– Скажи ей, – продолжал Эван, не обращая внимания на его вопли, – скажи ей, что я любил ее, очень любил. А еще скажи, что я обо всем догадался и что моя последняя просьба – чтобы она сделала в память обо мне то, о чем я мечтал.
Последние слова Эван произнес особенно громко и захлопнул крышечку «мотороллы», после чего услышал сзади голос давно уже проснувшегося Натана:
– И что, думаешь, сделает? В память о тебе?
– Это не имеет значения, – ответил Эван, оборачиваясь.
– Вот как? А что имеет?
– То, что нас с вами ждет.
– Печально, печально – сказал Изак. Голос его звучал действительно печально.
– Что печально? – не понял Эван.
– Печально, что для молодых не имеют значения отношения с любимой женщиной. Что имеет значение лишь собственная жизнь. С того первого мгновения, как я встретил Юдит, и вот до этой самой секунды... Чтобы она не имела для меня значения?!
Если в начале этой краткой беседы Натан сидел на земле, а Эван гордо над ним возвышался, то сейчас ситуация неведомо как сложилась ровно наоборот – вероятно, в очередном своем прыжке Натан подскочил настолько высоко, что теперь стоял, подняв указательный палец и гневно вещал, а Эван, судя по всему, в какой-то момент, придавленный его словами, сел на камень и закрыл руками лицо. Вид у него был более чем жалкий, и Натан, исполнившись сострадания, подошел к парню, присел рядом с ним на корточки и, положив руку Эвану на плечи, сказал:
– Запомни, мой мальчик. Не умеешь любить ближнего – и Б-га полюбить не сумеешь. А жена – равно как и будущая жена – это и есть ближний.
– Да, я нахожусь у входа в Ущелье Летучих Мышей. Они прошли здесь три-четыре минуты назад. Скоро будут там, где их ждет засада. А вот я там не буду. Саид Шихаби, я немного подвернул ногу, и сейчас не могу идти. Мне нужен отдых. Я завтра, если скажете, явлюсь хоть в Эль-Фандакумие. Нет-нет, сейчас сам доберусь, куда мне нужно. Ну куда вы пришлете машину – в ущелье? Ничего, доковыляю как-нибудь. Да у меня пол-Салема родственники и весь Дир-Эль-Хатаб. Они меня и заберут у входа в ущелье. И не час с лишним, как вашу машину мне придется ждать, а десять минут. Что значит, что я им скажу? Они меня и спрашивать не будут. И ничего подозрительного – я здесь, а евреев встретят в другом месте. Никому и в голову не придет связывать. Да, да, клянусь Аллахом, евреи все прошли здесь. Ни один не отстал и никуда не свернул.
Гассан держал «МИРС», стоя вполоборота, так что с одной стороны к нему прикладывал ухо он сам, а с другой – рав Фельдман, лучше всех присутствующих знавший арабский.
– И это ты с подвернутой ногой крался за ними? – с усмешкой спросил Мазуз.
В лунном свете ясно было видно, как засверкало лицо Гассана. Пот Ниагарой падал со лба, со скул, с ушей. Но, видно, самообладание окончательно вернулось к арабу. Голос Гассана не дрогнул, и он спокойно... «спокойно» (!) отвечал:
– Да нет, только что, когда уже возвращался, ступил на мостик, перекинутый через вади в узком месте, а он возьми да и окажись гнилым. Подломился, сын собаки.
– Кто сын собаки?
– Мостик...
– Мостик не может быть ничьим сыном, – наставительно сказал Мазуз. – Он не живой. Сейчас, погоди...
Голос стал глуше. Судя по всему, Мазуз отвернулся от аппарата, но не удосужился отключить его. А может, и специально не сделал этого – пусть, мол, Гассан знает. Так или иначе, слышно было, как он по телефону кого-то спрашивает:
– Диаб, у входа в Ущелье Летучих Мышей есть какой-нибудь мостик? Точно – есть? А он старый и гнилой или новенький? Прочный еще или может подломиться, как ты думаешь? Все, все, больше нет вопросов.
Затем голос вновь зазвучал не в стороне, а в самом «МИРСе»:
– Ладно, Гассан, отдыхай. Завтра не позже десяти утра позвони Диабу.
– Все, ребята, – объявил рав Фельдман, отбирая аппарат у араба. – Сейчас мы с вами двинемся прямо по хребту. Но сначала всем – открыть рюкзаки, достать автоматы и собрать их. Очень скоро террористы хватятся нас и пойдут по следу. Оружие может понадобиться в любую минуту.
– Сайиди рав! – робко обратился к нему Гассан. – А вы не могли бы сказать, куда делся молодой сайид, который забрал у меня компьютерный диск?
В доме было просторно и уютно. В гостиной горели светильники. Едва окунувшись в синее плюшевое креслице, Камаль понял, что сейчас уснет. И знал, что делать этого нельзя. Потому что Юсеф Масри пропал, а следовательно, Шихаби начал плести свою паутину. Это, конечно, не означало, что и Камалю угрожает опасность. Вряд ли Мазуз решится поднять на него руку. Одно дело скрутить или убрать мелкого агента, соглядатая, присланного, чтобы подставить тебе ножку, а другое – замахнуться на Камаля Хатиба, правую руку всесильного Абдаллы. Но при этом, если Мазуз разгадал замыслы Абдаллы, он может закусить удила, и тогда Камаль, не Камаль – ничто его не остановит. И вообще, война, хоть и не объявлена, но уже фактически началась. А в расположении противника не спят. Камаль вдруг почувствовал ту щемящую тоску, которая всегда посещала его, когда он оказывался в отрыве от Хозяина. Это были ощущения мобильного телефона, тоскующего по подзарядке.
– Аззам – Расем – Диаб... – произнес Камаль своим однотонным голосом. – Не исключено – что и Ахмед – Хури – о котором – вы мне рассказали – тоже – окажется – у него – в фаворе. Интересно – знать – где во всем этом – вы. Насколько мне известно – именно вы – Анвар – фактически – создали – движение – «Мучеников». Не одна – и не две – акции – этого союза – на вашем – счету. В частности – вы – являетесь – тем – легендарным – «Халедом» – который – курировал – брата – этого – самого – Мазуза – и когда – он сначала – подвозил Сарасру – в Ган-Шмуэль – на шахиду{Здесь – теракт-самоубийство.} – и когда – впоследствии – был заброшен – в еврейское – поселение. Мазуз – тогда – ходил – у вас – в подчиненных. Так что назначение – вас – на должность – заместителя – начальника – штаба – мы расцениваем – как вариант – почетной отставки. Господин Шихаби – готовит – боевую операцию – на плато Иблиса – забыв – поставить вас – в известность. Господин Шихаби – осуществляет – похищение агента – могущественнейшего – человека – в Палестине – а вы об этом – и понятия не имеете.
– Может быть, Юсефа еще никто и не похищал... – растерянно произнес хозяин дома, подавая гостю на медном подносе кофе, просвечивающий через тончайший фарфор, из которого была изготовлена чашечка.
– Это было бы – весьма удивительно, – без намека на удивление произнес Камаль. – Мы никогда не слышали – чтобы человек – столь внезапно – исчезал. И, будучи – членом штаба – не являлся – на его заседание.
– Какое заседание? – удивился на этот раз уже хозяин дома.
– Разумеется – речь идет – о том заседании штаба – которое было назначено – на вчера, ровным голосом пояснил Камаль.
– Так вчера же не было никакого заседания штаба...
– Мы – не знали, что не было, – ничего не выражающим голосом отозвался Камаль. – Возможно – уважаемый Анвар – вы что-то – перепутали. Впрочем – наш общий друг – Абдул Халим – которого я так же – как и вас – потревожил – подняв с постели – примерно час назад – тоже – почему-то заявил мне – что ни о каком – заседании – ему неизвестно. А вот господин Мазуз Шихаби – несколько часов назад – по телефону – поведал Абдалле – аффанди – что заседание состоялось – и на нем – присутствовал весь штаб – в полном составе – следовательно, и вы – с Абдулом Халимом – все – кроме без вести – пропавшего Юсефа Масри. – Мы бы очень – просили вас – Анвар – объяснить – кто из вас – пошел – по пути – дезинформации – и лжи – вы – или господин Шихаби. При этом – было бы – очень мило – с вашей стороны – не отводить – взгляд – в сторону – дабы у собеседника – имелась возможность – смотреть вам в глаза.
Белой была фарфоровая чашечка, которую Камаль держал в руке. Белым было лицо самого Камаля, к которому не приставал загар и которое не знало, что такое румянец. Но белее всего стало лицо Анвара, когда его язык, с трудом слушаясь хозяина, шепотом произнес имя прославленного вожака «Мучеников Палестины».
– Разумеется, – без каких-либо эмоций произнес Камаль. – Именно – это – и предполагалось. Теперь остается – выяснить – лишь одно – зачем – Шихаби – лжет.
– Понятно, – задумчиво сказал Натан Изак. – Ну что ж, террористы подождут, а нам с тобой, видать, есть о чем покалякать. Значит, ты убежден, что она сможет стать настоящей еврейкой Торы?
– Еще как! – воскликнул Эван. – У нее все это идет через такую боль!.. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется – что выстрадано, то навсегда!
– Навсегда, да? – грустно усмехнулся Натан, глядя на Эвана сквозь очки со стрекозьими глазами. – Уж как мы выстрадали эту землю! Тоже казалось – навсегда. А видишь – раздаем! Налево-направо, налево-направо! Ну да ладно, не об том речь.
Он помолчал.
– Скажи, Эван, а любовь... тоже – навсегда?
– Конечно! – буквально вскричал Эван. Он явно собирался разразиться пламенным спичем на тему любви и дружбы, но старик прервал его.
– Хорошо, хорошо! Верю, верю! А сейчас – все! Видишь – вон, то самое поле!
– Про которое с таким чувством рассказывал Гассан? – спросил Эван.
Натан кивнул.
– Луна за тучами. Давай пока что соберем наши автоматы. А как она вылезет – мы тоже вылезем. Вон на те скалы. Местность осмотрим!
Но луна не торопилась выходить из-за туч, и нетерпеливые евреи, не дожидаясь этого светлого мига, сами поползли на скалы. Так что спустя минут сорок, когда ночное светило все же сподобилось озарить мир, они уже находились довольно высоко. Правда, все лодыжки у них до крови были исполосованы колючками, для которых полотняные штанины – не преграда. При этом у Эвана болела ступня – ее он потянул, когда неосторожно поставил ногу на «дышащий» камень, а тот вдруг сорвался в пропасть. Парень сам едва не последовал за ним, но в последний момент умудрился впрыгнуть на белеющий во тьме известняковый уступ. К счастью, скалы эти находились достаточно далеко от дороги, возле которой арабы устроили засаду, так что никто ничего не услышал. Зато, когда взошла луна, глазам наших героев открылась восхитительная картина. Поле, казалось, освещалось экраном огромного телевизора. Это впечатление было, разумеется, ошибочным – просто срез горы, у подножия которой пролегала дорога, был настолько обильно обласкан луною, что создавалось впечатление, будто он сам источает голубоватое свечение. На его фоне кургузо паутинились придорожные кусты, а в них копошились большие черные насекомые, с которыми, по хитроумному плану Натана, двум неугомонным евреям предстояло вступить в схватку.