— Они тебя вызвали? — спросил Дрейк. — Не стоило этого делать.
Но Сэм ответил, что уже шесть часов, он как раз возвращался со смены. Тогда Дрейк удивился:
— Неужели уже так поздно? У меня, наверное, горн потух!
Через полчаса они отправились домой, солнце просвечивало через туман над морем, как раскаленная докрасна монета.
По пути Сэм вытянул из брата всю историю. Хромая так медленно, что темнота застала их в пути, Дрейк, одетый в позаимствованный сюртук, заставил Сэма поклясться, что тот сохранит тайну.
— Это не ради меня, но видишь ли, не нужно между нами лишних осложнений. Может, я зря решил, что...
— Какой же ты тупица, — мягко сказал Сэм. — Тупица. Я должен был пойти с тобой. Этот Том Харри — унылый человек, живущий во грехе. Его ждут муки ада. Но мы не сможем предотвратить осложнений.
— Не можем, но капитан Росс не должен узнать, это важно.
— Да... Да... Трудно будет сохранить это в секрете в деревне. Тебя никто не видел?
— Вроде нет. Кажется нет. Понимаешь, я не хочу стать причиной вражды между Полдарками и Уорлегганами. Если об этом станет известно, кто знает, что за этим последует? Мы так многим обязаны капитану Россу. Если он узнает, то неизвестно, что он может натворить. А ведь он может, Сэм. Ради Демельзы и себя самого.
— Христианский долг — преломить хлеб прощения. Но, Дрейк...
— Погоди, дай передохнуть несколько минут. Что ты говорил?
— Наш долг также — следовать по тому пути, что избрал для нас всевидящий Бог. Рано вставать и не давать волю чувствам, быть трудолюбивыми и аккуратными, чтобы Отец небесный возрадовался за нас, увидев наши чистые души. Но... Не вижу, как ты можешь продолжать работать на кузнице по соседству, Дрейк, когда тебя так донимают. Когда разрушают всё, ради чего ты трудился. И теперь...
Дрейк поднялся и снова двинулся дальше.
— Вот что я тебе скажу, — произнес он. — Я не сдамся.
— Да... — Сэм всмотрелся в разбитое лицо брата. — Но я за тебя боюсь.
— За мою душу?
— И за нее тоже, ты сам прекрасно знаешь. Но больше боюсь за твое земное существование и благополучие. Еще немного, и сегодня тебя бы утопили. Или переломали бы ребра. Я попрошу у Бога прощения за то, что слишком беспокоюсь о земной жизни брата, но случившееся с тобой меня очень встревожило, не будет нам обоим покоя, пока мы боимся за твою жизнь и безопасность... Может, если бы ты продал мастерскую, то нашел бы похожую в Редрате или Камборне, поближе к дому. Тогда ты бы...
— Я не сдамся, — повторил Дрейк.
Больше до самой кузницы они не разговаривали. Сэм не отвел брата наверх — вдруг завтра он не сможет спуститься. Он принес коврик и одеяло. На кухне нашелся кусок вареного кролика, и Сэм подогрел его и подал с картошкой и ячменным хлебом. А потом удовлетворенно наблюдал, как Дрейк съел несколько ложек.
После ужина Сэм всё убрал и произнес молитву. Он собирался остаться на ночь, но перед сном хотел понять, что на уме у Дрейка. Слепая решимость стоять на своем выглядела трудновыполнимой. А кроме того, нападки могли и усилиться. Сэм всё это высказал.
Дрейк кивнул.
— Да, это верно.
— А Росс и Демельза... Я всё понимаю, — сказал Сэм. — Но если ты не втянешь их в эту заварушку...
— Я сделаю то, что собирался сделать сегодня. Схожу к миссис Уорлегган.
— Тогда я пойду с тобой. В одиночестве ты напросишься на что-нибудь еще похуже. Вместе...
— Нет... Не впутывайся в это, Сэм. Я найду другой способ с ней повидаться.
— Какой способ? Она иногда выезжает на прогулку верхом, но не думаю, что она будет рада...
— Когда она вернется в Труро, я повидаюсь с ней там. В городском доме не будет егерей.
— Там будут лакеи. И они не лучше.
— Они меня не знают. Я рассчитываю, что она меня примет. Я расскажу ей всё и попрошу помощи.
Сэм немного поразмыслил.
— Ты никогда с ней не разговаривал?
— Никогда.
— Она была против твоей дружбы с Джеффри Чарльзом.
— Да, но позволила ему приходить ко мне прошлым летом.
— И почему ты считаешь, что она поможет?
Дрейк с бесконечным терпением сменил позу, корчась от боли.
— Мне кажется, она любит честную игру.
Глава девятая
Уорлегганы остались в Тренвите вплоть до третьей недели апреля. Многочисленные ссадины Дрейка зажили. Порез на лице превратился в шрам, синяки на теле почти прошли, он начал ходить не прихрамывая. Но похоже, его лицо уже никогда не станет прежним. Шишка на челюсти не уменьшалась, осталась рассеченной и бровь.
Демельза ничего не знала до второй недели апреля, а потом рассвирепела, что подобное могло произойти, расстроилась при виде младшего брата и при мысли о том, что он никогда не избавится от злого рока, преследующего его с тех пор, как он встретил Морвенну. Она не поверила заявлению, что он не знает троих нападавших и не сможет их опознать. Демельза сразу предположила, что он наткнулся на кого-то из егерей Уорлеггана.
— Однажды я сама это испытала, как-то с Гарриком, — сказала она, — и когда Росс вернулся домой, то пошел в Тренвит и предупредил Джорджа, что любое повторение подобного дорого ему обойдется. Я попыталась помешать Россу пойти, не хотела дополнительных неприятностей между семьями, но он не прислушался и всё равно пошел.
— Я тоже не хочу неприятностей, — сказал Дрейк.
— Так значит, это они.
— Я этого не говорил.
— Это всё усложняет.
— Просто не говори капитану Россу. Были это егери или бродяги, не имеет значения, но если ты скажешь ему, что меня избили, это возбудит его подозрения, в точности как у тебя.
— Он всё равно узнает. Но сейчас он с ополчением и не вернется до пятницы.
— Тогда, если он услышит, скажи, что это пустяки. Скажи, что у меня просто пара синяков и ничего серьезного.
— Но если это егеря, а не бродяги, это может повториться.
— Нет, если я буду осторожен. А я буду осторожен, Демельза.
Восточный ветер продолжал мести по двору, создавая маленькие пыльные водовороты и задувая горнило без помощи мехов. Демельза запахнула плащ и откинула с лица прядь волос.
— Эти нападки на тебя...
— Прекратятся, я уверен.
— Как? Что их остановит?
Дрейк улыбнулся, хотя и кривовато.
— Терпение, сестренка. Помнишь, как всегда говорит Сэм: «Своими испытаниями, опасностями и ловушками Господь расчищает мне путь».
— Ох, Сэм... Я люблю Сэма, да кто бы не любил? Но он не умеет обращаться со злобными людьми. Да к тому же заботится только о душе.
— Может и так. Но надеюсь, что мне не понадобится его помощь, ни духовная, ни какая-либо еще. У меня есть план.
— Какой план?
— Не могу сказать, сестренка. Чтобы всё не испортить.
Демельза посмотрела на брата. В последнее время он резко возмужал.
Ей было жаль, что это чудесное обаяние юности исчезло.
— Береги себя, — сказал она. — Если на тебя снова нападут, я скажу Россу, хочешь ты того или нет.
— Я буду осторожен.
Дрейку легко удалось узнать, когда Уорлегганы уехали в Труро. Как только он об этом услышал, он взял немного хлеба и сыра и пошел в город. Теперь, когда мистер Уорлегган стал членом парламента, никто точно не знал, сколько они пробудут в Корнуолле, но вполне разумно было предполагать, что как минимум пару дней до отъезда в Лондон они проведут в Труро.
Дрейк оказался прав. На следующее утро он постучался в дом и застал там Элизабет. Дрейк назвался горничной у задней двери, а потом лакею с враждебным каменным лицом, попытавшемуся изгнать гостя на кухню. Дрейк спросил, может ли он увидеться с миссис Уорлегган, но не стал называть причину визита. Он посчитал, что его вряд ли выгонят, не сообщив хозяйке, а она, узнав его имя, вряд ли откажется его принять, решив, что дело касается Джеффри Чарльза.
Миссис Уорлегган приняла его в большой гостиной на первом этаже. Она была в белом, ее излюбленном стиле: простой корсаж и пышная юбка, затянутая на талии, кружева у шеи и на рукавах. Она выглядела спокойной и нетронутой годами. Хотя Дрейк часто видел ее прежде, в церкви и на верховых прогулках, он, как и многие мужчины, был потрясен ее красотой и юностью. Элизабет же, напротив, видела его лишь издали. Дрейк тоже произвел на нее впечатление: высокий, светлокожий юноша с темными глазами и шрамом на лице, с мягким корнуольским выговором и скромными, но уверенными манерами. Он напоминал ту женщину, которая вызывала у нее неприязнь, но всё же был другим. Когда он начал говорить, Элизабет вспомнила его возмутительную дерзость по отношению к ее кузине Морвенне и неприятности, которые он причинил ее мужу и сыну. И осознала, насколько дерзко с его стороны было явиться сюда сегодня.
Поэтому она почти не слушала его слова, Элизабет закрыла глаза и приготовилась позвонить в колокольчик, чтобы его выпроводили. Но потом то одна фраза, то другая заставили ее насторожиться. Она отдернула руку.
— Вы предполагаете, смеете предполагать, что эти... эти нападки, о которых вы говорите, дело рук наших служащих?
— Ну да, мэм. Мне неловко вас беспокоить, но я твердо уверен, что вы ничего об этом не знаете. Если...
— Не знаю? То есть вы хотите сказать, что это происходит по указанию мистера Уорлеггана?
— Не могу это утверждать, мэм. Может, кто еще велел мистеру Коуку купить ферму над моей землей и перекрыть мне воду. И Тому Харри, Майклу Кенту и Сиду Роу, тем, что меня избили до беспамятства. И эта бровь, мэм. А одной стороной носа я до сих пор не могу дышать...
— А чем вы занимались, когда они вас схватили?
— Шел по дорожке, мэм, в надежде повидаться с вами и предложить, что больше никогда не буду встречаться с мастером Джеффри Чарльзом, если меня оставят в покое.
Элизабет стремительно подошла к окну. Ей по-прежнему хотелось выгнать этого молодого человека, страшно хотелось отрицать каждое его слово и провозгласить лжецом. Но трудность заключалась в том, что она не была в этом уверена. Она знала, насколько Джордж восставал против того, что этот юноша получил кузницу, о неприязни, почти ревности Джорджа из-за продолжающейся дружбы с Джеффри Чарльзом. Джордж думал, или его вынудили думать, что Дрейк специально обосновался там, чтобы раздражать Уорлегганов и бросать им вызов. Элизабет также знала, что егерям велели со всей строгостью обращаться с нарушителями границ.