Но Боузман его почти не слушал, изо всех сил пытаясь вспомнить, почему это имя кажется ему знакомым. Он испытывал смутное беспокойство, которое явно не было вызвано мыслью, что местная школьная знаменитость может оказаться убийцей бездомных. Он нахмурился, но вспомнить никак не мог.
Хэп ушел, а Дэн Боузман продолжал безуспешно ломать голову над этой загадкой, когда в участке появились Риклер и Вайскопф… При звуке их голосов его наконец осенило.
– Боже милостивый! – воскликнул он и, вскочив, поспешил им навстречу.
30
Моника планировала поехать в магазин, а Дик – на встречу с клиентом, но оба были готовы остаться дома, если так пожелает Тодд. Он отказался, заверив, что предпочитает побыть один. Тодд решил, что почистит винтовку и за работой хорошенько все обдумает. Следовало привести мысли в порядок.
– Тодд… – обратился к сыну Дик и вдруг поймал себя на мысли, что не знает, что сказать. Его отец, наверное, посоветовал бы помолиться, но времена изменились, и Боудены никогда не отличались религиозностью. – В жизни всякое бывает, – туманно произнес он, видя, что сын ждет окончания фразы. – Постарайся не принимать случившееся слишком близко к сердцу.
– Все нормально, – заверил его Тодд.
После отъезда родителей взял ветошь и ружейное масло и отнес все это на скамейку возле кустов роз. Потом сходил в гараж за винтовкой и разобрал ее, чувствуя, как сладкий аромат цветов приятно щекочет ноздри. Тодд работал увлеченно, тихо мурлыкая мелодию и иногда насвистывая. Тщательно почистив и протерев все детали, он собрал винтовку. Руки совершали привычные движения автоматически, и можно было не думать. Когда через пять минут все было готово, Тодд вдруг заметил, что зарядил винтовку. Стрелять по мишени он не собирался, но винтовку все равно зарядил. Зачем – он и сам не знал.
Конечно, знаешь зачем, малыш Тодд. Время, как говорят, пришло!
В этот момент к дому подкатил блестящий желтый «сааб». Из машины стал выбираться человек, который показался Тодду смутно знакомым, но окончательно он узнал мужчину, только когда тот направился к нему по тропинке. На нем были светло-голубые полукеды. Ожившая картинка из прошлого – его почтил присутствием не кто иной, как Калоша Эд Френч, он же Кедоносец.
– Привет, Тодд. Давно не виделись!
Тодд поставил винтовку у края скамейки и широко улыбнулся:
– Здравствуйте, мистер Френч! Как вы оказались в нашей глуши?
– Твои родители дома?
– Нет. А они вам нужны?
– В общем-то нет, – ответил Эд Френч после долгой паузы. – Наверное, так даже лучше – нам никто не помешает поговорить с глазу на глаз. Во всяком случае для начала. Может, у
тебя имеется вполне разумное объяснение всему, хотя, видит Бог, я сильно в этом сомневаюсь.
Он достал из заднего кармана брюк вырезку из газеты. Тодд догадался, что на ней, еще до того, как Эд передал ее ему – фотографии Дюссандера. Второй раз за день! Одна, сделанная уличным фотографом, была обведена в кружок. Все ясно: Френч узнал «дедушку» Тодда. И теперь он хотел поведать об этом всему миру. Хотел поделиться своим открытием. Проклятый Калоша Эд с его дурацкими кедами!
Полицию, конечно, это очень заинтересует, хотя там и так уже все знают. В этом у Тодда никаких сомнений не осталось. Через полчаса после отъезда Риклера он почувствовал, что летит в пропасть. Он словно поднялся высоко в небо на воздушном шаре, а потом шар проткнули стальной стрелой, и теперь он неудержимо летит вниз, набирая скорость с каждой новой секундой.
Главный его прокол – телефонные звонки. Чертов Риклер ловко провел его, заставив сунуть голову в петлю. «Ему звонили раз или два в неделю». И пусть копы рыщут по всей Южной Калифорнии в поисках престарелых нацистов. Отлично! Только вдруг телефонная компания этого не подтвердит? Тодд не знал, могла ли телефонная компания быть в курсе, сколько мест ных звонков сделано с конкретного номера, но Риклера выдал взгляд…
Потом письмо. Тодд по неосторожности ляпнул, что у старика ничего не украли, а Риклер наверняка сообразил: знать это он мог, только если возвращался в дом. А Тодд действительно там побывал, причем не один, а целых три раза. Первый раз – забрать письмо, а два других – проверить, не пропустил ли он какой-нибудь улики. Все было в порядке: он даже гестаповской формы не нашел. Видимо, за четыре года Дюссандер избавился от нее сам.
И еще в подвале были зарыты трупы, а Риклер о них не обмолвился ни единым словом.
Сначала Тодд этому даже обрадовался. Пусть полицейские потопчутся на месте, а он за это время соберется с мыслями и продумает до мелочей версию, которой будет придерживаться.
Следы земли на одежде, появившиеся, когда он закапывал труп, его не беспокоили – он все постирал той же ночью, а потом высушил феном, прекрасно понимая, что Дюссандер мог умереть, и тогда заявятся полицейские. Старик не раз повторял, что осторожность излишней не бывает.
Но постепенно до него дошло, что радоваться рано. Погода стояла теплая, а в такие дни запах в подвале усиливался. Когда Тодд был в доме последний раз, запах чувствовался довольно сильно. Наверняка полицейские заинтересовались его происхождением и нашли источник. Тогда почему Риклер об этом не обмолвился ни словом? Готовил неприятный сюрприз? А если Риклер готовил Тодду неприятные сюрпризы, значит, он попал под подозрение.
Тодд посмотрел на вырезку и увидел, что Калоша Эд отвернулся и смотрел на улицу, хотя там ничего особенного не происходило. Риклер мог подозревать сколько угодно, но, кроме подозрений, у него ничего не было.
Если, конечно, не появятся новые факты, свидетельствующие об особых отношениях Тодда и старика.
Именно такие факты мог предоставить Калоша Эд.
Нелепый человек в дурацких кедах. А нелепые люди не заслуживали права на жизнь. Тодд дотронулся до ствола винтовки.
Да, Калоша Эд был недостающим звеном в полицейском расследовании. Копы никогда не смогут доказать, что Тодд был пособником Дюссандера в одном из убийств. Но если Калоша Эд даст показания, они могут доказать сговор. И что тогда? На этом все и закончится? Вряд ли! Полицейские возьмут выпускную фотографию Тодда и начнут показывать бродягам. Вряд ли, конечно, они всерьез будут на что-то рассчитывать, но такой возможности Риклер ни за что не упустит. Если причастность Тодда к одной группе убийств доказать нельзя, может, удастся связать его с другими преступлениями.
А что потом? Потом суд.
Отец, понятно, наймет лучших адвокатов. И Тодда вытащат. Потому что все улики косвенные. А на жюри присяжных он сумеет произвести благоприятное впечатление. Но жизнь его все
равно пойдет под откос. О нем напишут в газетах, вытащат на свет Божий все грязное белье, как полуразложившиеся трупы из подвала Дюссандера.
– Человек на фотографии и человек, который пришел ко мне в кабинет, когда ты учился в девятом классе, – одно и то же лицо, – неожиданно произнес Эд, поворачиваясь к Тодду. – Он выдал себя за твоего деда. Теперь выясняется, что он – военный преступник.
– Да, – подтвердил Тодд. Его лицо странным образом изменилось: из него словно ушла жизнь, черты застыли в холодной маске бездушного манекена.
– Как это могло случиться? – спросил Эд. Судя по всему, он хотел, чтобы вопрос прозвучал строго и требовательно, но вышло совсем иначе: жалобно и даже с обидой: – Как это могло случиться, Тодд?
– Одно потянуло за собой другое, – ответил он и взял «винчестер». – Вот так все и вышло. Сначала одно… а потом другое. – Он снял винтовку с предохранителя и навел на Эда. – Глупо, конечно, но все получилось именно так.
– Тодд?! – Глаза Эда расширились, и он попятился. – Тодд! Ты же не станешь… пожалуйста, Тодд. Давай погово…
– Поговоришь на том свете с проклятым фрицем! – ответил Тодд и нажал на спусковой крючок.
В душной полуденной тишине прогремел выстрел. Эда отбросило к машине, и он, пытаясь устоять на ногах, уцепился за дворник, сорвав его с держателя. Эд в недоумении опустил глаза: на голубой водолазке расползалось пятно крови. Выпустив из рук дворник, он перевел взгляд на Тодда и прошептал:
– Норма…
– Как скажешь, приятель, – отозвался Тодд и выстрелил. На этот раз пуля угодила в череп: капли крови и осколки костей брызнули во все стороны.
Эд, пошатнувшись, повернулся к дверце водителя и стал заваливаться, продолжая шептать имя дочери непослушными губами. Тодд выстрелил еще раз, теперь уже целясь в поясницу, и воспитатель упал. Пару раз его ноги конвульсивно дернулись, и наконец он затих.
Не так-то просто избавиться от воспитателя! – подумал Тодд с нервным смешком. И в этот момент голову вдруг пронзило такой острой болью, что он невольно зажмурился.
Когда он открыл глаза, боли не было – такой легкости и свободы он прежде никогда не ощущал. Все было в полном порядке, и на душе царило удивительное спокойствие. Лицо снова обрело живость и вместе с ней – привлекательность.
Тодд вернулся в гараж, забрал все патроны – их оказалось больше четырех сотен – и, сложив в старый рюкзак, водрузил его на плечи. Выходя на улицу, он широко улыбался, и глаза светились тем радостным ожиданием, какое бывает у мальчишек в день рождения, на Рождество и в День независимости 4 июля. Так улыбаются мальчишки, предвкушая, как будут запускать фейерверки, прятаться в шалашах и пещерах или праздновать победу в спортивном матче, после которой ликующие болельщики вынесут их со стадиона на своих плечах. С такими улыбками светловолосые парни в касках отправляются на войну.
– Я – властелин мира! – закричал он в высокое синее небо, вскидывая руки с зажатой в них винтовкой. Повернув направо, он направился на склон у автострады к знакомому стволу упавшего дерева. Там он мог укрыться…
С ним удалось покончить лишь через пять часов, когда стало темнеть.
Осень невинности«Тело»
Джорджу Маклеоду