Если нашли снимок уличного фотографа, значит, побывали у него дома.
Тодд быстро пробежал глазами статью, лихорадочно соображая. Об убитых бродягах пока ни слова! Но их тела обязательно найдут, и газеты тогда взорвутся заголовками: «КОМЕНДАНТ ПАТЭНА ОСТАЛСЯ ВЕРЕН СЕБЕ!», «УЖАСНАЯ НАХОДКА В ПОДВАЛЕ НАЦИСТА! ОН ПРОДОЛЖАЛ УБИВАТЬ!».
Тодд покачнулся – земля уходила у него из-под ног.
Откуда-то издалека донесся отчаянный крик матери:
– Держи его, Дик! Он падает!
Падает! Падает! Падает!
Это слово закрутилось в голове, будто на нем заело пластинку. Тодд смутно почувствовал, как отец подхватил его. Перед глазами все поплыло, и он потерял сознание.
27
Эд Френч откусил от плюшки и развернул газету. Увидев первую полосу, он едва ли не подавился.
– Эдди! – встревожилась Сондра Френч. – С тобой все в порядке?
– Папа подавился! Папа подавился! – торжественно пропела маленькая Норма и с удовольствием стала помогать матери стучать Эду по спине. Тот не обращал на них внимания, не в силах отвести изумленный взгляд от газеты.
– Да что с тобой? – снова спросила Сондра.
– Это он! Он! – закричал Эд, с силой тыча пальцем в фотографию. – Тот самый человек! Лорд Питер!
– Да о чем ты…
– Это дед Тодда Боудена!
– Что? Военный преступник? Да ты с ума сошел!
– Это точно он! – почти простонал Эд. – Господи Боже, никаких сомнений!
Сондра Френч долго разглядывала фотографию.
– На Питера Уимзи совсем не похож! – пришла она к выводу.
28
Тодд, бледный как мел, сидел на диване между родителями.
Напротив располагался вежливый седовласый полицейский по имени Риклер. Дик предложил позвонить в полицию, но Тодд сказал, что сделал это сам, и его голос, когда он говорил, был ломающимся, как у подростка.
Теперь же Тодд говорил безучастно и монотонно, чем до смерти пугал Монику. Ему должно было скоро исполниться восемнадцать, но во многих отношениях он оставался еще совсем мальчишкой. Такой шок не мог не сказаться на мальчике.
– Я читал ему… даже не знаю… «Тома Джонса» Филдинга. «Мельницу на Флоссе» Джордж Элиот. Меня книга не впечатлила. Рассказы Готорна. Я помню, ему особенно понравились «Каменный лик» и «Молодой Браун». Начали «Записки Пиквикского клуба», но потом бросили. Он сказал, что Диккенс смешнее всего, когда рассуждает серьезно, а Пиквик вообще
похож на котенка. Он так и выразился. Наверное, самой лучшей книгой был «Том Джонс». Она нам обоим понравилась.
– И это было четыре года назад, – уточнил Риклер.
– Да, я заезжал к нему, когда было время, а потом стал учиться в школе в другом конце города. Нас туда возили на автобусе… тренировки… стали больше задавать на дом… в общем… всяких дел прибавилось.
– И свободного времени стало меньше.
– Да, верно. В старших классах заниматься приходиться больше… надо набирать баллы для колледжа.
– Тодд – очень способный ученик, – почти автоматически добавила Моника. – По успеваемости он второй в классе. Мы им очень гордимся.
– Еще бы! – заметил Риклер с понимающей улыбкой. – У меня в школе «Фэрвью», что в конце долины, учатся два сына. Так к ним претензий нет только по физкультуре. – Он повернулся к Тодду: – А когда стал учиться в другой школе, ты уже больше не читал ему?
– Нет. Только иногда – газету. Он спрашивал меня, что в заголовках. Очень следил за скандалом с «Уотергейтом». И всегда интересовался котировками фондовой биржи, а там все напечатано так мелко, что он просто опупевал. Извини, мам.
Она молча погладила его по руке.
– Не знаю, зачем ему нужны были котировки, но он следил за ними.
– У него имелись кое-какие акции, – пояснил Риклер. – И проценты помогали ему сводить концы с концами. Хотите, я вас удивлю? Человек, который помог ему купить акции на чужое имя, был осужден за убийство в конце сороковых! Бывают же совпадения! У Дюссандера в доме нашли пять комплектов удостоверений личности на разные имена. Надо отдать ему должное: заметать следы он умел.
– Наверное, акции он хранил где-нибудь в банке, – заметил Тодд.
– Прошу прощения? – Риклер удивленно приподнял брови.
– Акции, – повторил Тодд, и отец, который сначала тоже удивился, согласно кивнул.
– Сертификаты акций были в ящике под кроватью, – ответил Риклер, – вместе с фотографией, где он снят как Денкер. А у него что – была абонирована депозитная ячейка в банке, сынок? Он говорил об этом?
Тодд, подумав, покачал головой.
– Просто я подумал, что акции должны храниться там. Не знаю… вся эта история… понимаете… у меня просто крыша от нее едет! – Он удрученно покачал головой. Он действительно был потрясен, но постепенно приходил в себя и чувствовал, как напоминает о себе инстинкт самосохранения. Реакция обострилась, и одновременно к нему вернулась способность соображать. Если Дюссандер действительно снял ячейку в банке для хранения своего письма, то не разумно ли было держать в ней и акции тоже? Вместе с фотографией?
– Мы работаем над этим делом вместе с израильтянами, – сказал Риклер. – Неофициально. И попрошу вас не упоминать об этом журналистам, если надумаете с ними разговаривать. Они – настоящие шакалы и умеют вытягивать нужную информацию. С тобой хочет встретиться человек по имени Вайскопф, Тодд. Если ты сам не против, и с согласия родителей, разумеется.
– Я не против, – ответил Тодд, но невольно поежился при мысли, что его будут обнюхивать те же ищейки, что выслеживали Дюссандера последнюю треть его жизни. Дюссандер был о них исключительно высокого мнения, и Тодд напомнил себе, что расслабляться нельзя ни на минуту.
– Мистер и миссис Боуден, вы не возражаете против встречи вашего сына с мистером Вайскопфом?
– Нет, если Тодд согласен, – ответил Дик Боуден. – Но я хотел бы при этом присутствовать. Я читал про то, как действуют агенты МОССАДа…
– Вайскопф – не агент МОССАДа. Он – специальный сотрудник, как их называют израильтяне. Вообще-то он преподает грамматику идиша и – вы не поверите! – английскую литературу. И даже написал два романа, – улыбнулся Риклер.
Дик поднял руку, останавливая его:
– Кем бы он ни был, я не позволю ему давить на Тодда. Судя по тому, что я слышал, эти ребята не очень-то разборчивы в
средствах. И я хочу, чтобы и вы, и этот Вайскопф запомнили раз и навсегда: Тодд всего лишь желал помочь старому человеку и понятия не имел, кем тот являлся на самом деле!
– Все в порядке, пап. – Тодд слабо улыбнулся.
– Я просто рассчитываю на вашу помощь, – пояснил Риклер, – и с уважением отношусь к вашему мнению. Но уверен, вам понравится мистер Вайскопф и вы убедитесь в его тактичности. У меня больше нет вопросов, но я вряд ли выдам тайну, если скажу, что именно интересует израильтян. Тодд был с Дюссандером, когда у того случился сердечный приступ…
– Он попросил приехать и прочитать ему письмо, – вставил Тодд.
– Это нам известно. – Риклер подался вперед и уперся локтями в колени. Галстук выскользнул из пиджака и коснулся пола. – Израильтяне хотят побольше узнать об этом письме. Дюссандер был крупной рыбой, но не единственной, за кем они охотятся. Во всяком случае, так утверждает Сэм Вайскопф, и я ему верю. Они думают, Дюссандер мог знать и о других преступниках. Большинство из тех, кто еще не умер, скорее всего живут в Южной Америке, но кто-то ведь мог поселиться и в других странах. Вы знаете, что арестовали бывшего заместителя коменданта Бухенвальда в фойе гостиницы в Тель-Авиве?
– Да вы что! – Глаза Моники округлились от изумления.
– Именно так! – подтвердил, кивая, Риклер. – Два года назад. Израильтяне не исключают, что письмо, которое Дюссандер просил прочитать Тодда, было написано кем-то из военных преступников. Может, они и правы, а может, и нет. Но в любом случае, они хотят это выяснить.
Тодд, который специально возвращался в дом Дюссандера, чтобы сжечь письмо, сказал:
– Я бы с удовольствием помог вам или этому Вайскопфу, лейтенант Риклер, но письмо было на немецком. И читать его – это было нечто! Я чувствовал себя полным кретином. Мистер Денкер… Дюссандер… очень оживился и просил меня произносить некоторые слова по буквам, поскольку не мог понять, что я говорю. Но смысл он понимал. Помню, один раз даже рассмеялся, сказав: «Да, иначе ты бы и не мог поступить, верно?» А потом добавил что-то по-немецки. Это было минуты за две, за три
до приступа. Что-то вроде Dummkopf. Кажется, по-немецки это «глупый».
Он неуверенно посмотрел на Риклера, но был очень доволен своей складной ложью.
Риклер понимающе кивал:
– Да, мы знаем, что письмо было на немецком. Врач «скорой» слышал твое объяснение и подтверждает его. Но само письмо, Тодд… ты помнишь, что с ним произошло дальше?
Вот оно, подумал Тодд. Теперь они зацепятся!
– Мне кажется, когда приехала «скорая», оно так и лежало на столе. А потом мы все ушли. Под присягой я, конечно, утверждать не смогу, но…
– Мне кажется, письмо было на столе, – вмешался Дик. – Я даже брал его в руки. Обычная почтовая бумага, но что оно на немецком, я не обратил внимания.
– Значит, оно по-прежнему должно быть в доме, – сказал Риклер. – А его не было, и это не дает нам покоя.
– Его нет? В смысле – не было? – удивился Дик.
– Его не было и нет.
– Может, дверь взломали воры, а потом ограбили? – предположила Моника.
– Взламывать никакой необходимости не было, – пояснил Риклер. – В суматохе, когда старика увозили на «скорой», дверь не заперли. Похоже, сам Дюссандер никого об этом не попросил. Ключ от дома так и остался у него в брюках, когда он умер. С момента отъезда «скорой» и до половины третьего сегодняшней ночи, когда мы все опечатали, дом был открыт.
– Тогда это все объясняет! – заявил Дик.
– Нет, – возразил Тодд. – Я понимаю, что смущает лейтенанта Риклера. – Он действительно отлично все понимал. Не видеть этого мог только слепой. – Почему вор ни на что не позарился, кроме этого письма? Да еще на немецком? Как-то не вяжется. Конечно, у мистера Денкера и красть-то особенно было нечего, но не письмо же брать!