– Смотри, – отрывисто шептал Натан, сверкая в лучах луны стрекозьими очками. – Наши – на юго-западе. А мы этих гадов отвлечем! Сейчас мы от них – к западу. Подползаем поближе, открываем огонь, передвигаемся перебежками. Пусть думают – нас много. Когда откроют ответный огонь, отступаем на север. Утягиваем за собою. Видишь – вон там – дорога заворачивает направо, к северо-востоку. Туда нам и надо их увлечь. Будем отступать, отстреливаться, они – наседать. Решат – мы уходим на территорию бывшей базы «Йосеф». Ее в девяносто девятом Барак{В 1999-2000 премьер-министр Израиля. Ныне – руководитель партии «Авода», министр обороны.} отдал арабам. Очень предусмотрительно. Подарок к Интифаде. Пустим их по ложному следу, а потом – самим, самим отрываться, ноги уносить. Не шибко это легко! Могут поднять головорезов из окрестных деревень. Начнут прочесывать местность. Устроят облаву по всем правилам. И нам...
Он провел по горлу большим пальцем.
– Ладно, не дрейфь! Выкрутимся! Главное, нам повезло. Гляди! Поле кукурузное! Им бы в этой кукурузе, в кукурузе попрятаться! А они – дебилы! По придорожным кустам расползлись! Результат: мы их видим, они нас, они нас – нет! Давай, Эван!
Иерусалимский камень крошится под подошвами его «джонлоббовских» ботинок. Очень тяжело ползти по стене. Странно, что здесь, вдали от Аль-Кудса{Арабское название Иерусалима.}, дом облицован иерусалимским камнем. И еще что-то странно, но он, Камаль, не может понять, что. Он карабкается по стенке, подоконник еще далеко; до него никак не дотянуться. Он на мгновение застывает, прижавшись к уступу, и проверяет, на месте ли пистолет. Пистолет на месте, гладкий и холодный. Камаль с удовольствием представляет, как, проникнув в комнату сквозь окно, направит его на Мазуза Шихаби и скажет: «А ну, говори, что за козни ты строишь против нашего Абдаллы Таамри? Куда ты дел Юсефа Масри?» Да, это будет здорово, но ощущение чего-то странного, даже можно сказать, неправильного, не покидает Камаля. Ладно, надо посмотреть наверх. Интересно, подоконник еще далеко? Очень далеко! Полз он, Камаль, полз, а не только не приблизился к окну, но наоборот – даже отдалился. Все странно и неправильно. Жалко, вниз нельзя смотреть – голова закружится. Но очень хочется посмотреть – что оно там, внизу? Интересно, сколько метров отделяют его от земли, на которой стоит Анвар и машет ему снизу рукой.
Камаль опускает глаза. Земли нет. Нет ни Анвара, ни земли, ни травы. Ни в ста метрах внизу, ни в двухстах, ни в трехстах. Нигде. У ног Камаля плещется Ничто, уходящее в Никуда. И это странно и неправильно! Неправильно! Неправильно!
Внезапно все начинает плыть перед глазами, иерусалимский камень крошится под руками и ногами. И вот уже он чувствует, как отрывается от твердой стены и летит в бесконечность... в бесконечность... в бесконечность...
Камаль открыл глаза и включил свет. Темные портьеры, резные янтарные столбики, массивная люстра. А напротив, на обоях, во всю стену... «Тибет» – решил Камаль.
Чем ниже, тем темнее. С самого верха гребень в сверкающих ледяных алмазах. Под ним склоны, частично выбеленные снегом, и совсем уже внизу – темно-синие и темно-зеленые перевалы.
Камаль понял, что было неправильного в его сне. Мысль попытаться проникнуть в дом Мазуза была отброшена с самого начала. Вместо этого они с Анваром приняли решение – Камаль, предварительно проинформировав Абдаллу, потребует, чтобы Мазуз явился к нему сюда как к представителю могущественного саида Таамри. И он направит не пистолет, нет, он направит на Мазуза указательный палец! Он крикнет: «Руки по швам, Шихаби! От имени Абдаллы Таамри я требую, чтобы вы мне немедленно дали ответ – где Юсеф Масри?» Да, он покажет этому головорезу, кто истинный хозяин в Палестине. Но сначала – выспаться.
Выспаться ему не удалось. Едва он поуютнее пристроился под одеялом на кровати напротив снежных гор, которые во тьме вновь превратились в обычную стену, едва все поплыло перед глазами, как тогда, во сне, когда он падал в бездну, едва он уже сквозь сон услышал, как его кто-то зовет его собственным голосом, как вдруг чужой голос произнес его имя и тотчас же ярко вспыхнул свет. Вновь на противоположной стене засиял Тибет, но сейчас вид его не доставил Камалю никакой радости. Потому что – и это был не сон – в комнате появились двое – верзила Раджа, голова которого черной тенью высилась над алмазным хребтом, и коротышка Аззам, нос которого черной тенью поклевывал самые низкорасположенные перевалы. У обоих в руках были «калашниковы». И «калашниковы» эти были направлены на Камаля.
– Вставай, Камаль Масри, – сказал Раджа. – Саид Шихаби ждет.
– Но я от самого аффанди Таамри, – пролепетал Камаль, спустив ноги на пол и пытаясь нащупать ступнями свои кожаные ботинки.
Аззам ударил его в челюсть и ответил:
– Мы знаем.
Страха как такового Эван не испытывал. Казалось, он опять в армии, во время учений или операции «Защитная стена» в Дженине. Стрелял сначала стоя, потом, перебежав на следующую позицию, с колена, затем из положения лежа. Все было в точности так, как говорил Натан, – и совсем по-другому. Натан как-то не удосужился напомнить, что, когда на бегу наступаешь на торчащий из земли обломок кукурузного стебля, ощущение такое, будто тебе длинным раскаленным копьем протыкают ногу. А также он не упомянул, что, когда осветительные ракеты выпускаются не своими, как в Дженине, а чужими, начинаешь чувствовать свою полную беззащитность. Мог бы он и разъяснить, что, когда пуля срезает початок кукурузы, пролетев там, где только что была твоя голова, становится не по себе. Да и сам Эван слегка призабыл, как это бывает, когда выстрелишь в человека и видишь, что его тень, которая только что плясала черным Горлумом, теперь вдруг, взмахнув крыльями, покорно ложится прямо на дорогу и застывает смятым плащом. А потом, после боя, когда вспоминаешь об этом, по лицу текут слезы мгновенного осознания хрупкости человеческой жизни и жалости к тому, чью жизнь ты отнял, и привыкнуть к этому невозможно.
Час назад, слушая Натана, Эван вряд ли представлял себе, что «пустить по ложному следу» – это значит, соскочив с дороги, бежать под пулями по горному склону, время от времени для проформы постреливая назад, ощущая, что твой кишечник переполнен и что пройдет еще несколько часов, прежде чем у тебя будет возможность его опорожнить, а единственное, ради чего ты остановишься – это чтобы помочь подняться все тому же Натану, потому что он споткнулся и упал, и увидеть, что у него пошла носом кровь, которую он размазал по щекам, так что получились усы вроде как у барона Мюнхгаузена...
Потом они лежали в кювете, прижимаясь к стенке, укрепленной вырубленными глыбами, лежали примерно на глубине трех метров, так что заметить их было просто невозможно. Лежали и смотрели вверх, на озаряемые бежевым светом фонарей узловатые оливы. Лежали не в силах подняться. Террористы, громко ругаясь, прошли по шоссе буквально над самыми их головами и направились в сторону бывшей военной базы «Йосеф»! Они будут долго там искать и нескоро вернутся. А Натану и Эвану предстояло, коротко переведя дух, начать пробиваться в сторону бывшего и будущего поселения Канфей-Шомрон.
Напряжение спало, и Натан, так и не утерев кровь с лица, задремал. Он лежал на траве, буйно заполонившей кювет, где всегда скапливалась влага. На носу его вновь посверкивали очки, во время боя предусмотрительно спрятанные подальше. При этом он посапывал столь ритмично, что казалось, окуляры ему нужны лишь чтобы рассмотреть приятные сны.
Все-таки, несмотря на отсутствие сил, Эван был вынужден подняться и побрести по траншее вдоль пустынного в этот час шоссе. Вскоре он нашел то, что искал – большую трубу, проложенную под дорогой. Он влез в нее и, вернувшись минут через пятнадцать, остатки питьевой воды во фляге использовал для омовения рук. Подняв глаза, Эван увидел стоявшего перед ним Натана, с кровавыми усами, уже готового в дорогу. Старый поселенец протягивал ему мобильный телефон.
– Нам надо срочно выходить, – сказал он, слегка подпрыгнув. – Но прежде – позвони, позвони!
– Кому? – не понял Эван.
– «Кому-кому», – передразнил его Натан дребезжащим голосом. – Конечно же, ей! Звони и объясняй, где ты, что с тобой, почему не говорил раньше...
– Но ведь это тайна! – в отчаянье крикнул Эван.
– «Тайна-шмайна»! Об этой тайне уже по всей Самарии воробьи чирикают. Вертолет над Элон-Море, думаешь, так, на прогулку вылетел, в небе попорхать? И джип на Кабире тоже вечерний моцион совершал? В общем, звони давай, с моего, а то увидит твой номер и чего доброго не откликнется – судя по тому, что ты рассказал, гордая такая, гордая такая!
И он подпрыгнул.
– Как, прямо сейчас звонить?
– А когда же еще? – озадаченно спросил Натан. – Чего время тянуть? Каждый миг, украденный у любви...
– Так ведь два часа ночи!
– Ну и что?! – пожал плечами Натан.
– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, Вика сейчас спит...
– Что?! Спит?! Спит?!– Натан или играл или действительно был потрясен. – С ума сошел? Она что – сможет сейчас уснуть?
– Алло, сайид Шихаби? Говорит Исса Диаб. Только что звонил Ареф Мухлис. Поселенцы атаковали его группу на выходе из ущелья Летучих Мышей, после чего отступили к бывшей базе «Йосеф» к северо-востоку от Элон-Море. А шайтан их знает, зачем! Нет, сколько их – неизвестно. Явно – намного меньше, чем наших. Ребята Арефа ведут поиск, но передвигаются с крайней осторожностью – боятся нарваться на засаду.
– Ждите дальнейших распоряжений и обо всем докладывайте, – пробормотал Мазуз и отсоединился.
Пожалуй, группу Фарука сейчас выпускать преждевременно. Сначала хорошо бы понять, кто это там нарисовался в Ущелье Летучих Мышей, сколько их, имеют ли они какое-то отношение к публике из Канфей-Шомрона, и что они, а также другие поселенцы, намерены предпринять. А Фарук со своими может еще часок-другой посидеть на Оливковом поле.