Алексей, обернувшийся минуты за три, застал его разговаривающего и услышал обрывок фразы:
—... задействуйте как можно скорее. — И затем на прощанье: — Голубя моего не забывайте кормить.
— Какого голубя, Сергей Петрович?
— Прилетает ко мне один. В офис, садится на подоконник.
Крупный серый уличный голубь повадился вдруг ворковать и разгуливать вдоль окна. Как-то он его покормил кусочками хлеба, а потом стал сыпать немного гречки на подоконник. Гречка серому дураку очень понравилась, и процесс, сам собою, превратился в обязательный ежедневный. Птица знала, что завтра у нее будет пища, он знал, что завтра даст ей поесть — «завтра» объединяло их, делалось понятнее и реальней.
— Лупу нашел?
— Вот она.
Бумажный кулечек уже лежал на полированном столике.
Алексей вдруг стукнул себя ладонью по лбу.
— Фу, от этих событий мозги совсем не работают.
— Что такое? — человек вытряхнул окурок на стол.
— Макар, деревенщина наша, он же любопытный.
— Ну и? — очки укрепились на положенном месте для исследования окурка.
— Вечером вчера пошел с картой для ужина, в баре активный там разговор. Макар затих и прислушался.
— Затих и прислушался, — повторили за ним.
— Да. Владимир с Олегом. И Владимир агитировал Олега в том смысле, что надавить слегка на Елену надо, чтобы подбросила им еще.
Он замолчал, не уверенный, что на его слова обращают внимание — все оно, казалось сейчас, сосредоточено на черном конце сигареты, который был приподнят и подставлен под лупу.
— Я слушаю тебя, Алексей, внимательно слушаю.
— То есть Владимир подначивал Олега спилить еще денег, дескать, мужу она все равно больше отвалит.
Пальцы начали осторожно разминать черноватый конец.
— Интересно, — прозвучало неизвестно к чему.
— Макар там долго таиться не мог, но услышал, что Олег на подначки не соглашался, говорил — она и так поступила по совести.
Человек на секунду отвлекся.
— Мужу больше отвалит? Что-то я встретил сегодня утром нерадостным этого мужа.
Изучение продолжилось.
Выглядело все-таки так, что информация не вызвала особенного интереса.
И вопрос прозвучал совсем о другом:
— На балконе у Владимира следы воды, но в вещах ничего мокрого нет? Под кроватью, матрацем?
— Ничего.
Кончик сигареты был уже хорошо размят, и на полировку высыпались табачные крошки. Лупа, неизвестно зачем, направилась теперь прямо на них.
Однако разговор к теме вернулся:
— А сколько именно выдавить из Елены, Владимир не произносил?
— Я спрашивал, про цифры Макар не слышал.
Через пару минут работа за столиком прекратилась — окурок отправился обратно в кулек, туда же, сдвинутые к краю стола, ссыпались табачные крошки.
— Ждем-с! — было объявлено на всю комнату.
— Чего именно, Сергей Петрович?
— Ну, не вечерней звезды, конечно. Звонка, Леша, звонка.
На молодом лице написано восхищение, застыло и не уходит.
— Как вы на это предположение вышли, Сергей Петрович? Фантастика просто!
— Не фантастика, Леша, а опыт. Нюх, может быть какой-то, с ним развивается. Даже наверное развивается. Тут, знаешь, как врач угадывает больного.
— Мне где находиться?
— За креслом моим прогуливайся, у бара постой.
— Может быть, взять второго для подстраховки? На крайний случай?
— Ну а я на что? Я, брат, каждый день тридцать отжиманий на кулачках делаю.
Приближающиеся шаги услышали, и все трое повернули к ним головы.
Владимир сразу же сообщил:
— Нотариус прибудет минут через двадцать.
— Успеем, — проговорил человек, усаживаясь в свое кресло.
Ответ прозвучал индифферентно и безобидно, Алексей, заложив руки за спину, с видом ожидающего каких-то могущих быть указаний, отошел на несколько шагов к зелени сада.
Спокойная, в общем, расслабленная атмосфера. Аркадий сидит уже в кресле прямо, с уставшим и безразличным в лице выраженьем. Все что-то тут пили, но явно в меру.
— Я вот ни одного дела не помню, у себя или у своих коллег, чтобы преступник не допустил ошибки или ошибочки, — неожиданно произнес человек.
Сказанное сопроводилось улыбкой и прозвучало в воспоминающей интонации.
Олег вежливо подкивнул словам, полагая в них обращение исключительно к давнему прошлому, Владимир будто и не услышал, но в глазах Аркадия появилось внимание.
— Знаете, господа, все-таки раздевалку кто-то посещал после смерти Елены, — сказано было опять мирным тоном, — я там обнаружил окурок, — рука показала на стол, — вот, от «Парламент лайт».
— Э, позвольте, — прервал Владимир, — Елена сама курила эти же сигареты.
— Я знаю, что она курила, но на фильтре нет следов от помады, а на губах помада была. — Голос вдруг сменился с добродушного на быстрый и злой: — Она не сама утонула, ее утопили — схватили сзади за плечи и дернули вниз.
В наступившей тишине было слышно, как Алексей переступил с ноги на ногу.
— Как? — недоверчиво произнес Олег.
— Вот именно так, как я только что сказал.
— А... а зачем?
— Чтобы больше получить по наследству, разумеется. Совершить это мог один человек, или действовали группой по сговору.
— Вы что хотите сказать, — Аркадий подал корпус вперед, — и я мог убить собственную жену?
Говорившего это ничуть не смутило.
— А ты думаешь, в моей практике не встречалось такое?
— Чушь! — снова прервал Владимир. — При пяти миллионах идти на убийство ради... — он вдруг затруднился.
— Ради ста тридцати, например, — подсказал человек.
Тот откинулся на спинку, нашел позу неудобной и завозился в кресле.
— Нет, но это нелепица. И почему вы решили, что ее утопили, в конце концов?
— По нескольким отметинам на теле и двум дополнительным обстоятельствам. Про одно я уже сказал — окурок, брошенный в раздевалке. А другое касается непосредственно вас, точнее, следов воды на вашем балконе. От чего, сударь, следы?
Иногда лица людей мгновенно бледнеют.
И на какое-то время отнимается речь.
Он, однако, нашел в себе силы, чтобы хрипло произнести:
— Это провокация.
— Никакой провокации. И еще есть свидетель вашего разговора с Олегом, охранник подслушал из невинного любопытства. Вы уговаривали Олега оказать давление на Елену, чтобы выделила вам больше денег. Он отказался в этом участвовать. Будете отрицать?
Взгляд передвинулся на соседа.
— Уговаривали вас незадолго до ужина. Позже это продолжилось?
— Не продолжилось, — тот повел рукой, пытаясь отвести неприятное, — не было, по совести говорю, я отказался — и все.
— Вот за это, благодарю, — почти радостно объявил человек и заметил, что Аркадий поднимается в кресле.
— Володя, так ты...
Алексею, незаметно оказавшемуся за креслами у бара, потребовалось всего три быстрых шага навстречу. Его рука выразительно показала — сидеть, а корпус закрыл видимое Аркадию пространство.
Тот, тем не менее, нашел способ выглянуть на убийцу.
— Так ты гад...
Он не закончил, отправленный толчком в кресло.
— Что ты мелешь, а, что ты мелешь?! — быстро заговорил Владимир. — Ты сам где был? — Он повернулся к другому краю стола. — Я выходил из своего номера, он, — палец показал вбок на Аркадия, — был впереди и свернул на центральную лестницу. А потом объявился в баре минут, этак, через пятнадцать, как раз когда Олег собирался идти искупаться.
Теперь обвиняемый захотел увидеть противника, и у него получилось, потому что Алексей несколько сдвинулся.
— Что молчишь?! Ты где сам-то был?! Примчался как угорелый!
Попал. Это увидели все. Аркадий неуклюже, боком, застыл в своем кресле. Лицо, как у пропустившего сильный удар боксера, не понимающего — что сейчас сделать.
Теперь и ему самому стало понятно, как все со стороны выглядит.
Алексей, не чувствуя уже свою надобность, легкими шагами переместился к бару.
— Врет он, — глядя не прямо в глаза сидящему напротив человеку, произнес племянник. — Я из своего номера пошел, да, по центральной лестнице, и сразу к бару пошел. Врет. Он видеть меня не мог — прямо сейчас придумал.
Человек шумно вздохнул, но без тяжести, а скорее — наоборот с облегчением.
Далее последовало совсем неожиданное — он указал Олегу на правую руку:
— Утром у вас был пластырь на среднем пальце, теперь лента из марли, ниточкою прихваченная. Пластырь в бассейне потеряли?
Тот утвердительно качнул головой:
— Когда тело вытаскивал.
Это снова понравилось:
— Ну, утешили вы меня, утешили. Не было преступного сговора.
И сам вывод, и последовательность, в которой пошел разговор, вызвали растерянное недоумение.
Председатель, меж тем, сел «по-фараоновски» в кресле, и лицо его приняло строгий, холодный вид.
— Сговора не было. А что было?.. — он сделал небольшую после чистой риторики паузу. — Окурок. Я быстро понял, что это демонстрационный окурок, понял, прежде чем его осмотрел — потому и размер в полсигареты для большей заметности. Окурок был, так сказать, принесенным. При осмотре я обнаружил, что у него нет, как положено, следов от горящего конца — нет черного материала. Кончик горящий был вот здесь, — он указал на стол, — вывернут в пепельницу. Правильно, чтобы в кармане не осталось следов сигаретной грязи. Другими словами — сигарету не курили там в раздевалке. Ее вообще не курили — фильтр сохранился полностью, чистенький и не замятый нигде зубами, то есть, осторожно попыхали в воздух. На фильтр я обратил внимание еще в раздевалке, плюс некоторые детали.
Он посмотрел на Олега.
— Вы, я узнал, лечились от алкоголя?
— Ну, было.
— А сухенькое попиваете, к крепкому не тянетесь.
— Так вылечили, слава богу.
Человек усмехнулся, оставив услышанное без комментария.
— И окурок этот демонстрационный, ведь на курящих бросает тень. Это ясно. Пересуетились. — На секунду явилось то выражение, что резануло Алексея страхом в раздевалке недавно. — Ну, нюх у меня заработал, сколько я их видел — рецидивистов! А тут, рубашка летом с длинными рукава