– Они не поверят нам. Все знают… знают о нашем прошлом, – Анна смотрела на ошарашенного Хуана.
Джун вскинул голову:
– Вот именно – они знают о нашем прошлом. Бывшие возлюбленные, оскорбленный друг, еще один друг, которого я держал в тюрьме. За что вы можете меня засадить? Даже не представляю! А люди судят по себе: и только личные мотивы им понятны, ведь ничем другим они сами не руководствуются. Так и нам поверят. Решат, что вы хотите поквитаться со мной лично, а у каждого есть мотивы. Пока суд да дело (как получается в прямом смысле, даже забавно) вы сможете вернуться в свои клиники и подарить еще пару лет и пару сотен человек человечеству.
Кэн задумчиво покачал головой:
– Это всего лишь отсрочка. Они ведь все равно будут настаивать на запрете технологий. Так к чему это все? Ну будет еще несколько новых людей, но им ведь по-прежнему нужны будем мы – через двадцать-тридцать лет ничего не изменится, жить будем так же, размножаться в пробирках.
– Я делаю, что могу. И вам предлагаю делать то же самое. Если задумываться о смысле жизни, легко будет обнаружить, что смысла нет ни в чем. Я с такой философией существовать не могу, хоть помирай с такой философией.
Джун встал и пристально посмотрел на погружающийся в сумрак мир за своими окнами.
Анна долго собиралась с мыслями:
– Как насчет… тебя. Что будет с тобой?
Он пожал плечами:
– Не все ли равно?
– Если спрашиваю, значит, не все равно.
Кэн с Хуаном переглянулись.
– Думаю, потаскают по судам разных уровней и на том закончат. Меня уволят с поста президента ВОЗ, потом расформируют ВОЗ, и я стану не опасен. Меня отпустят, поеду в Сеул, буду преподавать в институте, напишу книгу, буду ждать тебя там.
Кэн поднялся с дивана и потянул Хуана за рукав:
– Что ж, идея интересная, было занятно. Хуан, нам пора.
Анна резко усадила Кэна назад:
– Стоять! Никаких подобных разговоров мы вести не будем. Это он специально, чтобы отвлечь внимание, – и обратилась к Джуну. – Прекрати, пожалуйста, комедию и давай говорить по существу. Решаемся мы на этот план или нет? Я вижу, что ты уже давно все сам обдумал и пригласил нас троих для проформы, просто сообщить, но создай хотя бы иллюзию нашего участия в процессе. Почему ты так уверен, что они отступятся от первоначального плана и примут твой?
– Ну, план хорош, всех устроит.
– Да, это аргумент. Ты не говорил этим пятерым?
Джун уперся взглядом в ковер и поджал губы.
– Это не важно.
– У тебя все не важно сегодня, как я посмотрю. Ты обсуждал это с ними?
Глаза Джуна стали темнеть, губы превратились в тонкую линию, он начинал злиться. Анна не могла уже остановиться и подскочила с дивана:
– Джун, тебе придется все рассказать. Такая красивая история, такой благородный план, но ты как обычно, как всегда говоришь лишь часть, лишь то, что сам выберешь и посчитаешь нужным. Но мы втроем – тоже важная часть этого перформанса, так что будь добр, предоставь всю информацию. Я понимаю, что театральные выходки – твое все, но не сейчас. Хочешь нашего, моего, участия, выкладывай все, как есть.
– Ты, – голос его сорвался на первом же слове, – ты тоже не всегда ставила меня в известность в полной мере относительно важных вещей.
– Ой, да брось! Ты как маленький ребенок, переводишь разговор на несущественное.
– Несущественное? Несущественное?!
Анна в бешенстве почти кричала:
– То есть ты хочешь сказать сейчас, спустя двенадцать лет, что хотел того ребенка? Что мне все показалось в беременных гормонах? Господи, да будь ты человеком! Не лицемерь сейчас, как не лицемерил все эти годы, за что, к слову сказать, я очень тебе благодарна.
– Да ты бросила меня, сбежала из страны, не сказав ни слова, а потом еще и скрывалась от меня, словно я маньяк какой-то!
– А ты не маньяк? Ты Кэнсаку-сана держал в тюрьме почти шесть месяцев, ты Хуану угрожал такое количество раз, что и не сосчитать, ты детективов нанимал, которые меня пытались отыскать. Ты не маньяк, Джуни?
– Я извинился перед ними!
– А передо мной – нет, придурок ты несчастный!
– Извини.
– Нет!
Они оба перевели дух.
Хуан с надеждой посмотрел на озадаченного Кэна:
– Если мы сейчас просто встанем и уйдем, будет сильно невежливо?
Джун, немного успокоившись, вернулся на диван:
– Я прошу вас не чинить препятствия, это все. На суде никаких заявлений делать не надо будет, я сам все организую. Эти пятеро согласны на этот план. С ВОЗ, как оказалось, можно взять намного больше, чем с врачей-репродуктологов. Вам просто не надо ни с кем общаться, не давать никаких интервью – не более.
Хуан подался вперед:
– Так ты просишь не учинять скандал?
Джун кивнул.
– Но, Джуни, что будет тогда с этим судом? Просто все закончится? Эти высокопарные речи адвокатов и твоих представителей – неужели все просто закроют глаза?
– Все сделают вид, словно ничего и не было, уж поверь мне.
– Как же я устала, – Анна закрыла руками лицо. – Тебя точно не посадят?
– Тебя это точно волнует?
– Господи, Джуни, – Кэн покачал головой. – Тебе словно по-прежнему двадцать с хвостиком, честное слово.
Джун явно не понимал, о чем говорит Кэн. Он был в своем репертуаре: изо всех сил пытался играть на нервах Анны теми же приемами, которые раньше ему так хорошо удавались. Не получив ответа, покачал головой:
– Нет, у меня лучшие адвокаты, они уже в курсе. Не посадят.
– Я думаю, это шанс, – Хуан словно размышлял вслух. – Решить проблему окончательно, скорее всего, не в наших силах. Но мы сделаем хоть что-то. Хоть пару лет в плюс человечеству – почему бы и нет.
Анна подняла голову:
– Так это и есть твое решение? Ты столько ломал голову над этой задачей и вот это то, что ты смог предложить?
Джун удивился:
– Ну да. А что тебя смущает?
– Как тебе сказать… Это слишком самоотверженно для тебя. Ты никогда прежде не ложился под асфальтоукладчик ради своих идей. Наоборот, не гнушался пройтись по головам. Меня удивляет эта новая черта твоего характера.
– Ты про это. Не знаю, возможно, пришло время и мне поменяться. Возможно, эта новая черта моего характера не такая уж и новая. Старею, что тут еще сказать.
– Острые углы обтачиваются со временем, – Хуан похлопал его по плечу.
– Я бы не хотел так рисковать, если честно, – Кэн покачал головой. – Одно дело – двенадцать человек, это резонанс, другое дело – ты один. Тебя могут сожрать и не подавиться. Твои же друзья, кстати.
– Стоит рискнуть, Кэнсаку-сан. Радикальное устранение проблем нам не грозит, сделаем хоть что-то на благо человечества, – Джун встал и потянулся. – Я благодарен вам, что зашли и приняли мою сторону. Постараюсь беспокоить вас наименьшим образом.
Анна направилась к двери: крайне стремительно, а оттого, крайне неучтиво. Она почти добежала до машины у подъезда, когда ее догнал Кэн:
– Боялась, что останешься?
Она только молча кивнула в ответ. Да, она правда могла не выйти из той квартиры.
Глава 15
Утро следующего дня начиналось странно. Приехав в зал заседаний, Анну не пустили внутрь, как и никого не пустили. Адвокаты, журналисты, эксперты, даже пять рыбьих голов – все толпились в коридоре. В жуткой толкучке Анна смогла найти друзей. Вместо приветствия Хуан указал на закрытую дверь зала:
– Что-то происходит, никого не пускают. Я пересчитал – все эксперты со свитой здесь, даже мерзкий Майерс. Я не знаю, что там происходит внутри.
– Джуна видел?
– Нет, со вчерашнего дня не видел и не слышал. А ты?
Анна отрицательно покачала головой. Общий гул заглушал их голоса, говорить было сложно.
В один миг все море людей словно подалось вперед. Журналисты один за другим начали выкрикивать все громче: «Вот он! Вот! Его ведут!». Вспышки фотоаппаратов, огни на камерах вспыхнули в один миг, над головами появилось море рук с телефонами. Анна еле успела вцепиться в руку Хуана, потому что сзади на нее довольно настойчиво напирали люди. Она с любопытством пыталась рассмотреть, куда же все смотрят. Спустя пару секунд мимо нее прошел Джун.
На нем был серый костюм в крупную клетку. «Довольно пижонский для заседаний», – пронеслось у нее в голове. Он смотрел только вперед: глаза ясные, голова насмешливо вздернута, волосы касались ворота рубашки и развевались за ним. Только проводя взглядом его спину, Анна заметила наручники на запястьях.
– Что? Хуан!
– Да вижу я, вижу, – Хуан, ни на минуту не замешкавшись, огромным плечом смахнул добрый десяток людей перед собой и ринулся вслед уходящему Джуну и окружавшим его людям. Только теперь Анна заметила среди них полицейских. Толпа последовала за ними.
Оставшись почти одна в коридоре, Анна не могла пошевелиться. Рука Кэнсаку на плече привела ее в чувства:
– Ну, с добрым утром!
– Что случилось, Кэн?
– Его арестовали.
– Я догадалась, но…
– Он сегодня сделал заявление, что ВОЗ берет на себя всю ответственность за содеянное врачами-репродуктологами. Не знаю уж, что мы там «содеяли». ВОЗ больше не существует, Джуна взяли под временный арест. Ему выдвинут обвинения в нарушении прав человека.
– И сколько по этим статьям дают?
– Пожизненное.
– Ты серьезно?
– Нюрнбергский процесс помнишь? Вот статьи те же.
– Его будут судить как фашиста?
– Типо того.
– И как мы на это согласились?
– Молча, Эни, молча. Он не зря тебя привез к себе вчера: рассчитывал, что на его территории ты будешь чувствовать себя неуютно и не сможешь задать главные вопросы. Потом эта ваша перепалка. План сработал, ты просто сбежала.
– Ты знал?
– Да, он просил посодействовать.
– Кэн!
– Прости, Эни, но я помню главное: у тебя дети, девочки, которым мы дадим шанс, хотя бы шанс и хотя бы твоим девочкам. Это главное.
– Его посадят.
– Думаю, нет. Он слишком знатен, богат и влиятелен. Да и не гражданин он этой страны.