Он вытащил вилку телефона из розетки – кто бы ни звонил, когда он подходил к дому, подождет еще немного (всегда пожалуйста) – и пошел в гостиную.
Морт привычно разложил подушки – одну под голову и одну под шею – и стал смотреть на озеро, где тонуло солнце в конце слепящей золотой дорожки. Еще никогда в жизни мне не было так чудовищно плохо и одиноко, подумал он с некоторым удивлением. Затем веки медленно опустились, прикрыв покрасневшие глаза, и Морт Рейни, которому еще только предстояло столкнуться с настоящим ужасом, заснул.
12
Ему приснилось, что он в классе.
Это был знакомый класс, хотя Морт не мог объяснить почему. Он был в классе с Джоном Шутером. На сгибе локтя Шутер держал хозяйственную сумку. Из сумки он вынул апельсин и задумчиво подбрасывал и ловил его одной рукой. Он смотрел в направлении Морта, но не на него: его взгляд словно притягивало нечто, находившееся за плечом Морта. Рейни повернулся и увидел шлакобетонную стену, школьную доску и дверь с матовым стеклом. Через секунду он разобрал надпись на обратной стороне матового стекла.
«Добро пожаловать в школу ударов судьбы», – значилось там. Надпись на доске прочесть было проще: «“Время сева”, рассказ Мортона Рейни».
Что-то просвистело над плечом Морта, едва не попав в его голову. Апельсин. Морт отшатнулся, съежившись, и апельсин, ударившись о доску, лопнул с отвратительным хлюпающим звуком и залил написанное кровью.
Морт повернулся к Шутеру. Прекратите! – крикнул он дрожащим бранчливым голосом.
Шутер снова полез в сумку. В чем дело? – спросил он спокойно и твердо. Разве ты не умеешь сразу распознавать кровавые апельсины? Что же ты за писатель тогда?
Он бросил новый апельсин и забрызгал темно-красным имя Морта. Медленные красные струйки поползли по стене.
Хватит! – закричал Морт, но рука Шутера снова медленно и неотвратимо опустилась в сумку. Длинные мозолистые пальцы впились в кожуру очередного апельсина – кровь выступила через поры крохотными каплями.
Не надо больше! Не надо! Пожалуйста! Не надо! Я призна́юсь! Я призна́ю все, что угодно, только прекратите! Все, что угодно, только перестаньте! Только…
13
…прекратите, только прекратите…
Морт куда-то летел. В последнюю секунду он схватился за край дивана, предотвратив короткое и наверняка болезненное падение на пол. Поспешно перекатившись к спинке, он несколько секунд лежал, вцепившись в подушки, дрожа и пытаясь удержать обрывки сна.
Что-то о классе, кровавых апельсинах и школе ударов судьбы. Образы стремительно стирались; остальное вообще ушло. Все это было реальным. Слишком реальным.
Открыв наконец глаза, Морт, к счастью, мало что увидел: закат давно отгорел. Мышцы ужасно затекли, особенно у основания шеи: должно быть, он проспал часа четыре или пять. Он осторожно подошел к выключателю, удачно разминувшись с восьмиугольным стеклянным кофейным столиком (появилась мысль, что чертов столик обладает каким-то разумом и с наступлением темноты передвигается, чтобы было удобнее кромсать хозяину голени), затем направился в холл звонить Эми. На ходу Морт посмотрел на часы. Четверть одиннадцатого. Выходит, он проспал больше пяти часов… и не в первый раз. Но все равно ему не придется целую ночь ворочаться с боку на бок. Судя по опыту последних дней, он провалится в сон, едва голова коснется подушки.
Морт снял трубку, удивился мертвой тишине и тут же вспомнил, что вырвал проклятому аппарату ядовитый зуб. Он пропустил провод между пальцами, нашел штекер, повернулся, чтобы вставить его в гнездо, и… замер. Отсюда через маленькое окно слева от двери черного хода было видно крыльцо, где таинственный и неприятный мистер Шутер вчера оставил под камнем свою рукопись. Морт увидел, что на мусорном ящике что-то лежит. Что-то белое и что-то темное. Темное выглядело отвратительно: на долю секунды Морта окатило испугом, что там копошится огромный паук.
Уронив телефонный провод, он поспешно включил свет на крыльце. После этого какое-то время – Морт не знал, долго или нет, и не хотел знать, – он не мог сдвинуться с места.
Чем-то белым оказался листок бумаги – простой листок для пишущей машинки, восемь с половиной на одиннадцать дюймов. Хотя мусорный ящик был в добрых пятнадцати футах от места, где стоял Морт, слова на листке были выведены размашисто и читались легко. Шутер писал либо карандашом с очень мягким грифелем, либо куском угля для рисования: «ПОМНИТЕ, У ВАС ТРИ ДНЯ. Я НЕ ШУЧУ».
А чем-то черным оказался Бамп. Шутер сломал коту шею, прежде чем прибить его к крышке мусорного ящика отверткой, взятой в пристройке дома Морта Рейни.
14
Морт не помнил, как очнулся от оцепенения, сковавшего тело. Только что он стоял, застыв, в холле у телефона, уставившись на старого доброго Бампа, у которого, казалось, выросла рукоятка отвертки в центре груди, где у него было белое пятнышко («манишка», как любила говорить Эми). И уже в следующее мгновение Морт оказался на веранде в стылом ночном воздухе, обжигавшем через тонкую рубашку, и старался смотреть сразу в шести направлениях.
Морт попытался успокоиться. Шутер, конечно, ушел, потому и оставил записку. Он не производил впечатления извращенца, получающего удовольствие от подглядывания. Он помешанный, без сомнений, но помешанный на другом. Бампа он просто использовал, использовал для запугивания Морта, так фермер прибегает к помощи лома, наткнувшись на заупрямившийся камень на своих сорока акрах. Ничего личного, просто очередное безотлагательное дело.
Морт вспомнил, какие глаза были у Шутера днем, и его затрясло. Нет, дело как раз было личным. В высшей степени личным.
– Он уверен, что я все-таки сделал это, – прошептал Морт, глядя в холодную мэнскую ночь. Слова вырывались у него отрывистыми кусками, словно откушенными стучащими зубами.
Он подошел к мусорному ящику – желудок описал кульбит, как собака, обученная трюкам. На лбу проступил холодный пот. Морт не был уверен, что сможет сделать то, что требовалось. Голова Бампа свисала влево, что придавало ему гротескно-вопросительный вид. Зубы, мелкие, чистые и острые, как иголочки, были оскалены. Вокруг жала отвертки на
(манишка)
белом пятне была кровь, но совсем мало. Бамп был ласковый. Если бы Шутер к нему подошел, Бамп не стал бы убегать. Так, видимо, Шутер и сделал, подумал Морт, стирая со лба липкий пот. Шутер поднял кота, пальцами сжал его шею, как палочку от эскимо, и пригвоздил к наклонной крышке тумбы для мусора, пока Морт Рейни спал если не сном праведника, то, во всяком случае, абсолютно безмятежно.
Скомкав листок бумаги, Морт сунул его в задний карман и положил руку на грудку Бампу. Тельце, еще не окоченевшее и даже не совсем остывшее, подавалось под рукой. Желудок Морта снова перевернулся, но он, сжав пальцы вокруг желтой пластиковой рукоятки, выдернул отвертку.
Затем Морт бросил ее на веранду и взял бедного старину Бампа, вялого, как узел с тряпками. Желудок Морта уже парил в свободном падении – переворачивался, переворачивался и переворачивался. Морт приподнял одну из двух крышек мусорного ящика и закрепил крючком, чтобы тяжелая крышка не обрушилась на руки или голову тому, кто вытряхивает ведро. Внутри в ряд стояли три бака. Морт приподнял крышку среднего и осторожно опустил туда кота. Тельце раскинулось на оливково-зеленом мусорном пакете, как меховой палантин.
Неожиданно Морта охватило настоящее бешенство. Появись сейчас Шутер на подъездной дорожке, он бросился бы на него, не раздумывая ни секунды, – сбил бы с ног и задушил, если бы хватило сил.
Легко и очень заманчиво.
Может, и так. А в сущности – какая теперь разница? Шутер не просто убил единственного компаньона Морта в пустом доме у озера; он совершил это, пока Морт спал, и теперь трупик старины Бампа вызывал отвращение до рвотных позывов.
Сильнее всего на Морта подействовало, что ему пришлось положить своего славного кота в мусорный бак, как какой-то бесполезный хлам.
Я похороню его завтра. На пятачке рыхлой земли слева от дома, с видом на озеро.
Да, но сегодня Бамп, которым пренебрегли, будет лежать на зеленом пакете в мусорном ящике, а все потому, что рядом бродит сбрендивший сукин сын, затаивший злобу из-за рассказа, о котором Морт Рейни не вспоминал уже лет пять. Этот человек не в себе, и Морт боялся сейчас закапывать Бампа, поскольку, несмотря на записку, Шутер вполне мог затаиться в темноте.
Я хочу его убить. Если этот псих будет и дальше меня провоцировать, я, возможно, попытаюсь это сделать.
Морт вернулся в дом, захлопнул дверь и запер ее. Затем не спеша пошел по дому, запирая все двери и окна. Покончив с этим, он вернулся к окошку у двери черного хода и задумчиво посмотрел в темноту. Он видел отвертку, лежавшую на половицах, и темную круглую дырку от отвертки в правой крышке мусорного ящика.
Он вдруг вспомнил, что хотел позвонить Эми.
Вставив штекер в розетку, Морт набрал номер, проворно нажимая знакомые кнопки – сумма цифр напомнила о доме – и соображая, говорить Эми о Бампе или нет.
После привычных щелчков в трубке возникла неестественно долгая пауза. Морт уже готов был повесить трубку, когда за последним щелчком – неожиданно громким, почти как стук, – раздался механический голос, оповестивший, что набранный номер не обслуживается.
– Прекрасно, – пробормотал Морт. – Что ты еще натворила, Эми? Болтала, пока провода не перегорели?
Он нажал на рычаг, решив все-таки позвонить Изабелл Фортин. Он пытался вспомнить ее номер, когда телефон зазвонил у него в руке.
До этого Морт не сознавал, насколько он взвинчен. Коротко-пронзительно вскрикнув, он дернулся, выронив трубку на пол, и едва не упал, споткнувшись о проклятую скамейку, которую Эми купила в пару к телефонному столику (и которой никто не пользовался, включая саму Эми).
Он судорожно замахал рукой, схватился за книжный шкаф и удержался на ногах. Схватив трубку, он крикнул: