– Конечно, у меня все в порядке, – ответил он, услышав ее вопрос. Морт тщательно выговаривал слова, как пьяный, старающийся убедить окружающих, что он трезв. Вообще-то он тогда не вполне очнулся от сна и в самом деле чувствовал себя немного пьяным. Слова, как какие-то формы, казались чересчур большими для рта, будто куски мягкого, рыхлого камня, и Морт продолжал с большой осторожностью, ощупью пробираясь через начальные формальности, будто впервые вел телефонный разговор. – А как ты?
– О, прекрасно, я прекрасно, – сказала Эми, и в трубке зажурчал короткий смешок, означавший, что она либо флиртует, либо отчаянно нервничает. Насчет флирта Морт сомневался. Сейчас? Вряд ли. Осознав, что она нервничает, Морт немного расслабился. – Просто ты там совсем один, может случиться все, что угодно, и никто не узнает… – Она резко оборвала фразу.
– Я не совсем один, – кротко сказал он. – Сегодня заходила миссис Гэвин, и Грег Карстерс всегда рядом.
– О, я и забыла о том, что крышу надо чинить, – произнесла Эми, и Морт на мгновение испытал удовольствие от того, как естественно они разговаривают. Естественно и… неразведенно. Послушать нас, подумал он, так никогда не догадаешься, что в моей постели подлец риелтор… в моей бывшей постели. Морт ждал, когда вернется боль, обида, ревность, ярость обманутого мужа, но только призрак шевельнулся там, где раньше бурлили эти, пусть и неприятные, чувства.
– Зато Грег не забыл, – сказал Морт. – Вчера он заходил и полтора часа ползал по крыше.
– Там очень все плохо?
Морт начал рассказывать, и они минут пять говорили о крыше, пока он медленно просыпался; они говорили о старой крыше как ни в чем не бывало, будто все осталось по-старому, будто они проведут следующее лето под новыми кедровыми досками. «Дайте мне крышу, дайте мне доски, – подумал он, – и я проговорю с этой стервой целую вечность».
Он словно со стороны слушал свои реплики, и в нем возникло и росло ощущение нереальности, словно он возвращался в полусон-полубодрствование, в состояние зомби, в котором отвечал на звонок. Он не мог больше этого выносить. Если это соревнование, кто дольше сможет притворяться, что последних шести месяцев не было, он охотно уступит первое место. Более чем охотно.
Эми спрашивала, где Грег собирается взять кедровую дранку и позовет ли мастеров из города, когда Морт перебил ее:
– Зачем ты позвонила, Эми?
Возникла секундная пауза. Морт чувствовал, как Эми подбирает и тут же отвергает ответы, как женщина примеряет шляпки, и от этого в нем действительно зашевелился гнев. Одно из качеств Эми – из очень немногих, кстати, которое он в ней ненавидел, – абсолютно бессознательная двуличность.
– Я тебе сказала зачем, – ответила она наконец. – Узнать, как у тебя дела. – Ее голос снова звучал взволнованно и неуверенно, а это обычно означало, что она говорит правду. Когда Эми лгала, у нее появлялась интонация, с которой обычно сообщают, что земля круглая. – У меня было предчувствие… я знаю, ты в такое не веришь… не веришь ведь, да, Морт? Но ты знаешь, что они у меня бывают и что я в это верю… Да, Морт? – Поразительно, в ее голосе не осталось и следа усвоенного жеманства или гневно-оборонительной манеры: казалось, она почти умоляла его.
– Да.
– Ну у меня возникло… Я делала себе сандвич, и у меня возникло предчувствие, что ты… что с тобой не все хорошо. Я некоторое время сдерживалась – думала, пройдет, но это ощущение не уходило. Поэтому я не выдержала и позвонила. У тебя точно все в порядке?
– Да, – сказал он.
– И ничего не случилось?
– Ну кое-что случилось, – признал он после короткой внутренней борьбы. Возможно, даже очень возможно, что Джон Шутер (если это его настоящее имя, твердил голос в голове Морта) сначала искал его в Дерри и лишь потом приехал сюда. В это время года Морт обычно жил в Дерри. Что, если это Эми направила Шутера в Тэшмор-Глен?
– Я так и знала, – насторожилась она. – Ты порезался своей мерзкой цепной пилой? Или…
– Ничего, требующего госпитализации, – сказал Морт, улыбнувшись. – Всего лишь досадное недоразумение. Эми, тебе что-нибудь говорит имя Джон Шутер?
– Нет, а что?
Он коротко и раздраженно выдохнул. Эми была умная женщина, но у нее раз и навсегда замкнуло связь между мозгом и ртом. Он помнил, как однажды подумал – ей надо купить футболку с надписью: «Говори сейчас, думай потом».
– Не отвечай сразу, выжди несколько секунд и подумай. Он довольно высокий, около шести футов, на вид, я бы сказал, лет сорока пяти. По лицу можно дать и больше, но двигается как человек сорока с небольшим. Лицо провинциального жителя – румянец, много мелких морщин от солнца. Увидев его, я еще подумал, что он похож на персонаж Фолкне…
– К чему ты клонишь, Морт?
И тут он все ощутил заново. Сейчас он уже понимал, почему, задетый, ошарашенный, он не поддался отчаянному желанию, появлявшемуся в основном по ночам, попросить Эми хотя бы попытаться уладить возникшие разногласия. Ему казалось, если просить достаточно долго и настойчиво, то она согласится. Но факт есть факт: брак трещал по швам и без риелтора. Пронзительно-сварливая интонация, появившаяся сейчас в голосе Эми, – еще один симптом того, что убило их брак. Что ты еще наделал? – спрашивала… нет, требовала ответа интонация. Во что ты на этот раз влез? Объяснись!
Он закрыл глаза и с сипением выдохнул через стиснутые зубы, прежде чем ответить. Он рассказал Эми о Джоне Шутере, о его рукописи и о своем рассказе. Эми отлично помнила «Время сева», но поклялась, что не знает Джона Шутера – «такую фамилию не забудешь», сказала она, и Морт был склонен согласиться, – и уж тем более она не видела его.
– Ты уверена? – настаивал Морт.
– Да, – ответила Эми. В ее голосе появилась обида. – После твоего отъезда такой человек не появлялся. Прежде чем ты снова посоветуешь мне сначала подумать, а потом говорить, позволь тебя уверить: я очень четко помню все, что происходило после этого.
Она замолчала. Морт слышал, что она сейчас говорит с усилием, будто ей и в самом деле больно, и в нем проснулась маленькая злая радость. В глубине души он совсем не радовался. Он даже испытывал отвращение от этого своего злорадства. Однако в то же время Морт внутренне ликовал. И это никак нельзя было изменить или не замечать.
– Может, Тед его видел, – настаивал он. Тед Милнер – так звали риелтора. Морт до сих пор не мог поверить, что Эми бросила его ради этого риелтора, и понимал, что отчасти именно его собственное самомнение стало причиной разрушения их брака. Но ведь он не утверждает, особенно перед самим собой, что невинен, как барашек Мэри?
– Это у тебя такие шутки? – В голосе Эми прозвучали гнев, стыд, обида и вызов.
– Нет, – ответил Морт, начиная уставать.
– Тед здесь не бывает, – сказала она. – Тед сюда практически не заходит. Это я… Я хожу к нему.
Спасибо, что со мной поделилась, чуть не сказал Морт, но сдержался, желая хотя бы один разговор закончить без взаимных обвинений. Поэтому он не поблагодарил Эми за откровенность и не съязвил, что это ненадолго, и даже не спросил у нее: «Да что за фигня с тобой творится?»
В основном потому, что она могла задать ему тот же вопрос.
8
Эми предложила позвонить Дейву Ньюсаму, констеблю Тэшмора-Глена, – в конце концов, этот Шутер может быть опасен. Морт ответил, что пока не видит в этом необходимости, но если тот человек объявится снова, он, пожалуй, побеспокоит Дейва звонком. После обмена высокопарными учтивостями они положили трубки. Морт чувствовал: Эми очень задета его уклончивым предположением, что риелтор Тед теперь сидит в кресле Медвежонка Морти и спит в постели Медвежонка Морти, но искренне не понимал, как обходить тему Теда Милнера. Этот человек стал частью жизни Эми. И позвонила она сама, вот в чем штука. У нее в очередной раз возникло глупейшее предчувствие, и она ему позвонила.
Морт дошел до развилки, откуда правая тропинка поднималась по крутому берегу озера к Лейк-драйв. Он пошел туда, ступая медленно, любуясь красками осени. Когда Морт миновал последний изгиб и впереди показалась узкая асфальтовая лента, он даже не очень удивился, увидев пыльный синий универсал с номерами штата Миссисипи. Автомобиль напоминал часто поротого пса, посаженного у дерева на цепь. Рядом находился Джон Шутер – он прислонился к правому переднему крылу, скрестив руки на груди.
Морт ждал, что пульс участится от притока адреналина, но сердце билось ровно, и надпочечники, посовещавшись, решили пока не напрягаться.
Прятавшееся за тучей солнце выглянуло снова, и осенние краски, и без того яркие, словно взорвались и запылали. На земле появилась его, Морта, тень – темная, длинная, четкая. Круглая шляпа Шутера показалась еще чернее, голубая рубашка еще синее, а воздух был так прозрачен, что визитер казался вырезанным ножницами из иной реальности, ярче и живее той, которую знал Морт. Он понял, что ошибался насчет причин нежелания звонить Дейву Ньюсаму, – ошибался или обманывал себя и Эми. Правда заключалась в том, что он хотел разобраться с этим делом сам. Доказать себе, что по-прежнему есть кое-что, с чем я В СОСТОЯНИИ справиться, подумал он и пошел вверх, туда, где его ждал Джон Шутер.
9
Прогулка вдоль озера была долгой и неторопливой – Морту требовалось обдумать не только звонок Эми, пока он выбирал, перешагнуть или обойти упавшее дерево, или останавливался запустить по воде попадавшиеся на тропинке плоские камешки (в детстве он бросал «блинчик» на воду, камешек подпрыгивал не меньше девяти раз, но сегодня лучшим результатом стали четыре касания). Морт думал, как быть с Шутером, когда – и если – Шутер снова появится.
Он действительно ощутил мимолетную – а может, не такую и мимолетную – вину, увидев, что два рассказа почти идентичны, но с этим он разобрался: в том крылась вселенская вина, которая, как ему казалось, время от времени накрывает всех беллетристов. Что касается самого Шутера, тут Морт испытывал лишь раздражение, гнев… и некое облегчение. Его несколько месяцев переполняла безвекторная ярость. Наконец-то появился осел, которому можно привесить этот дрянной вонючий хвост.