«Что у тебя с голосом?» – ужаснулась Сегаль. «Не знаю... Что-то с настроением непонятное» – невпопад брякнул он и замолчал – не объяснять же возлюбленной, что завтра операция, а у него жуткие предчувстия! Но объяснять ничего и не надо было.
На следующий день, вернее, на следующую ночь, ворвались на джипах в Шхем, блокировали целый квартал, и разведгруппа заявилась в гости к полевому командиру. Шауль ворвался в дом первым. Террорист встретил его очередью из АКСУ – складного укороченного «ублюдка», как называют его русские, слабоватого для уличного боя и идеального для комнатного. Очередь ударила точно в грудь, и Шауля вынесло из комнаты. Одна пуля попала в самый край бронежилета, в сантиметре от горла. Комнату забросали гранатами. То, что осталось от боевика, вручили приглашенным родственникам, а сами отбыли обратно на базу. Едва войдя в палатку, Шауль схватил мобильный телефон и услышал на автоответчике: «Шауль, любимый, срочно позвони мне! Неважно, который час, я все равно не сплю! Я ужасно за тебя волнуюсь. По твоему голосу вчера я поняла, что у тебя мрачные предчувствия. Весь день за тебя молилась и читала псалмы и сейчас продолжаю читать...»
А второй раз такое было совсем недавно, три месяца назад. Ночью во сне вдруг увидел, как идет по шоссе, а вдоль него по обе стороны какие-то большие деревья – то ли пальмы, то ли дубы, но не низкорослые и корявые самарийские дубы, а высокие, какие, ему рассказывали, бывают на севере, и вдруг кто-то ему говорит: «Дальше – не ходи! Дальше – прижмет!» – «Кто прижмет?» – он спрашивает, а в ответ ему: «Смерть!..»
Он проснулся и долго лежал с открытыми глазами, уставившись в брезентовый потолок палатки, который, во тьме казалось, колышется от дружного храпа десятков товарищей по оружию. Ощущение смерти, которая притаилась на дороге, обрамленной конвоируемой шеренгами гигантских деревьев, все не проходило. Утром Шауль позвонил Сегаль, хотя это и не разрешалось – для звонков домой и любимым отводилось время перед отбоем. «Опять предчувствие?» – спросила Сегаль, уловив знакомую хрипоту в голосе. «Да н-нет... – замялся Шауль и, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности, бодро добавил, – все в порядке!» «Понятно», – ответила Сегаль и принялась молиться. На следующий день они ехали на джипе через арабскую деревню, и на повороте, когда водитель замедлил ход, из встречной машины высунулось дуло РПК – ручного пулемета Калашникова – и через секунду очередью разнесло стекла. Впоследствии на полу и сиденьях было найдено штук пятьдесят пуль. Ни одного из восьми сидящих внутри парашютистов не задело.
А сегодня он сам не понимает, что случилось, но почему-то больно дышать. Чушь какая! Никакой операции против террористов не предвидится. А что до предстоящей стычки с братьями поселенцами, то сейчас самое время заявиться к капитану Кациру и «Мефакед, ани ло яхоль!»
К капитану он не пошел, побродил в одиночку минут десять за палаткой, переворачивая рифленой армейской подошвой вросшие в землю камни и камушки, надеясь потревожить одного-другого скорпиончика и поглядеть, как они потом улепетывают. Скорпиончиков на месте не оказалось, стеснение в груди не прошло, и Шауль, стыдя самого себя за позорную слабость, пошел звонить Сегаль. И вот, войдя в палатку, он пошарил под подушкой и с изумлением обнаружил, что пелефона нет.
– Ну что, будем устраивать миздар буша{Досл.: позорное построение (ивр.).}? – мрачно спросил самар Моше Гринштейн.
– Обыскивать ребят? – возмутился Шауль Левитас. – Ни в коем случае! Кроме того, миздар буша проводится, когда имела место кража армейского снаряжения. А тут – пропажа личного имущества.
С этим тезисом Моше Гринштейн полностью согласился.
– И вообще, может, у кого-то батарейки сели, и пока мобильный заряжается, он взял позвонить...
Выражение лица у старшего сержанта было такое, что, казалось, он сейчас скажет: «Ну если так, то какого черта ты сыр-бор поднимаешь?» Но он вместо этого сказал:
– Соберем ребят, попросишь, чтобы тот, кто взял, потихоньку тебе под подушку подложил.
– Алло! Алейкум ас-салам, сайид Таамри! ...Спасибо, слава Аллаху, живем и действуем. Разумеется! Все готово. Ребята уже на позициях... Да-да, на плато Иблиса. Нет, что вы! Ради Аллаха, не волнуйтесь, «Мученики» еще никогда никого не подводили. Вы не пожалеете, что решили сделать своей правою рукой Мазуза Шихаби. Да-да, конечно, слушаю. Очень серьезно и очень конфиденциально? Хорошо, я готов выслушать. Нет, я не обидчивый. Это вы по нашему первому разговору судите? Я не обидчивый, я гордый...
Правильно, Мазуз, молодец! Как говорят в народе, хочешь, чтобы пес тебе служил – называй его хозяином.
– Так в чем дело? Я очень внимательно слушаю. Юсеф Масри? Очень интересно. Нет-нет, продолжайте, сайид Таамри! Почему я должен обижаться – вы меня совсем не знали, вполне естественно было поместить в мой штаб своего человека, тем более что вы собирались начать со мной сотрудничать, очень разумно было с вашей стороны присмотреться ко мне.
Тут, кстати, Мазуз допустил ошибку. Нельзя говорить человеку ранга Абдаллы, что он в какой-то ситуации поступил разумно, поскольку это подразумевает, что он в принципе мог поступить неразумно. Ай-ай-ай, Мазуз! Впрочем, как мы впоследствии увидим, это уже не имело никакого значения.
– ...Ну подумаешь, он эти две недели за мной следил, а вы мне не говорили. Сейчас-то ведь сказали! Да, кстати, когда вы с ним в последний раз разговаривали?
Услышав ответ, Мазуз изумился:
– Да что вы говорите?
Однако вслед за тем задумался:
– С другой стороны, Таамри-аффанди...
Еще одна ошибка. Зря он вместо нейтрально-вежливого «сайид» вдруг употребил подобострастное «аффанди». Это насторожило Таамри. А игра велась такая, что любой ложный шаг мог стать роковым.
– С другой стороны, Таамри-аффанди, ну и что с того, что он сам не позвонил? А что значит, странно разговаривал? Неестественно? Ну, знаете ли, я не так хорошо знаю Юсефа Масри, чтобы разбираться, что для него естественно, что неестественно. Сайиди Таамри, да вы не волнуйтесь! Мало ли почему он с тех пор не отвечает! Может, телефон разрядился, может еще что-нибудь. Вот он должен был в полседьмого явиться на заседание штаба. Не явился. Я, честно говоря, не слишком беспокоился. Но сейчас, исключительно из уважения к вам, отправлю своих людей искать его. Нет, что вы!
После куртуазного прощания Мазуз потянулся, лежа на оттоманке и закуривая «Ноблесс». Ну и наглый же сын шлюхи этот Абдалла. Он настолько уверен в том, что перед ним все трепещут, что не сомневается – стоит ему кого-то объявить своим человеком, как любой побоится пальцем его тронуть! Подумать только! «Я тут за тобой одного типа шпионить приставил, так ты вместо того, чтобы глотку ему перерезать, пылинки с него сдувай». Так где, говорите, этого Масри взяли? В лесу между плато Иблиса и Разрушенным домом?
Больно было с безводного водопадика соскальзывать на заднице – у Натана Изака она была немногим крупнее цыплячьей. Еще больнее оказалось с приличной высоты приземлиться на обе ноги. Как ни старался Натан Изак спружинить, все равно получилось больно. Он отошел в сторонку, надел очки, которые при спуске предусмотрительно зажимал в кулаке, и сел на выступ скалы. Пусть ноги отдохнут.
– Наши подошли! – раздался громкий шепот сверху.
Натан Изак задрал голову и увидел фигуру, стоящую на водопаде. Луна расплылась в полупрозрачном облаке, покрывшем ее, словно кусок плексиглаза, все вокруг стало каким-то размытым, и Натан не сразу узнал в этой фигуре Эвана Хаймэна.
– Кто подошел? – спросил он, протирая стрекозьи стекла.
– Может быть, я ошибаюсь, но по-моему, это группа рава Хаима, – ответил Эван и начал спускаться.
– Вот сюда, сюда ступай, – сказал Натан Изак. – А туда не надо. Колени обдерешь!
Интересный факт: Натан Изак не умел говорить шепотом. Вполголоса – пожалуйста, а шепотом – никак. Что-то не в порядке было у него с голосовыми связками.
Потихоньку обе группы, слившись в одну, столпились на площадке под водопадом. Моти Финкельштейн, при спуске больно ударившийся коленом, тихо матерился по-английски. Последним спустился рав Хаим. Подошел к Натану, обнял его, и отряд двинулся в путь.
Когда шаги затихли, из расселины вышел Гассан и позвонил по «Мирсу».
– Алло, Ареф?
В силу особенностей устройства «Мирса», по нему нельзя было говорить, как по телефону, все время приходилось переключаться с «Вызова» на «Прием».
– Да, это я, Гассан. Я у пересохшего водопада.
Нажал на кнопку «Прием». Выслушал. Снова нажал на «Вызов».
– Поселенцы только что вышли. Мимо меня прошло шестьдесят девять человек. Оружия не заметил.
Переключился. Выслушал. Опять переключился.
– Нет. Движутся в вашем направлении. Иду следом, продолжаю наблюдение.
– Смотри, Камаль, внимательно. Смотри и слушай. И если что перепутаешь, клянусь Аллахом, будешь завидовать участи того варана, что попал под колеса твоей машины сегодня утром. Вот тебе ключи. Сейчас идешь вниз, в гараж, и берешь мой синий «понтиак». Нет, пожалуй, «понтиак» угонят. Я этих «Мучеников» знаю. Да и нечего тебе выделяться. Чем незаметнее будешь, тем больше шансов, что доедешь. Отдай мне эти ключи и возьми у Хадада ключи от «мерседеса». Ты едешь в Эль-Фандакумие – найдешь с помощью GPS. Пропуск у тебя есть. Приезжаешь – и не идешь к Мазузу. Пообщайся с людьми, зайди в штаб, когда там нет Шихаби. Выясни, что да как. Выясни, что там творится. И главное – выясни, где Юсеф, жив ли он еще. Я за него волнуюсь! Если Мазузу в руки попадет этот чертов диск, нам не поздоровится. Как что узнаешь, сразу звони мне. Очень я переживаю, Камаль! Не верю я этому Шихаби, ох не верю! «Таамри-аффанди! У меня тревожная новость!» Творец тревожных новостей – вот кто он, этот Шихаби. Чувствую я – хочет он там заварить такую кашу, что остаться мне без Канфей-Шомрона. В общем, выяснишь все и сразу сообщай. Да, не забудь зарядить свой «люгер». Вряд ли тебе предстоит увеселительная прогулка. Очень вероятно, что придется отстреливаться. Возможно – ликвидировать Шихаби. А не исключено, что и Юсефа.