– Ну не всегда же?
– Всегда, всегда. Просто не каждый может признаться себе в этом. Вот вы бы признались, что уже не хотите жить в сорок лет? А в двадцать? А в семнадцать? А ведь есть люди, которые не хотят. «Не нашли себя», – скажут они. Но все это чушь! Никто не может найти себя, хотя все и ищут.
– Как это?
– А вот так! Мы у себя всегда есть, мы у себя всегда с собой. Просто изучить это «что-то» внутри себя не каждому под силу, не у каждого хватит духу сказать себе «Нет, ты, Бенджи, конечно хороший человек, но повел себя здесь как последняя сволочь!» Меня Бенджамин зовут, – он протянул ей руку, она ответила пожатием. – И вот что удивительно! В этой простой фразе «Бенджи, ты хороший человек, но повел себя как последняя сволочь» знаете, что самое сложное для человека произнести? Бенджи, ты хороший человек.
Дедуля расплылся в улыбке, смотря на нее. Анну словно прибило к скамейке, она даже не сразу смогла понять, что от нее хотят какой-то реакции.
– Вы правы…
– Да, бываю, – Бенджамин, не отрывая взгляда, улыбался ей.
– Меня… меня Анна зовут.
– Здравствуйте, Анна. Как поживаете?
– Да, вроде, неплохо.
– Нет, вы сразу не отвечайте, подумайте. Вопрос ведь непростой. «Как поживаешь?» Тут и про семью можно ответить, и про друзей, и про работу. Все это и есть наше житье-бытье. Как тут сразу ответишь на этот вопрос?
– Вы очень интересный человек.
– Обычный. Кому-то, может, и не обычный, – он задумчиво взглянул на Анну и бросил остатки хлеба голубям. – Я пойду, Анна, времени у вас много отнял, вы уж извините старика.
– Постойте, вы тут часто бываете?
– Иногда бываю.
– Я просто… Просто вы очень интересный собеседник, я таких давно не встречала. Я живу в отеле на площади. Буду очень рада еще раз увидеть вас еще, Бенджамин.
Дедуля поклонился и спешно ретировался.
«Какое странное ощущение», – в носу у Анны нестерпимо защипало. Она бросилась в отель, взбежала по лестнице, зажав рукой рот, словно ее вот-вот стошнит, захлопнула дверь в номер и начала рыдать. Громко, с всхлипываниями и подвываниями. В подушки, потом просто сидя на кровати. Через какое-то время она попробовала умыться в ванной, но это не помогло остановиться, и она рыдала уже на диване в гостиной. Слезы текли крупными каплями за шиворот, лицо взмокло, плечи тряслись в истерике. Она так не плакала уже полжизни точно, потому что ее даже самые незначительные слезы всегда выглядели ужасно: лицо краснело и отекало мгновенно, глаза покрывались сосудистой сеткой, на коже выступали красные пятна. Анна не понимала, как могут плакать в кино красиво, ей никогда не удавалось.
Помимо жуткого внешнего вида, и причин так поплакать-то и не было. Нет, иногда хотелось всплакнуть по поводу, да и просто так, но что б прям с такой истерикой? Нет, причин точно не находилось.
Внезапный порыв и непрекращающиеся удушающие слезы ее даже пугали. Она лежала на диване лицом в мягкую обивку и рыдала навзрыд уже полчаса.
«Пора как-то это останавливать», – пронеслось у нее в голове, но слезам, похоже, было все равно. Проревев еще, она стала успокаиваться сама по себе. И вот, печально всхлипывая, она пыталась охладить лицо под водой в ванне.
Остановилось все равно так же, как и началось: резко и без причин. Оглядев себя в зеркале, Анна собрала волосы в пучок, переоделась, натянула темные очки и пошла в бар на поиски Кэна с Хуаном.
Глава 8
– Ну и видок, – Хуан даже присвистнул.
– Да, знаю.
– Почему в очках? – голос Кэна был напряжен, по лицу пробежала судорога напряжения. Он пытался вспомнить, в каком состоянии она находилась после разговора с Джуном. Анна уловила его обеспокоенность, молча приспустила очки, давая ему оценить свои красные глаза. – А, понятно. Вопросов нет.
– Давайте поговорим о деле.
– Мы пытаемся, Эни, все время пытаемся. Но у тебя поинтереснее встречи, – Хуан с улыбкой нес себе стакан с водой.
Анна рассмеялась:
– Правда, дел невпроворот. Вы читали новые документы?
– Из конверта? Да, как тебе?
– Муть. Мне интересно, когда начнется основное действие? Пока все вокруг да около.
– Зачем тебе торопить события? Хочется уже загреметь с обвинениями в нарушении прав человека?
– Хочу посмотреть на их лица, когда будут говорить эту чушь. Не может же человек со спокойным лицом врать и нести чушь?
Кэн подвинул к ней блюдце с лимонами, любезно предоставленное знакомым официантом даже к воде, которую они втроем пили:
– Ты серьезно? Вижу, давно с людьми не общалась. Вся чушь и вранье этого мира были выданы с абсолютно спокойными и умиротворенными лицами.
– Есть разница: от этой чуши весь мир погибнет.
– Нет, не так, Эни. Не «мир погибнет», а просто мир встанет на паузу. По сути ничего же не произойдет. Вернее, перестанет происходить. Нет ЭКО, нет новых людей. Старенькие-то останутся!
– Как скоро мы заметим отсутствие нового поколения человеческого рода? – Хуан тяжело вздохнул:
– Думаю, лет через четыре-пять. Когда отпадет потребность в детских садах. Потом школы: начальная, средняя, потом и старшая. Университеты, далее уничтожатся многие социальные программы и институты. Так потихоньку и начнем умирать.
– Кэн, может у нас есть возможность… – Анна не договорила, вопрос повис в воздухе.
Трое опустили головы и разглядывали прозрачную воду в стаканах. Никому ничего не хотелось говорить.
– Так вот как выглядит «великолепная тройка» вне стен институтских? – удивительно чистый голос принадлежал женщине в годах, перед ними стояла Мэрил Стайнс.
Высокая, длинноногая, совершенно не утратившая лоска и красоты бельгийка, элегантным жестом отвела белые волосы от плеча и плавно подошла к стойке бара. Она была одета в деловой костюм жемчужного цвета, в тон подобраны лодочки, нити жемчуга на ключицах и на руке. Двигалась Стайнс размеренно, плавно, словно несла себя на официальный прием во дворце. Повинуясь какому-то невидимому зову все трое одновременно привстали со стульев.
– Миссис Стайнс… – быстро поднятая ладонь остановила Хуана на полуслове.
– Мисс. Здравствуйте, Анна! Вы позволите, будем обращаться друг к другу по имени?
– Да, конечно, – Анна пыталась сообразить, не с открытым ли ртом она смотрит на Стайнс.
– Кэнсаку Макимура, – Кэн, лучисто улыбаясь, протянул свою руку, Мэрил едва на нее взглянула.
– Анна, у нас очень мало времени, поэтому можно я сразу украду вас у друзей? Нам надо поговорить.
Анне почудилось, что вопросительные интонации в ее голосе даже не предусмотрены. Тут же обнаружила себя схваченной под руку сильной, как оказалось, бельгийкой.
– Я видела перед отелем площадь. Вот там и присядем на лавочке. Я же уже как раз в возрасте почитания лавочек, – Стайнс первый раз широко улыбнулась. Анна в ответ только смущенно кивнула и отметила про себя, что с Хуаном и Кэном она даже не попрощалась, как и не поздоровалась.
Так вдвоем они буквально добежали до отдаленной лавочки на площади. Стайнс отпустила плечо Анны, только усаживая ее, и тут же глубоко задумалась. Какое-то время они просто смотрели на воды канала, покрытые рябью из-за отражающегося закатного света. Анна молча ждала.
– А знаете, я сюда приехала только из-за вас, – Мэрил наконец прервала молчание и вперила в Анну свои глаза.
– Да, Мэривезер так мне и сказал.
– Интересно, почему?
– Догадок у меня нет.
– Из-за вашей связи с Лином.
– Простите, вас дезинформировали. Никакой связи с Мистером Лином у меня давно нет.
– То есть, Вы не проживали вместе в Сеуле несколько лет назад?
– Двенадцать лет тому назад. Сейчас между нами нет никаких отношений.
– Гибискусы не для вас приносят?
Анна чувствовала, что краснеет, и не могла понять от чего больше – от смущения или возмущения такой наглостью:
– Я не хочу грубить вам, Мисс Стайнс.
– Не стесняйтесь, можете грубить и сказать, что это не мое дело, я не обижусь. Тем более, это действительно так – не мое. Но я должна объяснить вам, почему приняла его приглашение. И это напрямую связано с вашей историей. Зная о ней, видя вас здесь (говоря «вас» я имею в виду вас лично и ваших двух друзей), я понимаю, что у нас есть шанс. Если Лин бросил вас троих в эту передрягу и глазом не моргнул, значит, он еще надеется, значит, можно еще побороться.
– Вы плохо осведомлены о моральных качествах Менджуна Лин.
Что еще можно было сказать на такое? Стайнс надеется, что раз их троих посадили на скамью подсудимых благодаря стараниям Джуна, то все не так серьезно. Она думает, что можно переиграть эту партию и добиться свободы для врачебной практики. Если б Анна думала так же, она бы сама приняла участие в подобном заседании, будь на месте Стайнс, и тоже боролась бы за единственную надежду человечества на будущее. Все сходилось: два друга, бывшая возлюбленная, пусть и много лет назад, но их соединяла дружба и любовь, значит, не все потеряно. Стайнс глубоко ошиблась в расчетах. И глупые букеты с гибискусами только подкрепляли это убеждение.
– Вы думаете, я поверю, что вас четверых не связывает ничего?
– Простите, мне совершенно все равно, что вы подумаете. Но то, зачем вы приехали сюда, здесь не найти. Эта игра проиграна заранее. Мы в ней лишь статисты. И вы, и я, и Хуан с Кэном, и даже Джун. Поэтому не заморачивайтесь и исполняйте свою роль. Как и все мы.
Мэрил задумчиво посмотрела на воду перед собой:
– Я слышала про ту историю с побегом из Сеула.
Анна вспыхнула гневом, но старалась держать себя в руках:
– Как это влияет на конечный результат? Я четко дала вам понять, что никаких подводных камней в этой истории нет. Нас пытаются посадить, не посадят, но врачебную практику отнимут по всему миру. Человечество вымрет. Джун и сам это понимает, хоть и сдался не сразу и не без боя.
– Он не сдался.
– Откуда такая осведомленность?
– Вы здесь.
Да что за дерзость! Возраст не позволяет этой дамочке так активно рассматривать, переворачивать, проветривать ее постель. И уж тем более застилать этим бельем разговор о деле.