Переложив шар из правой в левую руку, но чтобы нотариус продолжал видеть крест, он ответил быстрым рукопожатием и вернулся в исходное положение.
* * *
— Интересная история.
— Это, Сергей Петрович, не самый финал.
— А что еще?
— Я тут записал, более или менее точно. — Старший охранник извлек бумажку: — «Наследник любой очереди вступает в права после похорон и не имеет права покидать территорию до дня похорон, а день назначается по общему согласию всех четырех». И еще сказано: «В случае отказа вступления в наследство, получившего это право по жребию, его физической или гражданской недееспособности после объявления завещания, наследство распределяется равными долями»... я не дописал, но между остальными, в общем. А что тут означает «гражданская недееспособность», Сергей Петрович?
— Гражданская?.. Психическая невменяемость или вынесенный по уголовному преступлению судебный приговор, вот что это означает. Любопытно. Ну, пойдем в дом?
— Пойдемте. Странно — «гражданская», а по «уголовному».
— Эта такая юридическая формулировка стандартная, Леша.
Они прошли к дому, где после газона начинался окаймляющий синеватый асфальт, и прямо с него ступили внутрь разъехавшихся на фотоэлементах панелей.
Глядевшие во внешность затемненные стекла невольно побуждали встретить приглушенность внутри, но что-то такое и предусмотрел архитектор, желая поразить входивших воздушным объемом, еще более светлым и солнечным, чем давала снаружи природа — свет шел через стекла и добавлялся вертикальной системой тоненьких шахт зеркального перископического устройства. Зайчики, проникавшие сверху, лезли озорными пятнами в зелень зимнего сада, росшую кругом в изобилии, бегали по ореховым перилам просторной лестницы, уходящей спиралью вверх. Хоть не от первого впечатления, гость все равно приостановился, поводил в стороны поднятой головой и даже вдохнул в себя так, словно захотел вобрать кусочек пространства.
— Хорошо здесь.
Но почти уже улыбнувшись, перехватил взгляд молодого человека и ответил таким же — да, все это для них обоих очень скоро останется в прошлом.
Зимний сад обходил первый этаж с трех сторон, кроме противоположной, на которой находился бассейн.
Человек показал туда кивком головы:
— Работает?
— Да, чего ж ему не работать.
Оба увидели женщину, появившуюся рядом с розовым чайным кустиком, стройную очень, в темно-сером открытом платье, но не траурном, по фасону, скорее, — вечернем.
Расстояние было несколько большим удобного для взаимных приветствий, и охранник решил посодействовать:
— Вы познакомьтесь тут сами. Я, Сергей Петрович, отнесу чемодан в вашу комнату.
— Спасибо, Алеша.
Прибывший повернулся к женщине, чуть постоял и сделал к ней несколько шагов. Та тоже сдвинулась ему навстречу.
— Вы с юга?
— Да, здравствуйте.
— Здравствуйте. Муж говорил, вы были другом покойного?
— В этом роде. Меня зовут Сергей Петрович.
— Елена.
— Припоминаю. Ваше имя как-то звучало — жена его племянника. Не ошибся?
— Правильно.
Она сдержанно улыбнулась.
Еще показалась мужская фигура метрах в пяти впереди, фигура сначала выдвинулась из-за увитой плющом перегородки, однако затем сдвинулась наполовину назад — опять расстояние было малоудобным для представлений, и приехавший лишь сделал кивок в ту сторону.
Женщина обернулась
— Владимир… двоюродный брат.
— Да, тоже припоминаю. Но видеться не приходилось.
Средних лет человек расслышал слова и подтвердил их полуулыбкой.
— А что мы стоим, — она сделала знак рукой, приглашая в глубину зимнего сада.
Приехавший подчинился, показав даме идти вперед, и по дороге чуть задержался у розового куста с небольшими нераспустившимися еще бутонами — зелень сада была очень знакомой, а этот куст всегда особенно нравился. Дальше будет уютный грот с мягкими креслами, баром и фонтанчиком в напольной бронзовой вазе, где они, да, много сиживали с покойным.
Приехавший обошел деревце с красноватыми листьями и сразу за ним увидел знакомый продолговатый стол, кресла, молодого человека на другом конце, и тот, старше, что был впереди, сел с ним рядом.
— Здравствуй, Аркадий.
Тот, привстав, поздоровался и поинтересовался для вежливой процедуры о том, как прошла для гостя дорога.
Бутылок на столе не было — только бокалы, гостю следовало распорядиться по этому поводу самому, у других имелось уже содержимое, а из бокала молодой женщины шли пузыри.
Человек, хорошо представляя выбор, тоже было подумал о стакане брют «Абрау-Дюрсо», не магазинном, конечно, а том, что привозили сюда по заказу, но позволительное для дамы мужчине в траурный день шло не очень, да и в машине подукачало.
Он подошел к бару, подумал у бутылочного многообразия…
Плеснул себе немножечко скотча и сразу выпил глотком.
Еще подумал, снял с крючка штопор, за его спиной пока никто не проронил ни слова.
Красное терпкое «Бордо» полилось в стакан — темное, уверенное в себе, как допускавшиеся к сбору этого сорта немолодые уже и благополучные французские женщины.
Приехавший возвратился к по-прежнему молчавшей компании и сел у длинного конца стола, оказавшись от остальных на некотором удалении.
Оно и лучше от табачного дыма, хотя легкие синие струйки быстро тянуло вверх.
У ближнего пустого кресла стоял недопитый стакан отлучившегося четвертого — стало быть, свободного брата умершего от первого по отцу брака, старшего его немного годами — угадавшего, значит, наследство по жребию.
Прочим, надо полагать, здесь невесело.
Человек хотел спросить про похороны, но не успел.
— Вы на пенсии или работаете, Сергей Петрович? — поинтересовался брюнет.
— Работаю. Благодаря вашему брату, кстати сказать.
— А кем, если не секрет?
— Руковожу, — человек приостановился и сделал большой глоток, — охраной крупной компании руковожу. — Он не стал опускать стакан и сделал еще — теперь так, чтобы интенсивный букет немного пополоскался по рту… — А когда похороны?
Ему не ответили и отчего-то переглянулись.
— Вы бывший военный? — женское резное лицо смотрело на него в пол оборота — внимательное и красивое.
— Я бывший следователь, Елена.
Человек поставил стакан и задумался.
О чем ему было сейчас?
Только о том, как быстро движется время, очень быстро, порою кажется — как поезд, вошедший в туннель, вот виден уже его маленький оставшийся хвостик.
— На этом поприще мы с ним и познакомились двадцать годов назад.
— Когда он сидел?
— Нет, перед этим. Я вел его дело.
Она теперь повернулась к нему, и дымчатые какие-то глаза стали шире.
— Вы его и посадили?
— Посадил. Аркадий, ты разве не знал эту историю?
— Нет.
Захотелось еще глотнуть, но человек решил досказать.
— Фарцовка. А где фарцовка, там часто валюта. С валютой — это двенадцать минимум. В начале восьмидесятых он к нам попал. Тогда никаких снисхождений. Он, помнится, тихо так проговорил: «Мать не доживет».
Человек мотнул головой, взял стакан, еще раз мотнул и выпил тремя глотками.
— Хе, мне закрывать уже дело, заключение писать, я даже ему потом не рассказывал — всю ночь не спал. Мы ж людей научаемся видеть. Другой на три года напакостит, а задушить бы мерзавца. А тут вижу, совсем не гнилой человек. И можно переквалифицировать на семь. С нарушениями, конечно. Но можно. Ну, где семь, там и пять через условно-досрочное.
Человек посмотрел на стакан, выпитый слишком быстро.
— Вот такие дела.
Что-то пробежало сразу между тремя, сообщившись через внутренний телефон, и человек понял это вроде комплимента в свой адрес.
Женщина вдруг энергично допила свой бокал.
Гость встал.
— Вам налить, Елена?
— Если можно... — она немного смутилась.
— Да, «Абрау-Дюрсо».
Он направился к бару, а мужчины и женщина, будто спрашивая друг друга, обменялись торопливыми взглядами.
— Так когда похороны?
— Вы присядьте, пожалуйста, Сергей Петрович, — попросил в ответ молодой человек.
— Ну, сейчас вот налью.
Он вернулся со стаканом темно-красного и светлым с пузырьками бокалом.
— Прошу вас, сударыня.
— Спасибо.
Послышалось движение в глубине зимнего сада от возвращавшегося четвертого родственника, чей недопитый стакан с белым вином стоял рядом, приехавший повернул в ту сторону голову — он только слышал от покойного о существовании сводного брата, но никогда его здесь не встречал, — однако, минуя деревцо с темно-зеленым стволом и красноватыми листьями, явился Алексей.
— Добрый день. Я хотел узнать, не требуется ли от меня чего? Сергей Петрович, вещи у вас в комнате.
Племянник Аркадий ответил за всех, что не требуется, а старший охранник вежливо сообщил что и так все знали — в случае необходимости достаточно позвонить. Домик охраны находился тут же на территории.
— А где ваш четвертый родственник? — приехавший спросил больше для разговора. — Подскажите, заодно, как его величают.
Племянник стал стряхивать пепел, двоюродный брат решил отхлебнуть, пауза, непонятно отчего, затянулась.
— Он умер, — тихо проговорила женщина.
Человек недоверчиво посмотрел — неуверенный, что не ослышался. Взгляд перешел с женщины на соседний бокал.
— А это вот чьё?
— Его.
Даже менее значительные события требуют кое-каких подробностей, это написалось на лице человека — его левая бровь сдвинулась вверх и застыла.
— Э, позвольте мне, — начал двоюродный брат.
После этого он захотел вздохнуть, захотел откинуться на спинку кресла — то и другое не получилось.
— Мы незадолго перед вами сидели тут, обсуждали, ну, вы сами понимаете.
— Ни черта пока что не понимаю.
— Да. Мы обсуждали, так сказать, ситуацию.
Говоривший испытывал нехватку слов.
— Он почувствовал себя плохо?
— Нет. То есть, да. — Рука показала на кресло: — Он умер.