– И на меня они станут смотреть косо, – быстро добавил Боуден. – Наверняка! Моника всегда считала, что я вмешиваюсь не в свое дело. Я стараюсь держаться в стороне, но вы сами видите, что происходит. Мне кажется, сейчас надо просто переждать… какое-то время.
– В подобных делах у меня есть немалый опыт, – сказал Эд Френч, накрывая папку руками и устремляя на Боудена серьезный взгляд. – Я уверен, что психологическая помощь пойдет им на пользу. Вы понимаете, что мой интерес к их семейным проблемам связан только с влиянием, которое эти проблемы оказывают на успеваемость Тодда, причем влияние крайне негативное.
– Позвольте сделать вам встречное предложение, – сказал Боуден. – Насколько я понимаю, в середине четверти выставляется промежуточная оценка за успеваемость?
– Да, – осторожно подтвердил Френч. – Она выставляется только тем, кто не сумел усвоить пройденный материал и получал по предмету лишь двойки и единицы. Не случайно ребята называют такой табель «ужастиком».
– Замечательно! – отозвался Боуден. – Тогда я предлагаю следующее: если мальчик по итогам половины четверти получит неуд хотя бы по одному предмету, – он поднял скрюченный палец, – я поговорю с сыном и невесткой о посещении психолога. И настою на этом. Если в апреле…
– Вообще-то подобные табели выдаются в первой неделе мая…
– Да? Так вот: если мальчик получит неуд хотя бы по одной дисциплине, я гарантирую, что его родители отправятся к психологу. Они любят сына, мистер Френч. Просто сейчас они так заняты своими проблемами, что… – Он пожал плечами.
– Понимаю.
– Давайте дадим им время разобраться во всем и навести в семье порядок. Каждый сам кузнец своего счастья. Кажется, так говорится в пословице?
– Да, так, – подтвердил Эд и, взглянув на часы, увидел, что до следующей встречи у него осталось пять минут. – Я согласен.
Они поднялись, и Френч на прощание пожал старику руку, по-прежнему помня, что сильно жать ее нельзя.
– Однако должен вас предупредить, что наверстать в течение месяца материал за полгода вряд ли реально. Тут нужно горы своротить, никак не меньше. Так что придется вам выполнить данное обещание, мистер Боуден.
– Поживем – увидим. – Губы Боудена тронула та же непонятная улыбка.
Во время беседы Эда Френча что-то постоянно смущало, но что именно, он понял только во время обеда в кафетерии, через час после ухода «лорда Питера» с элегантно зажатым под мышкой зонтиком.
Они разговаривали не меньше пятнадцати минут, скорее даже двадцать, и за все это время старик ни разу не назвал внука по имени.
Как только закончились занятия, Тодд, вскочив на велосипед, помчался к дому Дюссандера. Взбежав на ступеньки крыльца, он отпер дверь своим ключом и вихрем помчался на кухню через гостиную. На пороге залитой солнцем кухни Тодд замер, чувствуя, что в горле пересохло, а живот свело. На лице попеременно отражались то надежда, то отчаяние.
Дюссандер раскачивался в кресле с полным стаканом виски в руке. Он не стал переодеваться и сидел в том же костюме-тройке, только чуть ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Немигающий взгляд бесстрастных, как у ящерицы, глаз был устремлен на Тодда.
– Ну? – наконец выдавил Тодд.
Дюссандер выдержал паузу, которая показалась Тодду вечностью. Затем он, не торопясь, поставил стакан возле бутылки с виски и ответил:
– Этот болван поверил всему.
Тодд вздохнул с облегчением.
Но прежде чем он сумел что-то сказать, Дюссандер добавил:
– Он хотел отправить твоих родителей на консультации к своему другу в службу доверия. Даже настаивал на этом.
– Господи! А ты… ты – что?
– Пришлось импровизировать, – ответил старик. – Совсем как той девочке из сказки, где требовалось проявить смекалку. Я всегда умел быстро соображать. Пообещал, что твои родители отправятся к психологу, если тебе выставят неуд хотя бы по одному предмету за половину четверти.
Тодд побледнел.
– Да ты что?! – закричал он. – Я уже завалил в этой четверти две контрольные по алгебре и одну по истории! – На бледном лице проступили капельки пота. – Сегодня был тест по французскому, и я с ним тоже не справился… Точно не справился! Я не мог ни о чем думать, кроме как об этом проклятом Эде и о том, удастся ли тебе с ним разобраться. Да уж, ты разобрался, нечего сказать! – Он горько усмехнулся. – Обойтись без неудов? Да у меня их будет пять или шесть!
– Это максимум, что я мог сделать, не вызвав подозрений, – пояснил Дюссандер. – Каким бы болваном ни был этот Френч, он выполняет свою работу. А тебе придется выполнить свою.
– Это как? – Лицо Тодда перекосилось от злобы, а голос срывался.
– Займешься учебой. В предстоящий месяц тебе придется пахать как рабу на галерах. Мало того, в понедельник ты подойдешь к каждому учителю и скажешь, что тебе стыдно и что ты берешься за ум. Ты…
– Это невозможно, – сказал Тодд. – Ты не понимаешь. Это просто нереально! Я отстал по естествознанию и истории недель на пять. А по алгебре вообще на десять!
– Тем не менее, – отозвался Дюссандер, наливая себе еще виски.
– Считаешь себя самым умным, да? – закричал Тодд. – Ты не можешь мне приказывать! Время, когда ты командовал, давно прошло! Это понятно? – Он вдруг перешел на издевательский шепот: – А воевать теперь тебе по силам только с насекомыми и грызунами! Ты лишь больной старик, который только и может, что портить воздух да мочиться в постели!
– Заткнись и слушай, мерзавец! – оборвал его Дюссандер.
Тодд только дернул головой.
– До сегодняшнего дня, – продолжил старик, понизив голос, – ты еще мог, хотя бы чисто теоретически, выдать меня и выйти сухим из воды. Не думаю, что при твоих расшатанных нервах у тебя бы это получилось, но все-таки. Однако сейчас все изменилось. Сегодня я выступил в роли твоего дедушки, некоего Виктора Боудена. И никто не усомнится, что поступить так я мог только при твоем… – как это называется? – потворстве. Если это выйдет наружу, ты уже ни за что не отмоешься. И у тебя не будет никаких оправданий. Сегодня я об этом позаботился.
– Я хочу…
– Он хочет! Хочет! – взревел Дюссандер. – Да кого волнует, что ты хочешь? Меня тошнит от твоих желаний – наплевать на них и забыть! Меня интересует только одно: отдаешь ли ты себе отчет, в каком положении мы оказались?
– Отдаю, – угрюмо пробурчал Тодд, сжимая кулаки: он не привык, чтобы на него кричали. На ладонях остались следы от ногтей, которые были бы еще заметнее, не начни он грызть ногти месяца четыре назад.
– Хорошо. Тогда ты извинишься перед учителями и начнешь заниматься. Ты будешь штудировать учебники даже во время переменок. Даже во время еды. После уроков будешь являться ко мне и заниматься. И по выходным тоже.
– Не здесь, – быстро сказал Тодд. – Дома.
– Нет, дома ты начнешь постоянно отвлекаться и витать в облаках, как делал до сих пор. Здесь я буду стоять над твоей душой и, если надо, заставлять. Тут я защищаю себя. Я смогу тебя контролировать и проверять, как ты все выучил.
– Ты не можешь заставить меня приходить, если я не захочу.
Дюссандер сделал очередной глоток.
– Это верно. Тогда случится то, что и должно. Ты провалишься. Этот воспитатель, Френч, будет ждать, что я выполню свое обещание. А если не дождется, позвонит родителям. И они узнают, что по твоей просьбе мистер Денкер любезно согласился выдать себя за твоего деда. Они узнают и про настоящие отметки, и про то, как ты их переправил. Они…
– Хватит! Я буду приходить.
– Ты уже здесь. Начнем с алгебры.
– Ну уж нет! Сегодня ведь пятница!
– Теперь ты будешь заниматься каждый день, – мягко произнес Дюссандер. – Начнем с алгебры.
Тодд, поколебавшись, опустил глаза и полез в рюкзак за учебником, однако старик успел заметить, как пылала в его взгляде жажда убийства. Причем убийства настоящего, убийства в буквальном, а не в переносном смысле. С тех пор как он стал ловить на себе эти оценивающие, полные жгучей ненависти взгляды, прошло много лет, но он отлично их помнил. Наверняка его собственный взгляд в тот день, когда он изучающе присматривался к беззащитной шее подростка, был таким же.
Мне нельзя расслабляться ни на секунду, с некоторым удивлением подумал он. Ни на секунду!
Дюссандер качался в кресле, потягивал виски и не спускал глаз с засевшего за учебники Тодда.
Мальчик поехал домой, когда на часах было почти пять. Он чувствовал себя абсолютно разбитым и опустошенным, перед глазами плыли круги, внутри все клокотало от чувства бессилия и злобы. Каждый раз, когда взгляд уходил в сторону от раскрытого учебника с непонятными идиотскими значками множеств, подмножеств, упорядоченных пар и декартовых координат, раздавался скрипучий голос Дюссандера. О присутствии старика напоминали только этот голос, мерное поскрипывание кресла-качалки и сводивший с ума стук шлепанцев о пол. Старик сидел, как стервятник, поджидавший смерти своей добычи. Почему все это случилось? Как он мог угодить в такую переделку? В голове царила полная неразбериха. Сегодня Тодду удалось кое-что понять в теории множеств, за которую он получил неуд как раз перед самыми рождественскими каникулами. Ему даже показалось, что эти знания улеглись в голове с громким щелчком, но их явно будет недостаточно, чтобы написать контрольную на следующей неделе.
До конца света оставалось всего пять недель.
Краем глаза он заметил сойку, лежавшую на боку возле обочины. Ее клюв медленно открывался и закрывался. Она безуспешно пыталась отползти в безопасное место. Тодд решил, что ее сбила проезжавшая мимо машина и отбросила в сторону. Глаза-бусинки раненой птицы неотрывно следили за ним.
Тодд долго ее разглядывал, придерживая руль велосипеда. На улице стало заметно прохладнее. Друзья, наверное, все это время проторчали на бейсбольной площадке на Уолнат-стрит, где отрабатывали подачи и приемы, а скорее всего просто разминались или тренировались с битой. В это время года начинались всякие бейсбольные состязания. Поговаривали, что собираются создать школьную команду для участия в неофициальном городском чемпионате, а некоторые родители мечтали о соревнованиях и посерьезнее. Тодд, конечно, играл бы питчером. Он был настоящей звездой в команде детской бейсбольной лиги, пока в прошлом году не вышел из нее по возрасту. Играл бы!