Тодд бегом рванул на кухню, чувствуя, что начинает задыхаться.
Старик сидел не шевелясь: локти разъехались, а голова бессильно свесилась вниз. Глаза закрыты, а веки приобрели пунцовый оттенок…
– Дюссандер! – закричал Тодд. Липкая слюна во рту вдруг стала горячей от страха и адреналина, разгонявшихся по телу жаркой волной крови. – Только попробуй сдохнуть!
– Не кричи! – ответил Дюссандер, не открывая глаз. – Там, в шкафу, есть все, что нужно…
– Где у тебя моющие средства? Любые! И тряпки? Мне нужны тряпки!
– Все под раковиной.
К тому времени кровь на кухне почти высохла. Дюссандер, подняв голову, наблюдал, как Тодд сначала оттирал лужи на полу, а затем соскребал пятна с ножек стула, на котором сидел бродяга. От напряжения юноша нервно кусал губы и громко фыркал, будто конь, закусивший удила. Наконец порядок был наведен, и на кухне воцарился стойкий запах моющего средства.
– Под лестницей есть ящик со старыми тряпками, – сказал Дюссандер. – Положи грязные в самый низ. И не забудь вымыть руки.
– Я не нуждаюсь в твоих советах. Это ты втянул меня во все это!
– Правда? А ты – молодец! Не растерялся. – В его голосе прозвучала нотка иронии, но он тут же застонал, и лицо исказила гримаса боли. – Поторопись!
Тодд убрал тряпки и поднялся по ступенькам подвала. Наверху он обернулся, бросил последний оценивающий взгляд, выключил свет и закрыл дверь. Затем подошел к мойке, закатал рукава и, открыв горячую воду, опустил руки в мыльную пену… и вытащил нож, которым Дюссандер зарезал бродягу.
– Жаль, что не могу перерезать тебе им горло, – мрачно заметил Тодд.
– Да, и отправить в ад. Не сомневаюсь.
Тодд вымыл нож, вытер его и положил в ящик. Затем, покончив с остальной посудой, сполоснул раковину и бросил взгляд на часы: 22:20.
Он подошел к столику с телефоном, взял трубку и с сомнением посмотрел на нее. Его не оставляло чувство, что он упустил что-то очень важное, как едва не произошло с ботинком бродяги. Но что? Он никак не мог сообразить. Если бы не проклятая головная боль, он бы точно вспомнил! Раньше память его никогда не подводила, и теперь ему стало страшно.
Тодд позвонил в «Скорую» – трубку взяли после первого же гудка.
– Служба «Скорой помощи Санта-Донато». Что случилось?
– Меня зовут Тодд Боуден. Я нахожусь в доме номер девятьсот шестьдесят три по Клермон-лейн. Нужна «скорая».
– Кому-то стало плохо, сынок?
– Моему знакомому, мистеру Д… – Он осекся, закусив губу так сильно, что показалась кровь, и от пульсирующей боли в голове на мгновение едва не отключился. Он чуть было не произнес «Дюссандер», выдав настоящее имя старика совершенно постороннему человеку.
– Успокойся, сынок, – прозвучал голос в трубке. – Не торопись и просто отвечай на вопросы.
– Моему знакомому мистеру Денкеру, – сказал Тодд. – Похоже, у него сердечный приступ.
– А какие симптомы?
Тодд начал перечислять, но, услышав о резкой боли в груди, спустившейся по левой руке, дежурный все понял и сказал, что «скорая» приедет через десять, максимум двадцать минут в зависимости от пробок. Тодд повесил трубку и потер глаза.
– Вызвал? – едва слышно поинтересовался Дюссандер.
– Да! – взорвался Тодд. – Да, вызвал! Вызвал, черт тебя побери! Да! Да! Да! Ты можешь заткнуться?
Он с силой надавил на глаза – в них вспыхнули мириады ярких точек, сменившихся красными кругами. Возьми себя в руки, малыш Тодд! Успокойся! Все идет нормально! Все путем!
Открыв глаза, он снова поднял трубку. Теперь самое трудное. Надо позвонить домой.
– Алло? – послышался мягкий спокойный голос Моники. Тодд представил, как он тычет ей в нос дулом винтовки и нажимает на спусковой крючок.
– Мамуль, это Тодд. Дай мне папу. Скорее.
Он давно не называл ее «мамулей» и знал, что это подействует на нее быстрее, чем все остальное. Он не ошибся.
– Что случилось? В чем дело, Тодд?
– Просто позови его к телефону!
– Но что…
В трубке раздался треск, и он услышал, как мать что-то сказала отцу. Тодд приготовился.
– Тодд, что случилось?
– Пап, мистер Денкер… у него, кажется, сердечный приступ. Я уверен.
– Господи! – Тодд слышал, как отец пересказывал новость матери. Затем в трубке снова послышался его голос: – Он еще жив? Как, по-твоему?
– Жив. В сознании.
– Слава Богу! Вызови «скорую».
– Только что вызвал.
– Молодец! Насколько он плох, как думаешь?
Жаль, что недостаточно плох.
– Не знаю, пап. Диспетчер сказал, что приедут быстро… но мне страшно. Ты не можешь приехать и подождать со мной?
– Конечно, могу! Буду через четыре минуты!
Пока отец вешал трубку, Тодд слышал, как мать начала что-то говорить. Он тоже положил трубку на рычаг.
Четыре минуты.
У него было четыре минуты, чтобы подчистить все окончательно. Четыре минуты, чтобы вспомнить, что именно он упустил. Или ничего не упустил? Неужели все это из-за нервов? Господи, он уже жалел, что позвонил отцу. Но разве такой поступок не был естественным? Конечно, был! О чем еще таком же естественном он не подумал? О чем?..
– Будь ты проклят! – неожиданно простонал он и бросился на кухню. Голова Дюссандера лежала на столе с закрытыми глазами.
– Дюссандер! – закричал Тодд и начал трясти старика за плечи. Тот застонал. – Очнись! Очнись, скотина!
– Что? Приехала «скорая»?
– Письмо! Сейчас приедет отец, времени совсем нет. Где это чертово письмо?
– Что… Какое письмо?
– Ты велел мне сказать родителям, что получил важное письмо. Я так и сделал… – У него перехватило дыхание. – Я сказал, что оно из-за границы… из Германии. Господи! – Тодд нервно взъерошил волосы.
– Письмо… – Дюссандер с трудом оторвал голову от стола. Морщинистые щеки были нездорового бледно-желтого цвета, губы посинели. – Думаю, от Вилли. Вилли Франкеля. Дорогой… дорогой Вилли.
Тодд бросил взгляд на часы: прошло уже две минуты, как он повесил трубку. За четыре минуты отец, конечно, не успеет добраться от их дома до Дюссандера, но на скоростном «порше» будет здесь очень скоро. Времени оставалось совсем мало. К тому же Тодда не покидало ощущение, что нечто важное он все равно упускает. Но сейчас было не до этого.
– Ладно, хорошо! Я читал письмо, ты разволновался, и случился сердечный приступ. Годится. Так где оно?
Дюссандер тупо глядел на юношу.
– Письмо? Где оно?
– Какое письмо? – непонимающе произнес старик, и Тодд едва не вцепился ему в горло.
– То, которое я тебе якобы читал! От Вилли или как его там! Где оно?
Они оба посмотрели на стол, будто ожидая, что письмо вдруг волшебным образом материализуется там само по себе.
– Наверху, – наконец произнес Дюссандер. – Посмотри в комоде. Третий ящик. Маленькая деревянная шкатулка. Крышку придется сломать – ключ я давно потерял. Там лежат очень старые письма от друга. Без подписи. Без дат. Все на немецком. Выбери любое. Поторопись…
– Ты совсем рехнулся? – вскинулся Тодд. – Я же не знаю немецкого! Как я могу прочитать письмо?
– А с чего это Вилли будет писать мне по-английски? – резонно возразил Дюссандер. – Если ты мне его прочитаешь на немецком, то сам ничего не поймешь, а я пойму. Понятно, что
ты будешь произносить слова неправильно, но разобрать я все равно смогу…
Дюссандер, как обычно, снова оказался прав, и Тодд не стал терять времени на препирательства. Даже после сердечного приступа голова у старика работала что надо. Тодд помчался наверх, на мгновение задержавшись у двери посмотреть, не приехал ли отец. Прошло не меньше пяти минут, но «порше», по счастью, видно не было. Времени совсем не осталось.
Он взбежал наверх, перепрыгивая через ступеньки, и вихрем влетел в спальню Дюссандера. Тодд никогда не заглядывал сюда раньше – просто не было интереса – и теперь лихорадочно озирался по сторонам в незнакомом помещении. Комод оказался дешевой поделкой с претензией на модерн. Тодд упал перед ним на колени и резко потянул на себя третий ящик. Он чуть выдвинулся и, перекосившись, намертво застрял.
– Проклятие! – простонал Тодд. Он был мертвенно бледен, только на щеках выступили яркие пунцовые пятна, да голубые глаза потемнели и стали похожи на грозовые облака над Атлантикой. – Вылезай, чертова рухлядь!
Он рванул за ручку изо всех сил и чуть не опрокинул на себя комод. К счастью, комод, качнувшись, все-таки устоял, и ящик вылетел из него, упал на колени Тодду. По комнате разлетелись носки, трусы и майки Дюссандера. Порывшись в белье, оставшемся в ящике, Тодд нащупал и вытащил деревянную шкатулку длиной девять и высотой три дюйма. Крышка, как и предупреждал старик, оказалась заперта на маленький висячий замочек. Ну что за день?! Все не так!
Уложив разбросанные вещи в ящик, Тодд попытался засунуть его на место, но он снова застрял. Парнишка дергал его туда и обратно, чувствуя, как глаза начало щипать от струившегося пота. Наконец ящик задвинулся, и Тодд поднялся со шкатулкой в руках. Сколько прошло времени?
Кровать была на столбиках, и Тодд с размаху саданул по одному из них замком, надеясь, что так удастся его сбить. По руке до самого локтя прокатилась волна боли, но он лишь недобро ухмыльнулся. Дужка замка чуть погнулась, но из защелки не выскочила. Тогда Тодд, не обращая внимания на боль, ударил еще раз, на этот раз сильнее. От шкатулки отскочила щепка, однако
замок выдержал. Юноша, нервно хохотнув, подошел к столбику с другой стороны кровати и, размахнувшись, ударил замком изо всех сил. На этот раз замок сорвался.
Тодд открыл крышку шкатулки, в этот момент по стенам спальни заплясал свет от фар подъезжавшей машины.
Он лихорадочно просмотрел бумаги и вещицы, лежавшие в шкатулке. Открытки. Медальон. Сложенная в несколько раз фотография голой женщины в одних черных подвязках, отделанных рюшем. Старый бумажник. Несколько удостоверений личности. Кожаная обложка для паспорта. А в самом низу – письма.
Свет фар стал ярче, послышалось урчание мощного двигателя «порше», и… все стихло!