– Такое иногда случается, – сказал он, опираясь, видимо, на свой шестимесячный опыт практикующего врача. – Заранее никто этого знать не может, но иногда подобное происходит. Похоже, у вас как раз тот самый случай.
Моррис кивал, глотая слезы.
– Судя по всему, ваш паралич не является полным, – продолжал Тимпнелл, похлопывая Морриса по руке. – Но я не знаю, насколько удастся восстановить двигательные функции. Думаю, что и доктор Кеммельман тоже этого не скажет. Вам предстоит длительный курс физиотерапии, причем довольно болезненный… Но по сравнению с тем, что могло бы быть… в общем, вы меня понимаете.
– Да, – подтвердил Моррис сквозь слезы. – Я понимаю. Слава Богу! – Вспомнив о своем заявлении Лидии, что Бога нет, он залился краской.
– Я сообщу доктору Кеммельману, – пообещал Тимпнелл на прощание и поднялся.
– А вы не могли бы позвонить моей жене? – попросил Моррис. Несмотря на ее занудство и причитания, он все-таки к ней что-то испытывал. Может, даже любовь, хотя трудно представить, чтобы это чувство уживалось с неизменно посещавшим его желанием свернуть ей шею.
– Да, конечно. Сестра, вы не будете так любезны…
– Конечно, доктор, – кивнула она, и Тимпнелл с трудом сдержал улыбку.
– Спасибо! – поблагодарил Моррис, вытирая глаза бумажной салфеткой из пачки на тумбочке. – Огромное спасибо!
Тимпнелл вышел из палаты. Пока они разговаривали, мистер Денкер проснулся. Сначала Моррис хотел извиниться за шум, но потом решил, что не стоит.
– Насколько я понял, вас можно поздравить, – сказал мистер Денкер.
– Жизнь покажет, – ответил Моррис, как и доктор Тимпнелл, едва сдерживая улыбку. – Жизнь покажет.
– В жизни все так или иначе образуется, – туманно заметил Денкер и включил пультом телевизор. Было без четверти шесть, и они застали конец эстрадного представления «Хи-хоу», а потом начались новости. Безработица росла, а темпы инфляции замедлились. Последние опросы службы Гэллапа показывали, что если бы выборы проходили сейчас, то Джимми Картер проиграл бы четырем республиканским кандидатам. После убийства чернокожего ребенка в Атланте снова вспыхнули расовые волнения (только через полгода полиция заподозрит, что череда подобных убийств – дело рук маньяка), которые комментатор назвал «Ночью насилия». В блоке местных новостей сообщили об убийстве неизвестного мужчины, труп которого обнаружили в саду возле Сорок шестого шоссе. Его зарезали и забили дубинкой.
Около половины седьмого позвонила Лидия. Доктор Тимпнелл выразил осторожный оптимизм. Лидия же была им преисполнена. Она поклялась обязательно навестить мужа на следующий день, даже если это убьет ее. Моррис сказал ей, что любит ее. В тот момент он любил абсолютно всех: Лидию, доктора Тимпнелла с его немыслимой прической, мистера Денкера и даже молоденькую санитарку, которая принесла ужин, едва он повесил трубку.
В больничном меню на сей раз были рубленый бифштекс, картофельное пюре, салат из моркови с горошком и небольшая порция мороженого на десерт. Санитарку – застенчивую девушку со светлыми волосами лет двадцати, работавшую в больнице на добровольных началах, – звали Фелисией. У нее тоже были хорошие новости: ее парень устроился программистом в «Ай-би-эм» и сделал ей официальное предложение.
Мистер Денкер, чья учтивая обходительность вызывала неизменные симпатии медсестер и санитарок, искренне за нее порадовался:
– Просто чудесно! Пожалуйста, присядьте и расскажите нам все самым подробным образом. Все-все-все, ничего не утаивая!
Фелисия, покраснев, улыбнулась и сообщила, что, к сожалению, никак не может:
– Нам надо раздать еду пациентам в этом крыле, а потом в другом. А уже половина седьмого!
– Тогда завтра вечером. И никаких отговорок! Мы настаиваем, правда, мистер Хайзел?
– Конечно, – пробормотал Моррис, думая совершенно о другом.
Пожалуйста, присядьте и расскажите нам все самым подробным образом.
Он уже слышал раньше именно эти слова, произнесенные таким же доброжелательным тоном. Никаких сомнений! Но от кого? От Денкера?
Все-все-все!
Голос образованного горожанина. И в нем звучала угроза. Волк в овечьей шкуре. Точно!
Но где?
Все-все-все, ничего не утаивая!
В Патэне?
Моррис Хайзел бросил взгляд на тарелку с ужином – мистер Денкер уже с энтузиазмом занялся своим. Разговор с Фелисией привел его в отличное расположение духа. Совсем как визит юноши со светлыми волосами.
– Чудесная девушка! – заметил Денкер, отправляя в рот салат из моркови с горошком.
Пожалуйста, присядьте…
– Кто? Фелисия? Да, она очень милая.
…и расскажите нам все самым подробным образом. Все-все-все, ничего не утаивая!
Моррис снова посмотрел на тарелку и вдруг вспомнил, как это было в концлагере. Сначала за крошечный кусочек мяса, даже самого червивого и покрытого плесенью, человек был готов пойти на убийство. Но со временем дикий голод исчезал, а желудок превращался в небольшой серый камень, упрятанный в живот. Казалось, что от чувства голода ты избавился раз и навсегда.
Пока перед тобой не оказывалась еда.
Расскажите нам все… Ничего не утаивая… Пожалуйста, присядьте и расскажите нам ВСЕ самым подробным образом.
На пластиковом больничном подносе остывал бифштекс. Почему Моррис вдруг вспомнил о молодом барашке? Нет, не об обычной баранине и даже не об отбивной: баранина могла оказаться жилистой, а отбивная – жесткой. У людей, зубы у которых едва держались в деснах, эти блюда едва ли могли вызвать дикий аппетит. Другое дело, если ноздри улавливают непередаваемый аромат мяса молодого барашка, которое тушится в подливе с овощами, мягкими и такими вкусными. Почему он вдруг вспомнил о подливе? Неужели?..
Дверь распахнулась, и в палату вбежала раскрасневшаяся, сияющая Лидия. Она опиралась на алюминиевый костыль и передвигалась точь-в-точь как раненый приятель шерифа Честер из ковбойского сериала «Дымящееся ружье».
– Моррис! – закричала она. Вслед за ней показалась такая же счастливая соседка Эмма Роуган.
Мистер Денкер от неожиданности выронил вилку и, буркнув ругательство, с отвращением поднял ее с пола.
– Это настоящее чудо! Господи, какое счастье! – заверещала Лидия, не в силах сдержать переполнявшие ее чувства. – Я позвонила Эмме и спросила, можем ли поехать прямо сегодня, а не завтра. «Эм, – сказала я, – какая же я тогда жена, если не смогу перетерпеть боль ради любимого мужа?» Дословно! Правда, Эм?
Эмма Роуган, судя по всему, не забывшая, что именно их щенок отчасти виновен в падении Морриса, охотно закивала.
– Тогда я позвонила в больницу, – продолжала Лидия, сбрасывая плащ и устраиваясь поудобнее для продолжительной беседы, – и мне сказали, что время посещений уже закончилось, но в моем случае готовы сделать исключение, если, конечно, мы пообещаем, что пробудем недолго, поскольку можем доставить беспокойство мистеру Денкеру. Мы вас не очень побеспокоим, мистер Денкер?
– Нет, ну что вы, – с обреченным видом успокоил ее мистер Денкер.
– Садись, Эмма, и возьми стул у мистера Денкера, он все равно сейчас свободен. Моррис, оставь в покое мороженое – ты перепачкался им как ребенок. Не волнуйся, мы быстро поставим тебя на ноги! Я сама тебя покормлю. Открой ротик… шире-шире… вот так, а сейчас глотай и – прямо в животик. Вот молодец! И не спорь! Мама лучше знает, как надо! Ты только посмотри, Эмма! Волос почти совсем не осталось! И неудивительно – даже представить страшно, что он мог до конца жизни сидеть в инвалидном кресле. Это настоящее чудо Господне! Я говорила ему, что стремянка качается. «Моррис, – сказала я, – слезай немедленно с лестницы, пока…»
Скармливая ему мороженое, она говорила без умолку и так протарахтела еще целый час. Когда Лидия наконец удалилась, опираясь на костыль одной рукой, а другой – держась за Эмму, Моррис уже не думал ни о тушеном молодом барашке в подливе, ни о словах, словно донесшихся из далекого прошлого. Чувствуя себя совершенно разбитым и опустошенным, он провалился в глубокий сон.
В три часа ночи Моррис проснулся с разинутым в беззвучном крике ртом.
Теперь он знал! Знал, где и когда видел человека, лежавшего на соседней кровати. Только звали его тогда не Денкер, а совсем по-другому.
Еще никогда в жизни Моррису не приходилось видеть такого кошмара. Ему с Лидией подарили лапку обезьяны, и они попросили денег. А потом посыльный из «Вестерн юнион» в форме «Гитлерюгенда» принес им такую телеграмму:
ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ СМЕРТИ ВАШИХ ОБЕИХ ДОЧЕРЕЙ КОНЦЛАГЕРЕ ПАТЭН ТЧК СОБОЛЕЗНУЕМ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМЕ КОМЕНДАНТА ТЧК ВАШ СЧЕТ БАНКЕ ПЕРЕЧИСЛЕНО СТО ДОЙЧМАРОК ТЧК ПОДПИСЬ КАНЦЛЕР ГЕРМАНИИ АДОЛЬФ ГИТЛЕР
Хотя Лидия никогда не видела дочерей Морриса, она издает истошный вопль и просит обезьянью лапку вернуть их к жизни. Комната погружается в темноту, а с улицы слышатся неровные шаркающие шаги.
Моррис стоит в темноте на четвереньках, и в нос ему внезапно ударяет запах газа, дыма и смерти. Но можно загадать еще одно, правда, последнее желание и положить конец ночному кошмару. Но сначала надо найти лапку. И тогда он не увидит своих дочерей, превращенных в обтянутые кожей скелеты с ввалившимися глазами и выжженными номерами на прозрачных от худобы ручонках.
Требовательный стук в дверь.
Моррис продолжает лихорадочно искать лапку, но все впустую. Ему кажется, поиски затянулись на целую вечность. А потом вдруг дверь распахивается. Он зажмуривается, лишь бы ничего не видеть – пусть у него лучше вырвут глаза, но он ни за что не станет смотреть!
И все-таки он посмотрел. Не мог не посмотреть. Как будто чьи-то чудовищные руки взяли его за голову, повернули к двери и заставили открыть глаза.
Но на пороге стоят вовсе не его дочери – там Денкер. Только намного моложе, в эсэсовской форме и фуражке, щегольски заломленной набок. Сапоги начищены до зеркального блеска, пуговицы сияют.
В руках огромная кастрюля с пузырящейся в подливе тушеной ягнятиной.