Проблеск света…
Не молния – полицейский фонарь.
Из леса показался участковый Бальзаминов – в блестящем от дождя дождевике и резиновых сапогах. Быстро оценил обстановку с начинающимся лесным пожаром и ринулся на подмогу друзьям.
Клавдий изо всех сил рванул за удавку!
Сук треснул, надломился и…
Тело обрушилось прямо на них.
Они схватили его втроем, ринулись прочь от осины и полыхавшей соседней сосны.
Гроза уходила.
Ливень загасил пожар, не дав ему распространиться по лесу.
Несло едким удушливым дымом…
Они все трое насквозь пропитались трупной вонью.
На опушке леса Макар споткнулся и его стошнило. Он упал на колени, его выворачивало наизнанку. Затем он со стоном ткнулся лицом прямо в мокрую траву.
Участковый Бальзаминов нагнулся и стянул с трупа Александры сумку кросс-боди. Открыл молнию. Пошарил внутри – ключи, заплесневевший паспорт, кредитка, портмоне, полное денежных банкнот, маленький блокнот, шариковая ручка, помада, пудреница, два леденца в фантиках и… нечто плотно завернутое в целлофановый пакетик, тщательно упакованное.
Бальзаминов извлек двумя пальцами сверточек.
Дождь почти прекратился. С неба падали крупные капли.
Участковый молча размотал полиэтилен. Внутри – клочок бумаги.
Записка.
Строки шариковой ручкой вкривь и вкось. Видно, писали лихорадочно, впопыхах – почерк угловатый, неровный.
Тем, кто меня найдет.
Мой выбор – я все решила сама. Потому что мое сердце разбито на куски. Я люблю Макса. Я люблю моего Локи. Я не представляю себя без него. Жизнь без него мне не нужна. Без Локи я мертва.
Он сегодня назвал меня Иудой. Стукачкой.
Я всего лишь пыталась так его удержать. А он заявил: ты – Иуда. Ненавижу тебя. Ты мне противна, от тебя воняет…
И прогнал меня прочь. Навсегда.
Я никогда не причинила бы ему вреда. Я бы себе лучше руку отрубила топором, чем написала на него. Я просто хотела его попугать…
Я ухожу. Маме я солгала в записке насчет Сочи. Пусть Макс думает – я уехала, бросила его сама… На море найду другого парня.
Маму я не люблю. И не желаю ей счастья с Асланом. На них обоих я позавчера написала в прокуратуру – якобы он меня домогался еще в школе, а мама прикрывала. Я хотела их посадить в тюрьму, чтобы наш дом целиком достался мне. И моему любимому Локи…
Но он меня бросил.
Я не могу забыть его лицо, когда он кричал мне…
Сердце мое разорвалось в тот самый миг.
Про маму и Аслана, конечно, все неправда, я их оговорила.
Но мне все равно.
Меня уже нет.
Глава 25Машина
Участковый Бальзаминов сам вызвал оперативную группу. В сырых послегрозовых сумерках снова мигали всполохи – яркие синие огни полицейских машин на опушке леса.
– Неподалеку овраг, – кивнул Бальзаминов, выслушав рассказ Клавдия и Макара. – На круче молодежь издавна место облюбовала. Наверняка у костра и наши фигуранты кучковались в прошлом, дела своего школьного банка обсуждали. Севрюгина и отправилась на их прежнее место. И в лесу нашла себе свою осину.
Труп самоубийцы увезли в морг. Полицейские отправились в деревню Вертушкино опросить мальчика Никиту.
– Вне себя от горя от разрыва с Локи Александра в тот день вернулась домой, – тихо произнес Макар. – Хотела ли она сбежать из постылого поселка, где ее отвергли, в Сочи? Я думаю – нет. У нее уже сложился иной план. Но матери она написала ту, первую свою записку с угрозами – в порыве отчаяния, гнева и безысходности. Для видимости сунула в рюкзак попавшиеся под руку шмотки – недаром мать потом не могла даже определить, какие именно, свой паспорт… Да, она побрела к прогалине в лесу, где когда-то встречалась с Локи. Хотела броситься с обрыва? Кто знает? Но в поле у леса ей попался на пути мальчик с собакой на поводке из синтетического шнура…
– Ее мать с любовником вчера все же улетела в Сочи – на поиски, – сообщил после паузы Бальзаминов. – Когда вернется, я ей обязан отдать предсмертную записку дочери. Только станет ли она хоронить Александру, когда содержимое прочтет?
Они все снова долго молчали. Лицо Бальзаминова потемнело.
– А умы наших скоробогатовцев, насколько я успел их изучить, застолбит лишь одно – явится ли папаша-делопут на похороны внебрачного чада? Небось, все паблики утром взорвутся коммментами, – продолжил участковый. – Но это уже не моя забота. Держите ключи. – Он протянул Макару на ладони связку ключей. – Видок у нас – параша не горюй. Куда вам таким мерзопакостным сейчас ехать? Дуйте ко мне домой, улица Яблоневая, семь, затопите баню, воды натаскайте, отпарьтесь от вони. Я позже к вам присоединюсь, вы мне воды оставьте горячей.
Макар забрал ключи, поблагодарил. Он отметил – манера общения Бальзаминова с ними неуловимо изменилась.
– Охранником на зоне служил, а первым встречным ключи от дома доверяет, – заметил он в машине (они добирались до нее снова через картофельное поле, увязая в раскисшей грязи).
– Ну, типичный опричник, – Клавдий смотрел в темноту надвигающейся летней ночи. – А мы для него уже почти близкие люди.
– Он явно тоскует по жене, братан, – вздохнул Макар.
Клавдий отметил: они говорят сейчас о чем угодно, лишь бы не о ней – Севрюге с ее осиной.
Дачка Бальзаминова оказалась самой обычной «садовотоварищеской». До ремонта бани, доставшейся ему в наследство от прежних хозяев, у него видно руки не дошли. Баня – избушка на курьих ножках с подслеповатым окном и покосившейся дверью пряталась на краю владений Бальзаминова в запущенном яблоневом саду. И с ее порога словно в сказке открывался потрясающий вид – на горизонт, огни, заброшенные огороды, фабричные корпуса и поля кормовой свеклы.
– Здесь моются? – озадаченно осведомился Макар, созерцая внутреннее убранство – лохматые веники, железную шайку, полок, ведро. Единственной новой вещью в древней бане оказался котел для воды, пристроенный к старой каменке.
– Не знаком с прелестями деревенских русских терм? – хмыкнул Клавдий, вручая ему ведро. Сам он тоже не относился к знатокам – на профессорской зимней даче родителей бани не водилось, имелись ванна с душем, два бойлера и камин. – Не нам сейчас привередничать. Хотя бы избавимся от запаха.
Макар отыскал в интернете сведения «как топить баню». Они натаскали воды, раскочегарили печь, разделись и запихали свою одежду в мешки для мусора, найденные в предбаннике. Трупной вонью пропитались даже их трусы-боксеры, и они замочили их в тазу, разжившись в предбаннике пачкой стирального порошка. Обмотались полотенцами и сидели на ступеньках в ожидании, пока баня протопится. Ночное небо очистилось от туч. Звезды сияли. В яблоневом благоуханном, насыщенном дождевой влагой саду вопил сыч.
Бальзаминов явился к первому пару. Они полночи сидели в тесной парной все втроем. Он нещадно отхлестал Макара и Клавдия березовыми вениками, окатил из шайки водой. Их выстиранные боксеры на трубе водоотвода котла успели высохнуть. Бальзаминов пожертвовал им свои стираные футболки. После бани пили горячий чай с медом. Об Александре Севрюниной они не говорили, словно избегали вспоминать о ней. Клавдий и Макар более подробно поведали Бальзаминову про «женщин Адониса», и Клавдий наконец открыл ему источник информации в клубе «Малый», давший на них наводку, – назвал имя и фамилию Павла Федоровича Карамазова. Бальзаминов выслушал внимательно и пообещал проверить и его.
Домой в Бронницы они приехали – красные, распаренные, полуодетые, потерянные – баня отмыла их тела от запаха тлена, но не смягчила их шок.
Клавдий проснулся в девять утра – весьма поздно для себя. Его разбудил сигнал мобильного.
Сообщение от участкового Бальзаминова. Он не звонил, писал:
«Тачка Виноградова обнаружилась».
«Где???» – спросил Клавдий.
В ожидании ответа он, натянув джинсы… зашел в художественную мастерскую Августы.
Он жаждал знать – есть ли ее новые рисунки?
Глава 26Двое
– Я пока никаких подробностей не знаю, – объявил участковый Бальзаминов, приехавший на четверть часа позже на место им же назначенной встречи: «Поворот на Гребешки, автосервис». – «Бумер» Виноградова обнаружен в автомастерской, информацию гаишникам вроде слил сам владелец сервиса. Прочие детали разъясним на месте.
Новых рисунков Августы Клавдий в то утро в ее художественной мастерской не нашел. Он испытал разочарование и облегчение. В глубине души, не признаваясь ни самому себе, ни Макару, он страшился увидеть нечто подобное той осине… Любые знаки остро били по его нервам после вчерашней страшной находки.
Добираться им из дома на Бельском озере до деревни Гребешки оказалось далековато, но все равно гораздо ближе, чем участковому Бальзаминову из Скоробогатова. Машину утром вел Макар, его стертые ладони почти зажили после бани. На перекрестке федеральной трассы он молча кивнул на указатель. Дорога влево уводила в дачные элитные места Лакеево, Большое Корытово, Лайково и… Шишкино Лесничество. Клавдий глянул на навигатор – от Шишкина Лесничества до Гребешков по трассе менее десяти километров.
Свернув направо, они проехали новомодный коттеджный поселок «Гудзон», загородный ресторан, затем дачное место Куриловку, дальше начался лес, а в нем замаячила некая огороженная высоким забором обширная территория, никак не обозначенная в навигаторе. Через полтора километра возник указатель «Гребешки». Местный автосервис обслуживал обеспеченных жителей «Гудзона». Но сейчас на стоянке маячило лишь единственное авто – черный видавший виды «БМВ».
«Бумер»-миллениал Игоря Виноградова?
Хозяин автосервиса, вышедший встречать Клавдия и Макара (он сначала, приняв их за клиентов, обрадовался), разом сник, узрев подкатившую патрульную машину и майора Бальзаминова в форме за рулем.
– Насчет бесхозной тачки мы, – бросил тот небрежно. – «Бээмвуха»? Но та с битой фарой должна быть.