Данута Датского. Наш сегодняшний мир выдает свою суть поклонением св. Иосифу — покровителю тружеников, св. Франциску Ассизскому — апостолу беспечальной демократии, св. Жанне д’Арк — поборнице национализма и феминистского движения.
Но главное назначение этих культов вовсе не в том, чтобы только удовлетворить (настоятельной потребности времени, а в том, чтобы изумить сердце так, дабы оно вновь могло обрести «природную невинность». Религию может сохранить живой и сноп тайной лишь чувство изумления, а способность изумляться, увы, одна из самых нестойких способностей человека. Дети и поэты — ее хранители; остальное человечество большей частью взирает на чудесный мир Божий пресыщенным взором. Сколь бы ни отзывчивым было сердце, оно стареет, оно устает. Как бы ни сильна была вера человека, он не может постоянно находиться в экстазе. И вера затвердевает, восхищение окаменевает в ритуале. Только потрясение свыше может восстановить хоть на краткий миг изумление и удивление — и в этом, быть может, и состоит основное назначение святых: они связаны с нами мистической нитью, они дают нам такое потрясение.
И вот так на протяжении всей истории возникают культы, чтобы не иссяк родник веры. Восторг, читавшийся на лицах паломников Кентербери и Компостелы, вновь воссиял на лицах паломников Лурда и Фатимы. Мы сами видели этот восторг на лицах в толпе, собравшейся посмотреть на лепестки роз в Ли пе, на воздетых к небу лицах людей, созерцающих Сеньора Киапо, несомого в процессии, на лицах паломников, собирающихся по средам в Бакларапе. Восторг преобразовал мир для наших матерей и тетушек, когда в 20-х годах маленькая француженка из Лизье вошла в их жизни; а колоссальн