Операцию сделали в день поступления в госпиталь; инфильтрат в кишечнике был удален успешно. Через шесть дней он уже вставал и разъезжал по всему госпиталю в инвалидной коляске. Однако посещавшим его говорил: «Как же так — значит, опять меня будут резать?» Его убеждали, что операция прошла успешно. «Нет, — настаивал он, — им придется все делать заново».
Через неделю боль в животе возобновилась. Рентген показал, что швы в кишечнике расходятся, раны кровоточат. Возраст и диабет ослабили сопротивляемость организма.
2 апреля сделали повторную операцию: наложили новые швы, чтобы остановить кровотечение. После второй операции брат Манало впал в состояние, близкое к коматозному. Жизнь поддерживали при помощи глюкозы и искусственного питания, вводимого через зонд в отверстие на брюшной стенке. Зонд показывал, что швы не заживают.
На консилиуме, куда был приглашен еще один специалист, решили сделать третью операцию. Пациента привезли в операционную 9 апреля; кровотечение удалось остановить. Но после третьей операции брат Манало уже пребывал в полубессознательном состоянии. 11 апреля он впал в глубокий сон. Регулярные проверки пульса показывали, что он слабеет. Однако ни агонии, ни предсмертных мук не было. Просто брат Манало так и не пробудился ото сна. Утром 12 апреля, в Великую пятницу, в 2.35 пульс замер.
В возрасте семидесяти семи лет умер организатор (его церковь возражает против слова «основатель») Иглесии-ни-Кристо — Церкви Христа на Филиппинах, умер через полвека после того, как впервые провозгласил свою благую весть на островке на реке Пасиг.
Можно сказать, что епископом Феликса Манало сделал Кесон. Как всегда проницательный, Кесон почувствовал растущую мощь Иглесии, сошелся близко с ее главой, начал называть его епископом, и титул прижился. Лесть Кесона имела целью не просто завоевать благорасположение Иглесии — президент поддерживал и поощрял всех противников римско-католического господства на Филиппинах, особенно таких доморощенных конкурентов, как Иглесия и аглипаянство[57]. Даже снова вернувшись к вере, он — а с ним и Осменья — демонстративно прислуживал во время месс епископу Аглипаю. Называя Манало епископом и оказывая ему соответствующие почести, Кесон поднял ничем не примечательную секту до ранга национального института.
Ирония в том, что Кесон дважды подумал бы, прежде чем превозносить Иглесию, если бы знал, что она приобретает такую политическую силу в ущерб его собственной партии, — поскольку именно Иглесия больше всего досаждала националистам в эпоху Освобождения: для Иглесии то был период гонений, век мучеников.
До войны Иглесия имела лишь незначительное влияние на политику, но послевоенные гонения превратили ее возмущенную паству в огромную силу. Заключив союз с Рохасом против националистов, она подвергалась преследованиям и нападкам. Члены Иглесии не допускались в места регистрации избирателей, им не давали голосовать. Им угрожали, их терроризировали, их убивали. Как ни горько писать об этом, самым свирепым гонителем Иглесии стало другое братство бедных людей — хуки, Народная антияпонекая армия Хукбалахап. На центральных равнинах выборы 1946 года оборачивались грабежом общин Иглесии хуками — бедные терзали бедных.
Было бы соблазнительно провозгласить Иглесию первой церковью, преследуемой из-за политики: но нельзя забывать, что большинство так называемых религиозных гонений являлись, как свидетельствует история, по существу политическими преследованиями — вспомним хотя бы многочисленные случаи резни во времена Реформации. Ранних христиан преследовали в Риме не за то, что они верили в Христа или в Единого Бога, а за то, что они угрожали империи цезарей. На самом деле убийства во имя Бога нечасты; как правило, этот лишь так считается, в действительности же убивают во имя цезаря.
Выборы 1946 года превратили в мучеников многих приверженцев Иглесии, и на крови этих мучеников взошла политическая сила, которая так беспокоит мыслящих филиппинцев в наши дни. Потому что преследования не запугали и не раскололи Иглесию — они сплотили ее в единое целое, а ее члены преисполнились еще большей, чем до гонений, решимости выразить себя политически. Их успехи — или то, что считается их успехами, — как блока людей, голосующих по приказу, создали им весомый престиж, и им это понравилось (кто упрекнет их?): они хотят продолжать в том же духе, хотят увеличивать свою предполагаемую власть над президентами, сенаторами, конгрессменами, мэрами, губернаторами и армией.
После гонений 1946 года Иглесия осознала, что ее боятся. Гонения действительно способствовали ее превращению в реальную политическую силу, а это ей было необходимо хотя бы для того, чтобы защищаться, чтобы уцелеть. Но поняв, что от нее многое зависит на выборах, она начала употреблять свою власть все с большим и большим азартом. Действие вызвало противодействие, и оно надолго пережило породившую его причину.
Главная привлекательность Иглесии для политиков состоит в том, что ее члены голосуют одинаково, — чего не скрывают официальные лица Иглесии. Но следующее утверждение: что ее голоса способны предрешить исход выборов, — все же сомнительно. Иглесия утверждает, что у нее три с половиной миллиона членов; цифра, которую приводит последняя перепись, — всего 270 104. Хотя генеральный секретарь Иглесии говорит, что эта цифра не выдерживает критики: «К примеру, в нашем приходе в Сан-Хуане ни один человек не был опрошен счетчиками — так как же нам верить данным переписи?»
Есть, впрочем, указания на то, что голос Иглесии имеет решающее значение только на местных выборах, где разница в числе поданных голосов обычно невелика. Таким образом, возможности Иглесии наиболее значительны при выборах конгрессменов и мэров. Но через этих мэров и конгрессменов Иглесия может влиять и на общенациональные выборы, поскольку она буквально вынуждает своих мэров и конгрессменов действовать в пользу ее кандидатов на посты общегосударственной значимости.
Впрочем, успехи Иглесии в общенациональных выборах не поддаются проверке. Она вправе считать, что три победителя в президентской гонке были и ее ставленниками: Рохас, Магсайсай и Гарсия; но ведь она же поддерживала и Авелино против Кирино, и Гарсию против Макапагала, а победы они не добились. Одна из заслуг Макапагала состоит в том, что он доказал: кандидат на пост президента может победить и без благословения Иглесии. На выборах в Маниле в 1961 году победу конгрессмена Росеса и над либералами, и над блоком Лаксона приписывали поддержке Иглесии; Серхинг Осменья, хотя он и не прошел на пост вице-президента, все же собрал много голосов как независимый кандидат, и это тоже считается свидетельством мощи Иглесии. Более того, если верить секретарю Иглесии Рамосу, шесть победителен на выборах в сенат в 1961 году и все победители 1957 года пользовались поддержкой Иглесии.
Поскольку ее приверженцы голосуют так, как им укажут, и поскольку Иглесия строго следит за своими людьми при помощи явных и тайных соглядатаев, создался имидж Иглесии как некоей полицейской структуры. Соглядатаи, не исключено, являются пережитком эпохи гонений, но Иглесия оправдывает голосование по указке библейским текстом — словами Первого послания к Коринфянам, которое гласит: «Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях».
И вот, дабы политика не разъединяла церковь, церковь голосует как один человек.
Для того чтобы кандидаты на местных выборах получили поддержку Иглесии, они должны быть рекомендованы провинциальными иерархами Иглесии центральному церковному управлению в Сан-Хуане, которое проверяет кандидатуры, делает окончательный выбор, а потом направляет циркуляры, сообщающие пастве на местах, какой именно кандидат одобрен церковью. Эти циркуляры, говорит секретарь Рамос, не только поддерживают единство, но и помогают каждому взрослому члену Иглесии осуществить свое право на голосование — хотя всякий недоброжелатель может возразить, что никакое право тут не осуществляется, поскольку индивидуальное решение становится ненужным. Но эти тонкости вовсе не беспокоят наших политиканов, судя по тому, сколь многие из них совершают паломничество в штаб-квартиру Иглесии в день рождения ее первоиерарха, а также во время выборных кампаний. Впрочем, тут есть надежда, что по мере роста церкви ее политическое влияние будет не увеличиваться, а уменьшаться, особенно если ее приверженцы будут вербоваться не только из трудящихся масс и Иглесия поднимется выше по социальной лестнице. Многочисленных и сознательно мыслящих приверженцев контролировать будет труднее, чем небольшую паству.
В 1914 году, когда возникла Иглесия, ее представлял всего лишь один человек, одержимый апокалиптическими видениями. За несколько месяцев этот человек обратил свои видения в братство, насчитывавшее около восьмидесяти адептов. И небольшое стадо пасомых на Исла-де-Пунта в Санта-Ана сегодня превратилось в крупнейшую из малых церквей нашей страны.
Видение, захватившее воображение молодого Феликса Манало, имеет своим истоком два стиха из седьмой главы Откровения Иоанна Богослова: «И видел я иного Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живого. И воскликнул он громким голосом к четырем Ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего».
Близилась первая мировая война, и Манало узрел в ней исполнение апокалиптического пророчества: четыре ангела будут вредить миру, но сначала иной ангел «с востока» запечатает печатью всех тех, кто был спасен первым ангелом с востока — Христом. Церкви, основанной Христом, еще только предстояло подняться: 1914 год — это дата, «определенная пророчеством как начало Церкви Христа на Филиппинах».