Но я и так знала ответ. Достаточно вспомнить подручных Макеля. Если ты не вписываешься в рамки, в Эонии ты такой никому не нужен. Уноси ноги, пока тебя не усыпили.
Квартира Варина располагалась на двадцать восьмом этаже тонкой, как спичка, высотки. Она была небольшой, но не тесной.
В нише в углу стояла узкая белая кровать. А я-то думала, он ночует в морозильной камере или, на худой конец, в гробу.
Я провела рукой по гладкой металлической скамейке в кухонной зоне, и запустился какой-то механизм: из середины скамьи выросла раковина, снизу появилась урна, а сбоку открылась дверца шкафчика, забитого съедобными батончиками и витаминными добавками.
Варин со вздохом провел рукой в обратном направлении, и все вернулось на свои места. Тогда я переключилась на картины, висевшие по левую руку от меня, – единственное украшение в этой безликой белой комнате. На одной из них были изображены красочные лудские каналы, на другой – ночная торианская гавань, на третьей – панорама архейских гор. Остальные были зарисовками дворцового купола. Меня сразу привлекла та, что посередине, где купол поблескивал от дождя на фоне пасмурного неба. Я с восхищением пробежала пальцами по плотным, рельефным мазкам.
– С ума сойти, – пробормотала я.
– Ничего не трогай, – сказал Варин. Он нажал на какую-то кнопку, и картины задвинулись за шкаф.
– Такая у меня работа, – подмигнула я, но он даже не улыбнулся.
Мебели было немного: у стены стоял белый диван, а посреди комнаты – белый стол и один-единственный стул. Но посмотреть тут было на что: всю дальнюю стену занимало огромное окно от пола до потолка с видом на ночной город. Высотные здания горели огнями, точно опрокинутое на бок свинцово-серое небо. В Тории такого не увидишь, улицы там слишком узкие, дома – слишком приземистые.
– Пора начинать, – прозвучал голос Варина у меня за спиной.
Я и не заметила, как подошла к окну и приложила ладони к стеклу.
– Какая красота, – сказала я, не отрывая глаз от городского пейзажа.
– Да, но мы здесь не за этим.
Я бросила на него взгляд, гадая, способен ли он по-настоящему оценить что-то прекрасное, но он уже отвернулся.
Впрочем, никакой вид из окна и никакое отопление с помощью солнечной энергии не заменят мне родной дом. Я скучала даже по маминой рыбной похлебке, наполнявшей всю нашу лачугу ароматом специй и помидоров. И пусть ходить под парусом я ненавидела, солоноватый запах моря мне нравился. По этому запаху всегда можно было определить, что отец вернулся из плавания и привез с собой новые морские истории, которые в его исполнении звучали почти как песни.
Я бы что угодно отдала, лишь бы снова услышать его голос. Но это невозможно.
– Э-э… – протянул Варин, возвращая меня к действительности. У него было такое выражение лица, будто ему неловко, а еще он как-то странно двигал плечами. – Для начала мне нужно переодеться.
– Спасибо, что сообщил, – сострила я.
– Тут нет других комнат, – сказал он, наморщив лоб.
– А где же нужник?
– Киралия, – страдальчески вздохнул он. – Можешь отвернуться?
– Зачем?
– Невежливо смотреть, как другие переодеваются.
– А зачем тебе переодеваться? Разве ваши хваленые костюмы не рассчитаны на все случаи жизни? – Тут меня осенило, и я наморщила нос. – Фу-у! Так вот почему нет нужника? Они и правда рассчитаны на все случаи жизни?
Он поднял ладони.
– Да нет же. Туалет там, – сказал он, показывая на отсек в стене. Должно быть, он выдвигался, как раковина и шкафчик с едой. – Но там не развернешься, а костюму нужен отдых. – Он нажал на панель над кроватью, и из стены выдвинулась вешалка с двумя одинаковыми органическими костюмами. – Микроорганизмы устали, я это чувствую. – Он снова повел плечами.
– Какая гадость.
– Может быть, уже отвернешься?
– Ладно, – буркнула я.
Не знаю, на что он рассчитывал. Как только щелкнули застежки, я украдкой посмотрела через плечо. Он стоял ко мне спиной. Молодец. Усвоил, что мне нельзя доверять. Он стащил костюм до пояса, обнажив загорелые скульптурные плечи. Затаив дыхание, я ждала, когда из-под черной материи покажутся ягодицы.
Отвернись, Киралия. Не смотри. Хоть раз в жизни сдержи свое слово.
Но денек выдался тяжелый, и это еще мягко сказано. Поэтому я не стала слушать то, что осталось от моей совести.
В противоположность костлявому Макелю Варин был сложен атлетически. Но если Макель всегда ходил с гордо расправленными плечами, то Варин держался неуверенно, будто что-то его подкосило: то ли работа, то ли жизнь, то ли еще что. Я выкинула эту мысль из головы. Варин ясно дал понять: эонийцы беспрекословно принимают свой удел.
«Он красивый», – думала я, не в силах оторвать взгляд от его тела. С этим не поспоришь. Но внутри у него ничего не было. В его глазах не было даже искорки того огня, который горел во взгляде Макеля.
Сколько можно сравнивать Варина с Макелем? Почему, избавившись от Макеля, я постоянно мысленно к нему возвращалась?
– Я чувствую твой взгляд, – сказал Варин, застыв на месте.
– Что? Нет… я… – замямлила я, отвернувшись к окну.
Мне показалось, что он тихо усмехнулся. Я больше не оборачивалась – и в стекле все было неплохо видно.
– Я все, – сказал он минуту спустя.
– Что теперь? – спросила я как можно более деловым тоном.
По моему румянцу не трудно было догадаться, что я подглядывала, но ему, похоже, было наплевать. Он показал мне какой-то хитроумный приборчик и в ответ на мой непонимающий взгляд пояснил:
– Это записывающее устройство.
– Ладно, давай уже покончим с этим, – сказала я, хотя мне вовсе не хотелось покидать это пусть и неуютное, но довольно любопытное жилище. По крайней мере, пока. На работу я здесь не устроюсь, ведь меня, в отличие от эонийцев, не делали под заказ. Может, в Лудию податься? У меня не было знакомых, переселившихся в другой квадрант, но я знала, что ежегодно такой шанс разыгрывается в лотерею. Впрочем, к участию в лотерее допускались лишь те, кто соответствовал требованиям выбранного квадранта. Эонийцы накатали условий на десяток страниц, и попасть к ним было практически невозможно. Как и было задумано.
– Куда мне сесть? – спросила я, и он указал на единственный стул.
– А куда ты сажаешь гостей?
– Ко мне никто не заходит, – ответил он, возвышаясь надо мной с прибором в руках. Он что-то настроил, машина пискнула пару раз и тихо загудела.
– Даже друзья?
– У меня нет друзей.
– А родня?
Он нажал на пару кнопочек и только потом ответил:
– Родни тоже.
– Родня есть у каждого. Ты же не из земли вырос, подобно грибу? – Я склонила голову набок. – Или я чего-то не знаю?
– Я такой же, как ты, – сказал он, пропустив мою шутку мимо ушей. – Хотя верится в это с трудом.
Я решила не отвечать на его выпад, а вместо этого спросила:
– Тогда где же твои родители?
Родители были опасной темой. Он вполне мог задать этот же вопрос и мне.
– У нас человеку назначают партнеров в зависимости от его генотипа. Только так можно вывести идеальное потомство, – сказал он, глядя в окно. – После рождения ребенка сразу же отдают в школу на воспитание.
У меня не было слов. Чтобы у матери отбирали младенца? Неслыханная жестокость! Как эонийская королева это терпит? Какая от этого польза?
Варин бросил на меня взгляд и добавил:
– Наверное, самые близкие мне люди – это мои сверстники, с которыми я вместе вырос.
Я вздохнула с облегчением. Для него еще не все потеряно.
– И часто вы встречаетесь?
– Мы не виделись с тех пор, как окончили школу в прошлом году.
Рано я обрадовалась.
– А что твои родители? – спросила я, чуть не плача.
– Я не знаком с ними. Да и какая разница, кто это, – пожал плечами он. – Они всего-навсего доноры.
– Это чудовищно.
В его лице что-то промелькнуло. Сомнение?
– Без привязанностей у человека нет повода для зависти и ревности. У нас нет преступности, нет ненависти, нет болезней.
Он все больше напоминал ту дамочку из поезда.
– Нет семьи, нет друзей, нет любви, – продолжила я.
– А у тебя все это есть?
– У меня есть воспоминания. У меня было счастливое детство. – Я сглотнула. – У меня были родные, которые обо мне заботились и оберегали меня.
А еще у меня был любимый человек. Макель. Во всяком случае, так я считала. Видно, он, как и родители, надолго в моей жизни не задержался.
– Были? – озадаченно переспросил Варин.
Я не могла обсуждать с ним прошлое. Как он поймет мою боль, когда сам ничего не чувствует?
– Лучше потерять, чем никогда не иметь.
– По-твоему, чтобы пережить темные времена, счастливых воспоминаний достаточно? – спросил он.
В моей жизни темные времена наступали часто. Иногда я сама их вызывала. Можно ли продержаться на одних воспоминаниях, зная, что никогда уже не будешь счастлив? Оставалось только надеяться.
Повисла пауза. Варин вытащил черный ящик и открыл крышку. Внутри было два отделения, и в каждом – сотни коммуникационных чипов. Я достала первый попавшийся и покрутила в руках. В центре чипа виднелось мутное пятно.
– Сюда будем записывать?
– Нет, не сюда. – Он выхватил чип у меня из рук и положил обратно в правое отделение ящика.
– Почему?
– Здесь уже кое-что хранится.
Он вынул чип из левого отделения и вставил в записывающее устройство.
– Что? Новый заказ?
– Нет.
Варин упорно смотрел на приборчик, не поднимая глаз. Хм-м. Он явно что-то скрывал. Обманывать эонийцы не обманывали, зато часто что-нибудь утаивали. Я схватила еще один чип с пятном.
– Значит, если я положу это на язык… – Я высунула язык, чтобы его подразнить.
Он дотронулся до моей руки и умоляюще посмотрел на меня.
– Пожалуйста, не надо.
– Почему? Что на них такое? – не унималась я, поднеся чип ко рту.
Он медленно покачал головой и глубоко вздохнул. Похоже, я его утомила.