– Записанную в пустой комнате?
– И иногда на ней звучат голоса, – промурлыкал Поп.
Кевина снова пробрала дрожь.
– Настоящие голоса?
– Обычно это игра воображения. – Поп поморщился. – Но раз или два люди, которым я доверяю, говорили, что слышали настоящие голоса.
– А вы сами их слышали?
– Однажды, – коротко ответил Поп и долго молчал; Кевин уже отчаялся что-нибудь услышать, когда старик продолжил: – Одно слово. Четкое, как удар колокола. Дважды записанное в ванной пустого дома. Мужчина убил там жену в 1946 году.
– Какое слово? – спросил Кевин в полной уверенности, что ответа не получит. Но не спросить не мог.
Однако Поп ответил.
– Раковина.
– Раковина? – Кевин был в недоумении.
– Да…
– Но это ничего не значащее слово.
– Возможно, что-то оно и значит, если учесть следующее: мужчина перерезал ей горло и держал голову над раковиной, чтобы кровь не пачкала пол.
– О Боже!
– Вот-вот.
– Неужели так и было?
Поп не удосужился ответить.
– А может, пленку подделали?
– Это тоже подделка? – Поп указал на полароидные фотографии.
– Господи!
– Теперь «полароиды», – по-деловому продолжил Поп, словно писатель, закончивший одну главу и начав следующую фразой: «А тем временем в другой части леса…» – Я видел фотографии с изображениями людей, а эти люди клянутся, что в момент съемки находились в другом месте. Одну такую фотографию, знаменитую, сделала женщина в Англии. Сняла охотников на лис, под вечер возвращающихся домой. Они видны все, человек двадцать, идущие по маленькому деревянному мосту. Первые охотники уже миновали мост. В правой части фотографии, у самой дороги, стоит женщина в длинном платье и шляпке с вуалью, которая не позволяет увидеть лицо. На груди у нее медальон или часы, в руке книжка.
Когда снимок проявился, женщина-фотограф очень разволновалась. Ведь она хотела сфотографировать охотников на лис, и никого больше. Кроме них, никого около моста не было. А на фотографии появилась эта женщина. Если же приглядеться, то видно, что сквозь ее силуэт проглядывают деревья.
«Он это все выдумывает, вешает мне лапшу на уши, а когда я уйду, посмеется надо мной», – думал Кевин, зная при этом, что Поп Меррилл не из таких.
– Женщина-фотограф приехала погостить в один из больших английских особняков, которые часто показывают в образовательных телепрограммах, и когда показала там свою фотографию, хозяин дома лишился чувств. Вот это могли и приврать. Скорее всего приврали. Похоже на выдумку, не так ли? Но я видел статью, проиллюстрированную этой фотографией и портретом прабабушки хозяина дома. Судя по всему, женщина одна и та же. Хотя точно сказать нельзя: вуаль скрывала лицо. Лично мне показалось, что женщина одна и та же.
– А это не мошенничество? – выдохнул Кевин.
– Возможно, – безразлично пожал плечами Поп. – Людям свойственны всякие глупости. Взять вот моего племянника, Эйса. Отсиживает четыре года в Шоушенке. Залез в «Веселого тигра». По глупости. А шериф Пэнгборн упрятал его в тюрьму. Хотя парень заслуживал разве что хорошей выволочки.
Кевин, проявив несвойственную своему возрасту мудрость, промолчал.
– Когда призраки показываются на фотографиях, во всяком случае, люди заявляют, что на фотографии присутствуют призраки, в девяноста девяти случаях из ста это «полароиды». И почти всегда такие снимки делаются случайно. А вот фотографии с летающими тарелками и чудовищем Лох-Несс – скорее всего подделки, изготовленные в фотолаборатории.
И мистер Меррилл в третий раз подмигнул Кевину, как бы говоря: ну до чего же глупы эти беспринципные фотографы, имеющие в своем распоряжении отлично оборудованные лаборатории.
Кевин хотел было спросить Попа, а какие глупости проделываются с ведьмиными досками, но в последний момент предпочел не раскрывать рта. И похоже, поступил правильно.
– Вот почему я и спрашивал, не увидел ли ты чего знакомого на этих полароидных фотографиях.
– Не увидел, – с жаром ответил Кевин и испугался, что Поп решит, будто он врет: на этом всегда ловила его мать: он слишком горячо гнул свое.
– Понятно. – Поп, однако, так легко поверил ему, что Кевин даже чуть не обиделся.
– Так что? – Кевин нарушил тиканье и таканье. – Поставим на этом точку, да?
– Может, и нет. Что я хочу сказать, у меня возникли кое-какие идеи. Можешь сделать еще несколько фотографий этой камерой?
– А какой смысл? Они же одинаковые.
– В том-то все и дело. Не одинаковые.
Кевин открыл рот, закрыл.
– Из них вроде бы даже складывается фильм. – И, заметив изумление в глазах Кевина, Поп торопливо добавил: – Маленький фрагмент.
– И сколько мне сделать фотографий?
– Сколько у нас уже есть? Двадцать восемь, не так ли?
– Да, думаю, что да.
– Еще тридцать, – изрек Поп после короткого раздумья.
– Зачем?
– Не хочу говорить. Во всяком случае, пока. – Он вытащил кошелек, достал десятку, помялся, с неохотой добавил еще две долларовые купюры. – Пожалуй, половину расходов это покроет.
«Да, покроет», – подумал Кевин.
– Если тебя действительно интересует, что за фокус выделывает эта камера, ты внесешь остальную сумму, не так ли? – Глаза Попа поблескивали, как у старого любопытного кота.
Кевин понимал, что Поп не просто ждет его согласия: Поп Меррилл и представить себе не мог, что парень откажется. «Если я скажу «нет», – подумал Кевин, – он просто меня не услышит. Скажет: «Ну вот мы и договорились», – и я окажусь на тротуаре с его деньгами в кармане, хочу я того или нет».
Деньги у Кевина были: полученные на день рождения.
И все-таки не следовало забывать о пробегавшем по спине холодке. О том холодке, которым веяло с этих фотографий, несмотря на их обманчиво гладкую, блестящую поверхность. Он чувствовал этот холодок, хотя фотографии, казалось, твердили обратное: «Мы всего лишь «полароиды», и, по причинам, которые мы не можем высказать и тем более объяснить, мы показываем только статические изображения». Но холодок-то был. Откуда?
Кевин все мялся, а ярко-синие глаза за стеклами без оправы оценивающе оглядывали его. «Я не собираюсь спрашивать, человек ты или мышь, – читалось в глазах Попа Меррилла. – Тебе пятнадцать лет, и, что я хочу сказать, в пятнадцать ты еще, конечно, не мужчина, но уже староват быть мышью, мы оба это знаем. И потом, ты ведь не Чужак: ты из города, так же, как и я».
– Конечно. – Легкость, прозвучавшая в голосе, не обманула ни одного из них. – Пленку я куплю сегодня, а фотографии принесу завтра после школы.
– Нет.
– Завтра вы не работаете?
– Дело не в этом, – ответил Поп, и потому, что он тоже был из города, Кевин терпеливо ждал продолжения. – Ты собрался отснять все фотографии разом, не так ли?
– Да. – Кевин, правда, об этом не думал, но полагал, что по-другому и быть не должно.
– Мне кажется, это не лучший вариант, – покачал головой Поп. – Где ты будешь снимать – не важно, главное – когда. Дай-ка поразмыслить.
Поп подумал, а затем расписал на листке время каждого снимка. Листок Кевин сунул в карман.
– Вот так! – Поп потер руки. – Значит, увидимся… через три дня?
– Да… Похоже на то.
– Держу пари, в понедельник ты будешь тихонько ждать окончания занятий, ничем не выражая своего нетерпения. – Поп в четвертый раз подмигнул Кевину. – Я хочу сказать, твои друзья не увидят, что ты идешь сюда, и не увяжутся за тобой.
Кевин покраснел и начал собирать «полароиды» с верстака, чтобы чем-то заняться.
– Я… – начал было он, но понял, что протест прозвучит неубедительно, и замолчал, уставившись на одну из фотографий.
– Что? – спросил Поп с тревогой в голосе, но Кевин его не услышал. – Такое ощущение, что теперь и ты, сынок, увидел призрак.
– Нет, – покачал головой Кевин. – Не призрак. Я увидел того, кто сделал эту фотографию. Настоящего фотографа.
– Что ты такое говоришь?
Кевин указал на тень.
Он, отец, мать, Мег и даже мистер Меррилл, похоже, принимали ее за тень дерева, которое не попало в кадр. Но тень была не от дерева. Теперь Кевин ни на йоту в этом не сомневался.
– Не понимаю, куда ты клонишь, – вырвалось у Попа.
Но Кевин знал, что старику многое понятно.
– Посмотрите на тень собаки, – показал Кевин. – А теперь взгляните сюда. – Он ткнул пальцем в левую часть фотографии. – На фотографии солнце либо встает, либо садится. Поэтому все тени длинные, и трудно понять, кто их отбрасывает. Но я сейчас взглянул на эту тень, и мне словно открылась истина.
– Какая истина, сынок? – Поп потянулся к ящику, наверное, чтобы вновь достать увеличительное стекло, но… лупа не понадобилась. Истина открылась и ему.
– Это тень мужчины, не так ли? – спросил Поп. – Чтоб мне попасть в ад, если это не тень мужчины!
– Или женщины. Точно не определить. Это ноги. Я уверен, что ноги, но принадлежать они могут и женщине в джинсах. Или даже подростку. С такой длинной тенью…
– Да, точно не определишь.
– Это тень фотографа, не так ли?
– Да.
– Но эта тень не моя, – продолжил Кевин. – Фотография сделана моей камерой… как и остальные… но фотографировал не я. Тогда кто, мистер Меррилл? Кто?
– Зови меня Поп, – рассеянно ответил старик, глядя на тень; Кевин аж зарделся от гордости.
И в этот самый момент часы решили, что пора отметить прошедшие полчаса.
Глава 3
Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в «Империю изобилия». А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.
Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику, составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами: первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула, вторые десять – через два, третьи – через три часа. Последние фотографии Кевин отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть. Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так испугали его,